– Это потому тебя Малым прозвали? – с улыбкой спросил его полковник. – Ладно, чистая вода нам действительно нужна. Я в сарай со своим штуцером, а вы через несколько минут из хаты выходите.

Троица неспешно, оглядывая все вокруг, шла к колодцу – вкопанному в землю срубу с нависшим над ним «журавлем» – толстой жердиной с грузом на одном конце и привязанной деревянной бадьей на другом.

Алексей, прикусив нижнюю губу, напряженно вглядывался из чердачного продуха в свой сектор. Вокруг все было спокойно, ни веточка не шевельнется, ни вспорхнет из кустов испуганная неловким движением птица. Может, и правда он преувеличивает опасность? Простые ведь, небось, разбойники-оборванцы были, а не подготовленные к настоящему бою солдаты. Увидали, что охрана у служивых совсем маленькая, да зато коней у них добрых много и сани тяжело нагружены. А еще, небось, и местные им всяких басен понарассказывали, что тут аж целый полковник застрял, который серебром шибко богатый. С шеи у него золотая пластина на цепи свисает, на груди кресты с шелковыми лентами, и сабля на боку вся в серебре. Да и вообще, у всех остальных тоже при себе оружие отменное. Ну, вот и потекли слюнки у гайдуков. А чего, сторожат хату всего лишь двое, все же остальные в это время дрыхнут. Прирезать их во дворе по-тихому, а потом и остальных в доме, да и дело с концом. Но вот тут вдруг оказия случилась. Маленький воинский отряд был готов к ночному бою и устроил гайдукам горячую встречу. Все, что они смогли получить, – это дюжину угнанных коней и одиннадцать своих трупов, которые до сих пор еще лежат темными кочками среди грязи.

– По-моему, неравноценный обмен, – сделал вывод своим рассуждениям Алексей и прижал приклад штуцера плотнее к плечу. Карпыч с егерями наконец-то подошли к колодцу и теперь набирали из него в свои ведра воду.

Журавель со скипом склонял конец своей жердины вниз и потом поднимал ее вверх уже вместе со жбаном воды.

Но вот все ведра были наполнены, и троица пошла неспешно назад. Сто шагов оставалось ей до занимаемого отрядом двора, как вдруг раздался резкий возглас Леонтьева:

– Кусты, кусты вон шово́лятся, рядом со сломанным деревом! Слева от него!

Лешка в ту же секунду, буквально не целясь, послал пулю в указанное капралом место. Может быть, именно этот спонтанный выстрел и спас кого-то на дороге. Все трое с ведрами резко порскнули в стороны, а Карпыч так и вовсе упал сразу на грязную землю.

«Бам! Бам!» – грохнуло два ружейных выстрела из кустов. Дымок указал точное место стрелков, и следующие два выстрела с чердака сарая били уже прицельно.

– Кажись, попали! – возбужденно выкрикнул Мишка, выдергивая из поясного патронташа новый патрон.

– Не знаю, – покачал головой Курт. – Я стрелять в тень за кустом, хорошо, что там совсем не быть никакой листва. Но попасть или нет, я не могу сказать точно. Тень сразу пропасть, и я больше ее не видеть.

Перебежками, припадая по дороге к земле, троица «водоносов» добралась до своего двора и сразу же нырнула в хату. Вслед ей не раздалось более ни единого выстрела.

– Ну что, сходили по воду? – выбравшись из сарая, вслед за егерями вовнутрь заскочил и Егоров. – Много ли с собой ведер принесли?

– Да какой там, вашвысокоблагородие, – развел грязными руками Фрол. – Как только пули начали свистеть, так мы уже на земле были. А Карпыч вообще самый первый на дорогу упал.

– Повоюешь с мое – тоже такой же вот прыти наберешься, – проворчал ветеран, счищая грязь с полушубка.

– Ладно, главное, все живы и никто даже не ранен, – сказал с удовлетворением Алексей. – А ведь хорошо сидели эти в кустах, тихо. Только лишь в самый последний момент их сумел Леонтьев разглядеть. Я-то навскидку в них бил и вряд ли попал, а вот Курт с Мишкой – они вполне могли бы. Ну, все, убедились, надеюсь, теперь, что нужно и дальше сторожиться? – обвел он взглядом всех присутствующих. – То-то же! Из дома – никому ни ногой! Пока наши не приедут, караулим у продухов с ружьями. Чай, уж не помрем денек без воды? Главное, чтобы для раненого она была.

Прошло несколько долгих часов ожидания, и уже после полудня с южной стороны с дороги раздался шум подходящей кавалерии.

– Вашвысокоблагородие, наши, наши идут! – раздался крик наблюдателя с чердака сарая.

Часть прибывших всадников рассыпалась по двору, осматривая лежащие трупы, а добрая половина, спешившись, начала прочесывать окрестности вокруг хутора.

– Ваше высокоблагородие, дозорная рота в полном своем составе вместе с казачьей полусотней прибыла в ваше распоряжение! – выкрикнул доклад весь заляпанный грязью поручик. – Спешили, господин полковник, как чувствовали, что быстрее к вам нужно!

– Вижу, молодцы, Тимофей Захарович, – с улыбкой сказал Егоров, оглядывая знакомые лица разведчиков. – Быстро же вы добрались. Да хватит вам уже обниматься! – крикнул он Мишке. – Господин поручик, капрал Леонтьев покажет вам лесную дорогу к тому месту, где еще могут оставаться нападавшие. Берите сотню людей и проверьте там все тщательно. Здесь же достаточно будет и одного плутонга.

Большая часть егерей с приданными им казаками унеслась по лесной дороге, а оставшиеся стаскивали к опустевшему конскому загону трупы.

– Ваше высокоблагородие, на дворе одиннадцать было, – доложился вскоре Аникеев. – И вон из тех кустьев, у сломанного дерева, мы двенадцатого вытащили. И рядом еще кровь есть, капли ее по следу в лес тянутся. Ребятки по нему побежали, но не знаю, ежели рана слабая, то далеко может уйти. А я сказал, чтобы перед теменью они назад все возвращались.

– Все правильно, Борис, – кивнул Алексей, рассматривая лежащие трупы и сложенное здесь же оружие. – Однако, – покачал он с удивлением головой. – Не такие уж это и обычные разбойники. На половине из них жупаны арнаутов, и вооружены очень неплохо. Хоть все оружие и разномастное, но, помимо сабель, почти что у всех ружья при себе, и даже четыре турецких пистоля было.

– Ваше высокоблагородие, там это, там ребятки в дальнем доме кое-что интересное нашли, – доложил подбежавший к Егорову капрал. – Мы окрестный лес весь прочесали, а потом еще по всем дворам и их строениям пролезли.

Алексей зашел в темную, освещаемую лишь одним жировым светильником хату. Здесь стояли три егеря при фузеях с надетыми на них штыками. Испуганные семьи валахов сгрудились все в одной половине. В напряженной тишине слышалось лишь глухое постанывание.

– Здеся он лежит, вашвысокоблагородие, – кивнул на дальний угол капрал.

На топчане лежал бледный человек. Рядом на скамейке стоял деревянный таз с мутной, темной водой и какими-то тряпками. Капрал выбил искры на трут, и раздув осветил весь этот угол.

– Ах ты, Дрэгос, Дрэгос, – сказал с укоризной Алексей, рассматривая лежащего перед ним хозяина предоставленного егерям дома. Стянув часть покрывала, он покачал головой. Темная опухшая рука валаха была завернута в окровавленные тряпки. В тазике, в багрового цвета мутной воде лежали какие-то грязные лоскуты.

– И вот еще, вашвысокоблагородие, – один из егерей, зайдя в дом, протянул Егорову короткий кавалерийский карабин. – Мы его в сарае нашли. Глядим, а там сено как бы недавно разворошенное. Вилами туда потыкали, а там вона чего звякнуло. И вот еще что рядом лежало, – стукнул он по оголовью длинного широкого кинжала – бебута. – Так-то добрый османский клинок.

– Да такой же разбойник, как и те! – зло выкрикнул стоящий рядом капрал. – Вздернуть его надо, днем он вам улыбался, а по ночам ружжо свое заряжал и клинок точил.

При этих словах пара егерей дернулась в сторону раненого, а одна из валашек громко взвыла. За ней следом разревелись и дети.

– Отставить! – громко скомандовал Алексей. – Тут я буду решать, что, с кем и когда делать! Капрал, бегом в наш дом, зови сюда лекарей Устинова и Стринадко. Пусть они все свои причиндалы с собой захватят. Да-а, и пару светильников еще пусть возьмут. Здесь с одним темно уж больно. Всем остальным из хаты выйти! И местных тоже выведите, чтобы не мешали, – кивнул он на толпящихся у дальней стены валахов.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, виноват! – вытянувшись по стойке смирно, гаркнул капрал и пулей выскочил за дверь. Вслед за ним, подталкиваемые егерями, вышли и все валахи.

– Господин, семья, дети, не убивать, – приподнявшись с топчана, прошептал раненый. – Меня убивать, жена, дети нет вина. Я не хотеть зла, я говорить – не нападать на русский солдат. Но Марку – он сказал: надо напасть, русский мало, а их добро очень много.

По бледному лицу Дрэгоса градом тек пот, все его тело дрожало. Было видно, как тяжело валаху дается эта его речь.

– Лежи, никто не будет убивать твою семью, – вздохнув, сказал Алексей. – Да и ты уже свое получил, и похоже, что сполна. Ответь мне только на вопрос, Дрэгос: кто такой Марку и его люди, и откуда у них столько оружия?

Раненый в изнеможении упал на топчан, собрался с силами и через минуту снова горячо зашептал:

– Марку есть сотник арнаутов. Он долго служить господарям Александру Ипсиланти и Маноле, османам и русским. Но потом что-то произойти, он уйти с частью людей со своей службы и стать сам себе хозяин.

– Все понятно, я примерно так и предполагал, – проговорил негромко Егоров. – Как видно, по этой причине и стойкость в отряде при нападении. Отсюда неплохое оружие, амуниция и одежка. Ладно, прощай, Дрэгос, это твое, теперь мы с тобой в расчете, – и, положив на скамью столбик мелких серебряных монет, вышел из хаты.

К дому с большой кожаной сумкой и со светильниками в руках подошли лекари.

– Там, на топчане, в углу раненый из местных лежит, – кивнул себе за спину Егоров. – По-моему, ему руку ружейной пулей раздробило. Вы поглядите, ребятки, что там с этим можно поделать, – и пошел к месту прежнего квартирования отряда.

Через четверть часа из дома раздался громкий, истошный вопль. Одна из стоящих в толпе валахов баб кинулась к двери.

– Куды?! – Капрал с одним из егерей перехватили ее и оттащили от двери подальше. – Не велено никого вовнутрь пущать! Понимаешь, что я тебе говорю? Не боись, там лекаря наши трудятся!

Вскоре открылась входная дверь, на крыльцо вышел Онисим и выплеснул вбок кровь из бадьи.

– Вы это, вы прикопайте ее, что ли, где-нибудь, – сунул он капралу матерчатый окровавленный узелок. – Нехорошо как-то, ежели собаки али какой другой зверь будет таскать.

Служивый развернул узелок, и стоящая рядом с ним баба осела прямо в грязь. Из ткани на свет божий смотрела человеческая пятерня.

– Ну а чего мы с Веней тут вообще поделать-то могли? – сказал, словно бы оправдываясь, лекарь. – Там обе кости в локте совсем пулей раздробленные. А все главные жилы так и вообще полностью перебиты. Кровь из нижней части руки совсем по ним не проходит. Черная она уже стала, мертвая, эта кровь, с эдаким гнилым запахом. Еще немного – и по самое плечо бы пришлось руку резать, а так вон, хоть какая-то культя останется. Главное, что жить будет! Через пару дней совсем бы от огневицы вусмерть сгорел, – и, зайдя в дом, с силой захлопнул за собой дверь.

– Ну да, без руки крестьянину та еще эта жизнь, – пробормотал капрал и, осторожно закрыв пятерню тканью, сунул узелок в руки егерю. – Митроха, иди-ка ты это, прикопай ее, что ли, где-нибудь на задах. Небось, и сам только что слышал: не дело это, когда человеческую плоть зверь грызет.

Уже в сумерках на хутор прискакали посланные на лесную дорогу.

– Господин полковник, на лесном хуторе были застигнуты пятеро! – доложился командир дозорной роты. – Сдаваться они не захотели, так что пришлось их там же отстреливать. Наших двоих, гады, подранили, вот ребятки на них-то и озлобились. В плен никого не взяли. Вы уж извините, теперь нам и допросить-то выходит, что некого.

– Ладно, поручик, что нужно, я и сам уже узнал, – махнул рукой Алексей. – Их там, в логове, гораздо больше должно было быть. Следы вокруг посмотрели?

– Так точно, – кивнул Осокин. – Лесом все остальные, по самой чаще от хутора уходили. Сержант Лужин говорит, что если по следам судить, то десятка два – это уж точно – их там было. И чего эти с остальными не пошли, непонятно. То ли они около раненого оставались, то ли еще чего. Бог их знает. У одного из той пятерки вроде как нога прострелена. Кстати, у него и одежка и оружие гораздо лучше были, чем у всех остальных, – и он передал в руки полковнику турецкий кылыч в богатых, отделанных серебром ножнах.

– Да, смотри-ка, хорошая сабля, – покачал головой Алексей, обнажив клинок. – Такую не менее чем сотнику пристало иметь. Ты не находишь, Тимофей?

– Да, может, даже и повыше, господин полковник, – согласился с ним Осокин. – Я вот такую же у командира такима ^[2] под Фокшанами отобрал. Тяжеловатая она, конечно, но зато рубит не хуже, чем янычарский ятаган. Эх, жаль, все-таки остальные удрали. Мы бы и рады были по их следам пробежаться, да ведь вы же велели засветло возвращаться, а там, в лесу, уже и не было видно ничего.

– Все верно, поручик, – кивнул разведчику Егоров. – Нечего нам на них время тратить и жизнями своих людей рисковать. Неопасные они уже теперь, основной костяк их ватаги выбит, а все остальные по округе разбредутся, так их или же наши, или турки потом все одно кончают.

– Ваше высокоблагородие! – в хату протиснулся Лужин. – Мы с казаками всех коней наших собрали. Не побили их эти злыдни, просто всех на волю отпустили. – В лес-то с ними, в самую чащу, ну, ведь никак же не зайти, – частил радостный Цыган. – И Орлик там ваш тоже был. Вон он, у крыльца уже стоит.

– Ну, вот и ладно, – вздохнул облегченно Алексей. – Хороший конь, умный, и детвора моя его шибко полюбила. Так, Тимофей, Федор, передайте всем: ночуем здесь, а рано поутру выезжаем. Коней вы много с собой пригнали, так что будем их почаще в санях менять.