Читать книгу «Наваждение» онлайн полностью📖 — Андрея Бурцева — MyBook.
image

Глава 1

«Въ этой странѣ, менѣе другихъ изслѣдованной на всемъ материкѣ, лежитъ подножiе плоскогорiй, на которомъ возвышаются громадныя вершины, превосходящiя высотою даже вершины Пиренеевъ, а неподалеку къ западу открываются проходы, наиболѣе посѣщаемые во всѣ времена, между равнинами Туркестана и долиною Инда, благодаря чему Афганистанъ сталъ такъ важенъ въ военномъ отношенiи и еще болѣе того сталъ играть роль въ исторiи торговли и переселенiй…

Хотя ни преданiя, ни легенды не говорятъ ничего о переходахъ по горамъ въ древнiя времена арiйскихъ предковъ, но тѣмъ не менѣе близкое родство, почти тождество религiй, обрядовъ, молитвъ и сходство языковъ и цивилизацiи на берегахъ «индiйскаго Семирѣчья» – не допускаютъ сомнѣнiя въ томъ, что горные проходы… были хорошо известны и утилизированы. Походы Александра, затѣмъ владѣния греческихъ государствъ, простиравшихся отъ Бактрiаны до покатостей снѣжныхъ горъ и, можетъ быть, до самаго сердца Индiи, сблизили вновь оба конца арiйскаго мipa черезъ проходы Гинду-Куша; затѣмъ буддистскiе миссiонеры… Монголы, Турки, Персы проложили эти дороги по азiятскимъ вершинамъ, а теперь Pyccкie и Англичане, одни – расположившись лагеремъ въ равнинахъ Оксуса, а другiе – въ укрѣпленномъ полукружiи, въ которомъ Пешаверъ занимаетъ центръ, – ожидаютъ, въ чемъ сильно убѣждены туземцы, сигнала штурма и сраженiй».

Элизе Реклю. «Земля и люди». Всеобщая географiя. (пер. с франц.), т. IX. 1887 г.

«До похода Александра-Великаго въ Индiю, куда проникъ онъ черезъ Кабулистанъ, не имѣемъ мы объ этой странѣ почти никакихъ положительныхъ свѣдѣнiй; все что можно сказать о судьбахъ ея до этой эпохи основывается на соображенiяхъ и догадкахъ… Верить Парсiйскимъ преданiямъ, такъ о Кабулистанѣ упоминается еще въ Авестѣ, подъ вменемъ Ваэкерета, седьмой страны созданной Ормуздомъ* но самъ послѣднiй переводчикъ Авесты, Шпигель, не придаетъ большой цѣны этому преданiю, считая его скорѣе не за преданiе, а за догадку Гузварешских переводчиковъ Авесты. Ваэкерета характеризуется въ этой последней как «Дужако шаянэмъ», что, по Шпигелю, можно переводить и «Жилище Дужака», и «Жилище Дужаковъ», принимая слово Дужакъ за собственное имя лица или народа… Далѣе, также Авеста язвою страны Ваэкерета считаетъ пайрика, злыхъ существъ женскаго рода, одаренныхъ, на соблазнъ людямъ, очаровательными прелестями…

Скаты и гребни горъ в странѣ, видѣли мы, представляютъ повсемѣстно почти, остатки стѣн прежняго времени, обозначаемые теперь у туземцевъ общимъ названiемѣ Кафиръ-Кала, «языческихъ замковъ», или «языческихъ городищь», на томъ снованiи, что по мнѣнiю ихъ, это были укрѣпленiя древнихъ жителей страны».

Риттер К… Землевѣдѣнiе. Географiя странъ Азiи, находящихся въ непосредственныхъ сношенiяхъ с Россiею. Кабулистанъ и Кафиристанъ. С-Петербургъ. 1867.

*Авеста – собрание священных текстов зороастрийцев, старейший памятник древнеиранской литературы; Ваэкерета – населённая «ежами», страна «злых теней», земля лошадей (ведич., авест.); Ормузд (Аурамазда, Ахурамазда, Ахура Мазда, Ормазд) – верховное божество зороастрийского и ахеменидского пантеонов. Пайрика – предположительно, ведьмы (авест.), носители темных сил, созданные Ангра-Майнью (Анхра-Манью, Ахриман – олицетворение зла в зороастризме) в противовес деяниям Ахура Мазды.

Май 1981 г. Афганистан, провинция Герат, афгано-иранская граница.

К концу месяца после начала раскопок из-под слоев камней, песка и глины, нанесенных когда-то грязевыми потоками, стало возможно оценить размеры находки. Сооружение, тысячелетиями скрывавшееся от людских глаз, было довольно внушительно в диаметре и, вероятно, его когда-то уничтожил сель. Значительно пострадала наружная стена, не устоявшая перед разбушевавшейся стихией, но все же она выполнила в незапамятные времена свою главную задачу – защищать место поклонения, возможно, храм или усыпальницу, спрятанную за мощными лабиринтами стен второго и третьего рядов. И хотя понятно было, что в центре древнего архитектурного комплекса, расположенного на дне чашеобразной низины, находится нечто важное, до этой ценной части еще нужно было докопаться.

Каждый день Глеба Нершина, захваченного в плен офицера Советской Армии, приводили сюда под дулами автоматов еще до восхода солнца, когда свет зари становился достаточным, чтобы приступить к труду. Впрочем, он нисколько не тяготился это работой – напротив, она полностью занимала его сознание. Так и сегодня, рабочие, – нанятые чуть ли не за еду нищие крестьяне, заманенные на раскопки из окрестных мест, – совершив намаз, только кучковались у палаток, ожидая чужих повелений, а Нершин, удовлетворенный коротким сном, трудился в поте лица. Он увлеченно, и при этом очень бережно, извлекал грунт из-под пролета погребенной арки, на фронтоне которой виднелся полустертый веками и ни на что не похожий барельеф с фигурками животных и узорами затейливого орнамента.

В глубине этой арки располагался ход – куда он вел, нельзя было пока ничего сказать, но просунутая внутрь рука с определенностью ощущала движение прохладного воздуха. Возможно, где-то внутри всего лишь сходились пустоты, образованные естественным осаждением грунта, в которых теперь гулял сквозняк, но Нершину не хотелось верить в такое простое объяснение. Именно здесь, как он полагал, и находился тот объект, который защищали когда-то стены.

По правде говоря, всякий раз, когда Нершин запускал руку в дыру, ему становилось не по себе. Животные на барельефе выглядели отнюдь не миролюбиво. Часть их изображены были в профиль, и строго парами – по левой и по правой стороне арки, словно глядя друг на друга. Ниже всех, где барельеф выглядывал из-под земли, видны были два существа, телом и головой похожих на павианов, но почему-то с грозно раскинутыми паучьими лапами. Чуть выше них красовались одутловатые шарообразные создания с глазами-щелями и пастями, полными острых зубов, у этих были едва выражены конечности, больше похожие на остро отточенные шипы. Еще выше можно увидеть странных большеголовых птиц без клювов, с крыльями и когтистыми лапами. Возможно, это были не птицы, но Нершину ничего другого на ум не приходило. И довершало видимую часть барельефа, располагаясь по центру его, только одно животное, на котором был сделан акцент. Создавалось впечатление, что оно приставлено наблюдать за всеми изображенными здесь тварями. Оно, безусловно, было главным в этом языческом пантеоне.

Его изображенное в профиль тело изящно и гибко, похоже на крысиное. Передние лапы с четырьмя выраженными пальцами, остро отточенными когтями и зачатками перепонок, толстый хвост недостаточно длинен для крысиного, но все же внушительный в сравнении с размерами существа. Голова же была вылеплена в фас. Древний скульптор сумел придать барельефу живость и угрожающие черты: морда собрана в морщинистые складки, обнажена пасть, достаточно клыкастая, чтобы понять – с этим существом шутки плохи. Уши по-собачьи прижаты к голове, как будто оно в любую секунду готово броситься на тебя. Глаза и морда в целом тоже больше похожи на собачьи. Но вот ноздри очень напоминали лошадиные, а на задних лапах отчетливо видны были копыта. Получался какой-то крысо-собако-конь. Когда Нершин первый раз увидел его изображение, он вдруг вспомнил о легенде, согласно которой крыса когда-то была демоном, но Ганеша, индийский бог мудрости и богатства, обуздал его и сделал своим конем. Может, в понимании ваятеля, это и был конь Ганеши – до того как стал ездовым животным?

Под существом можно было увидеть сплетение s-образных завитушек, в них Нершин определил хвосты других точно таких же существ, как будто сожранных тварью, которая установила свое господство.

Именно это создание отчего-то внушало Нершину необъяснимый страх, когда он просовывал в темное отверстие руку и, не смея долго выдержать, торопился убрать, как будто из угрожающей черноты его могло схватить то существо. И все же он не мог удержаться от соблазна вновь ощутить движение холодного воздуха. Оно говорило ему о скрытой где-то глубоко внутри тайне. А все эти языческие страхи следовало приструнить.

Немного замерзнув и устав от долгого сидения на корточках, Нершин только сейчас заметил, что солнце давно взошло. Он перебрался на освещенное место и поискал взглядом своего соглядатая – угрюмый пуштун надсмотрщик, скрестив ноги, сидел на самом краю котлована, облокотившись на деревянный ящик, и по обыкновению делал вид, что дремлет. Его руки почти нежно касались «калаша», лежавшего на коленях – одна ладонь на рукоятке, вторая – на крышке ствольной коробки, ствол, естественно, направлен вниз, на то место, где находился «шурави» Нершин, с некоторых пор сменивший свою форму на обычную афганскую одежду.

Давно привыкнув постоянно видеть черное дуло автомата, Нершин тоже взял ящик, приготовленный для находок, но пока пустой, и сел на него, вытянув ноги. Очень хотелось курить, но от американских сигарет его уже начинало воротить. Нершина спасла бы пачка «Беломора», а лучше несколько, да только о родных папиросах здесь можно было лишь мечтать. И все же он вынул из кармана начатую упаковку «Lucky Strike», выудил одну сигарету и по привычке дунул в нее, как всегда делал, чтобы выгнать из папиросы крошки неспрессованного табака. Грустно усмехнулся, поглядев на пористый фильтр, и, вздохнув, закурил.

Едва он сделал первую затяжку, на дне котлована показалась сутулая тень человека с тростью в руках, в профиле головы которого можно было разобрать бородку и обтекаемые очертания английского пробкового шлема. Тень двинулась к месту, где отдыхал Нершин, но он даже не обернулся, прекрасно зная, кто это.

– Good morning, Captain Nershin, – сказал человек. – As they say in Russia, he who rises early, to him God gives.

Воспользовавшись лестницей, он медленно спустился вниз. Повторил на чистом русском:

– Доброе утро, капитан. Кто рано встает, тому Бог подает. Англичане и американцы, правда, говорят иначе: ранняя птичка находит червячка. Но русская поговорка мне кажется лучше. Бог подает – это про нас с вами! Доброе утро, что же вы молчите?

– Доброе, – неласково пробурчал Нершин, глядя на застывшего перед ним пожилого человека.

У старика была седая клинообразная борода, которая вместе с пошлым и ослепительно белым шлемом и белой же рубашкой сильно оттеняла загорелое лицо. Кожа старика вообще любила солнце – редкий европеец мог бы похвастать таким ровным и сильным загаром. Даже ноги его (там, где их не прикрывали шорты) были цвета молочного шоколада. Нершин поежился – в отличие от легко одетого собеседника, ему и сейчас, когда он уселся на солнышке, было пока не жарко.

– Вижу, вы не в духе, – сказал человек и закивал. – Понимаю, понимаю. Напрасно, капитан.

Человека звали Эдвард Грэнвилл. Впрочем, теперь Нершин знал его другую, настоящую фамилию – Грановский. Евгений Владимирович Грановский. По редким, проскальзывающим в разговорах деталям, Нершин подозревал в нем даже не белоэмигранта, а того, кто сбежал из Советской России уже после гражданской войны, во второй половине двадцатых. Это обстоятельство служило основным звеном в том презрении, которое испытывал Нершин к собеседнику. Впрочем, открыто проявлять это презрение не позволяло нечто зловещее, присутствовавшее в облике Грановского. Еще бы старику взгляд побезумнее, и получился бы вылитый Иван Грозный, будто сошедший со знаменитого репинского полотна. Только, естественно, одеть по-другому, не в рубашку и шорты. И еще в одном не мог отказать Грановскому Нершин – в змеиной изворотливости и хитроумии, которые таились под черепной коробкой этого человека.

– Ничего, Глеб Александрович, – благодушно произнес Грэнвилл-Грановский. – Еще немного осталось. Как закончим, так и доставим вас прямиком в ближайшее место дислокации советских войск. Вернем, так сказать, в целости и сохранности. Люди Абдулхамида только и ждут приказа.

Нершин посмотрел на соглядатая с «калашниковым». Тот больше не делал вид, что дремлет. Его жгуче-черные глаза под густыми бровями, торчащими из-под шапки-пуштунки, были направлены вниз, на обоих чужеземцев. Нершин подозревал, что этот мрачный тип с одинаковым удовольствием всадил бы по пуле обоим «неверным», не разбирая меж ними, кто советский гражданин, а кто подданный Ее Величества.

– Ишь, смотрит, – не выдержал он. – Того и гляди, дырку просверлит.

Грановский обернулся.

– Обычное дело. Не забывайте, это Афганистан. Здесь иноземец может быть хозяином только того пятачка, на котором непосредственно сидит, да и то, если с оружием в руках. Жаль, что ваши правители не учли это обстоятельство. Это же пуштуны, вечные охранители. Они всех за врагов считают, и только себя – истинными хозяевами здешних земель. Их не заботит, что кроме них на это претендует масса других народов, и только одному Аллаху известно, у кого на то больше прав. Эти малообразованные бедняки живут в глинобитных халупах, а вместо стекол до сих пор натягивают на окна бычьи пузыри, и жутко недовольны тем, что их отстранили от власти национальные меньшинства. Вот увидите, они еще подведут под это идеологическую базу: радикальный ислам, средневековые порядки, мало не покажется. В любом случае, с вашими они не договорятся.

– С вашими в свое время тоже не договорились. Сколько раз вы с ними воевали? Три войны? Вдоволь наигрались.