«Торийская» концепция пользовалась более широкой поддержкой у «политической нации» (термин «political nation» употребляется в западной историографии для обозначения политически активного меньшинства). Она несла в себе заряд «невмешательства», хотя и не была изоляционистской в полной мере этого понятия. Тори рассматривали морскую мощь Великобритании как основу ее экономического процветания, как средство активной политики в колониях. Такая политика была в известной степени оборонительной в Европе и агрессивной за морями. Ее называли политикой «деревянных стен», или, чаще, стратегией «голубой воды». Как заметил историк Д. А. Бох, в ее проведении были заинтересованы те, кто участвовал в заморских предприятиях, кто получал доходы, снабжая флот. Он писал: «Стратегия «голубой воды» содержала в себе большую долю политического оппортунизма. Заморские цели были популярны, и оппозиция использовала это. Те, кто защищал данную политику, или обслуживали собственные экономические интересы, или обманывали себя, или и то, и другое» <8>. «Голубая вода” помогала создавать политические капиталы, но в практическом плане следовать ей в полном объеме было невозможно: Англия не могла игнорировать происходившее на континенте. В годы войн тори предлагали переносить основные военные действия на моря, в колонии. За это выступал в годы войны за испанское наследство лорд Рочестер, а в годы Семилетней войны (согласно традиционной точке зрения) Уильям Питт-старший. После 1763 г. Великобритания оказалась в международной изоляции. Это не было результатом сознательного следования «торийской» линии во внешней политике, а скорее следствием обстоятельств. Союз с Российской империей так и не был заключен, и прежде всего не потому, что англичане не хотели идти на уступки, а потому, что фактически российское правительство не стремилось к этому.

Обе отмеченные тенденции преломлялись в конкретной политике по-разному. Почти всегда существовала некая «средняя», компромиссная линия: лорда Ноттингэма во время войны за испанское наследство, герцога Ньюкастла во время Семилетней войны. Кроме того, политики совсем не обязательно действовали «по партийному признаку». Виг Стэнхоп заключил единственный за весь ХVIII век союз с Францией. Виг Уолпол был фактически главным сторонником «невмешательства». Рассмотрение указанных тенденций во внешней политике Великобритании имеет значение и потому, что они получили продолжение в XIX и XX вв. Как писал в 1937 г. Р. Сетон-Уотсон, «сегодня никто не сомневается, что Стэнхоп и Уолпол определили то, что стало затем главной линией внешней политики Великобритании». В эпоху, когда некоторые государственные деятели считали, что главное – это империя, поэтому с Гитлером можно и договориться, этот историк напоминал об уроках Питта-старшего, заявившего, что Америка была завоевана в Германии <9>.

Историография внешней и колониальной политики Великобритании насчитывает огромное количество трудов, хотя тема политической борьбы по этим вопросам ставилась в большинстве из них лишь поверхностно. Тем не менее, ее решение напрямую связано с историографическими спорами о содержании, основных направлениях, мотивах политики Великобритании. Это делает неизбежным обращение ко всему широкому спектру работ, в которых затрагиваются различные аспекты темы.

Изучение зарубежной историографии колониальной политики Великобритании вызывает немалые трудности. Дело не только в количестве работ, но и в сложности классификации взглядов исследователей истории Британской империи. В зарубежной историографии на протяжении многих десятилетий доминировали консервативное и либеральное течения. Расхождения между консервативными и либеральными историками легко проследить при анализе проблем внутриполитического развития Англии в ХVIII веке, например, эволюции английского конституционализма. Однако по целому ряду вопросов истории британской колониальной политики их позиции смыкаются.

В этой связи вряд ли можно согласиться с мнением А. М. Хазанова, заметившего: «Буржуазно-либеральное направление представлено группой историков, которые, не отказываясь от своих классовых позиций, осуждают колониализм и дают резко отрицательную оценку его воздействию на судьбы народов Азии, Африки и Латинской Америки. Они внесли значительный вклад в разоблачение сущности колониализма. Работы многих из них обличают преступления колониализма, дышат ненавистью к расизму, и зачастую даже те из них, что посвящены далекому прошлому, звучат актуально, перекликаются со жгучими проблемами современности» <10>. Неправильно рассматривать в качестве критерия отнесения историка к одному из этих научных направлений степень остроты критики колониализма. Слишком часто это имеет политическую направленность, а не определяется весомыми аргументами. Кроме того, яростная критика колониализма характерна скорее не для либеральных, а для радикально настроенных исследователей, а также для некоторых историков колониальных в прошлом стран.

Можно выделить три главных этапа в развитии западной историографии проблемы колониальной политики Великобритании в ХVIII веке. К первому этапу относятся попытки научного критического осмысления отдельных аспектов внешней и колониальной политики Великобритании, которые обнаруживаются в трудах историков XIX века. Элементы критического анализа в трудах английских историков в то время были незначительными, в них преобладала апологетика политического курса правящих кругов. Именно тогда были заложены основы известной концепции «цивилизаторской миссии» Великобритании.

Новый этап в изучении проблемы начался на рубеже XIXXX вв. и продолжался до 1960-х гг. Главная особенность развития историографии в эти годы состояла в приверженности историков экономическому подходу в объяснении проблемы. Интерес к экономической интерпретации истории Британской империи возник под существенным влиянием марксизма. Закономерности развития британской колониальной экспансии рассматривались преимущественно с точки зрения ее экономической целесообразности для метрополии. На первые десятилетия XX века пришелся и пик интереса к дипломатической истории, также испытавшей влияние «экономизма».

Перелом в изучении проблемы произошел в 1960-е гг., что было связано с распадом Британской империи, а также с теми изменениями, которые начались в это время в методологии и методике исторической науки на Западе. Особенностью данного этапа стало появление большого числа работ, в которых содержится ревизия традиционных представлений о роли экономических мотивов в колониальной экспансии и внешней политике Великобритании.

Главной темой, которая привлекала внимание историков Англии в первой половине и середине XIX века, была история английского конституционализма. Г. Галлам идеализировал политическое устройство Англии в ХVIII веке, полагая, что установившийся там режим конституционной монархии и парламентская система обеспечивали прогресс государства и права каждого человека. При изучении проблем внешней политики Англии Галлам также исходил из идеализированных оценок. Так, он связывал причины войны за испанское наследство не с экономическими и политическими противоречиями между европейскими державами, а прежде всего с необходимостью «защитить свободу Европы и сокрушить непомерную силу Франции» <11>.

Концепция Галлама нашла свое продолжение в трудах Т. Маколея. В центре его главного сочинения «История Англии от воцарения Якова II» деятельность Вильгельма III Оранского, к которому Маколей относился с преклонением. Отсюда вытекает односторонность в оценках антифранцузской политики этого английского монарха. В работах историков XIX века Маколея, Дж. Грина, Г. Бокля, Дж. Сили и других прослеживаются истоки концепции «цивилизаторской миссии» Великобритании. В английской историографии этого периода особенно подчеркивались заслуги Питта-старшего. Маколей восхищался его энергией, направленной на организацию колониальных экспедиций. Бокль утверждал, что Питт «возвел Англию на неслыханную дотоле степень высоты и величия» <12>. Интерес к фигуре «великого коммонера» не случаен: Питта рассматривали как государственного деятеля Великобритании, который впервые придал колониальной политике исключительное значение. В отличие от своих последователей историки XIX века откровенно говорили о значении военно-захватнических методов для создания Британской империи. Они однозначно одобряли применение силы для борьбы с соперниками в колониальных делах и подавления сопротивления завоевательной политике.

Завоевание Индии и превращение ее в колонию Великобритании рассматривалось в английской историографии XIX века как закономерное явление, имевшее важные положительные последствия для судеб мировой цивилизации. Даже известный своей либеральной критикой британской колониальной системы Дж. Милль, написавший в 1817–1818 гг. «Историю Британской Индии», утверждал, что англичанам пришлось взять на себя нелегкие функции «по обучению индийцев» <13>. По его мнению, накануне британской колонизации Индия находилась на крайне низкой ступени цивилизации, когда свободы человека были полностью подавлены деспотизмом, и потребовались немалые усилия колонизаторов, чтобы внедрить в сознание индийцев идею прав человека. Милль считал, что это оправдывало определенные негативные стороны колонизации, в том числе беззакония Ост-Индской компании и даже «великую коррупцию», которая охватила ее служащих после побед Роберта Клайва.

Нельзя сказать, будто бы историки XIX века положительно оценивали все стороны британской политики ХVIII века. Они удивительно единодушны в своей подчас весьма резкой критике правления короля Георга III. Для них его «безрассудно-дурное управление» (определение Маколея) – причина отпадения североамериканских колоний от Британской империи. Особенно резок в отношении Георга III Бокль: «Всякая либеральная мысль, все, что сколько-нибудь походило на реформу… было предметом ужаса для такого ограниченного и невежественного государя» <14>. Как видим, историки XIX века, главным предметом изучения для которых было конституционное развитие Англии, видели в короле Георге III консерватора и нарушителя народных вольностей, а также монарха, ответственного за губительную для Англии политику на международной арене. Эта концепция оказалась удивительно живучей, и отзвуки ее до сих пор прослеживаются в учебниках и научной литературе.

Настоящий переворот в изучении колониальной политики Великобритании связан с именем Сили. О нем написано немало, в том числе и советскими историографами <15>. Тем не менее, вклад Сили в историографию остается, на наш взгляд, не в полной мере оцененным. Дело в том, что в условиях преобладания односторонне антиколониалистских подходов его концепция часто была объектом критики с политизированных позиций. Не сомневаясь в том, что Сили был сторонником сохранения и усиления могущества Британской империи, можно акцентировать внимание на том новом, что было внесено им в историографию Именно Сили рассматривал колониальную экспансию как главный стержень истории Великобритании. Колониальная политика Лондона была, по его мнению, решающим фактором не только английской, но и мировой истории. Анализируя причины войны за независимость в Северной Америке, Сили в отличие от своих предшественников отказался от поверхностных обвинений в адрес Георга III и его министров и сосредоточился на выявлении объективных противоречий, которые коренились в самом функционировании «старой» колониальной системы. Она, по словам Сили, отнюдь не была деспотичной. Предоставив права колонистам во всех сферах деятельности, кроме торговли, метрополия подрывала свое господство над этими колониями.

Главное же состоит в том, что Сили, по сути дела, отрицал значение военно-силового фактора в создании Британской империи. Однако даже в Северной Америке, где массовая эмиграция действительно играла важную роль, не прекращались войны англичан с индейцами и европейскими соперниками. Сили оспаривал факты сознательно организованных метрополией насильственных действий даже в отношении Индии: «Ничто не было в истории более случайным, чем приобретение Индии Англией» <16>. Он заявил, что Индия стала британской колонией в результате действий «лунатика».

Как представляется, взгляды Сили можно рассматривать в связи с появлением в конце XIX – начале XX в методологических подходов в исторической науке, которые в советской историографии было принято называть «субъективистскими». Одной из черт, присущих этому течению, было сомнение в закономерности исторического развития, в известной степени апология случайности. В историографии Британской империи концепция Сили положила начало длительному спору о закономерности ее создания. Интерес к концепции, разработанной Сили, усилился с 1960-х гг.

В первой половине XX века в целом преобладала «объективистская» экономическая интерпретация колониальной экспансии в ХVIII веке. Изучение экономических предпосылок колониальной экспансии в той или иной степени характерно и для «прогрессистской» историографии 20–30-х гг., и для историков «имперской школы». Не случайно советский историк Н. А. Ерофеев упоминал о «выпячивании» экономических мотивов в трудах историков начала XX в. <17>. Английский историк Х. Эгертон утверждал, что в Англии главным мотивом колониальной политики была защита британских торговых интересов. По утверждению этого английского специалиста, «недальновидную и слабую, дающую минимальные результаты при максимально возможных конфликтах колониальную политику Великобритании в ХVIII веке можно называть «тиранической» только игнорируя факты или смысл этого определения» <18>. В США историки «имперской» школы впервые сконцентрировались преимущественно собственно на политике Великобритании, придавая существенно меньше внимания по сравнению со своими предшественниками тому, что происходило непосредственно в колониях. Ответ на вопрос о причинах Американской революции они искали, прежде всего, в политике метрополии. По справедливому замечанию Н. Н. Болховитинова, Ч. Эндрюс рассматривал Американскую революцию как «детонацию взрывоопасного материала», накаливавшегося долгие годы, как результат действия комплекса причин – экономических, политических, социальных, юридических <19>.

На конец XIX – начало XX вв. пришелся расцвет «дипломатической истории». Возникновение ее как отрасли исторической науки связано с именами Л. фон Ранке, Ф. Шлоссера. Позднее, в конце XIX века, «дипломатическая история» достигла особых успехов во Франции, где появились классические труды А. Сореля. А. Дебидура, А. Вандаля и др. В первые десятилетия XX века были написаны работы наиболее видных английских исследователей дипломатической истории Р. Сетон-Уотсона и Г. Темперлея. Вместе с тем при знакомстве с исторической литературой того времени, посвященной истории международных отношений, обнаруживаются следующие черты. Во-первых, ХVIII век до начала Французской революции все же оставался на заднем плане по сравнению с наполеоновской эпохой и XIX веком. Во-вторых, тема политической борьбы по вопросам внешней политики почти не была затронута историками, в центре внимания которых находилось собственно дипломатическое соперничество между европейскими державами.

Хотя интерес к политическому устройству Англии издавна существовал в России, научное изучение ее истории началось довольно поздно, во второй половине XIX века, в условиях эмансипации российского общества, на фоне чего и происходило становление российской историографии зарубежной истории. Анализ появившихся тогда работ русских авторов, посвятивших их истории Англии в XVIII веке, позволяет увидеть влияние тех или иных английских историков. Сами отечественные специалисты признавали это. Г. Вызинский, издавший в 1860 г. публичные лекции «Англия в ХVIII столетии», прямо признавал, что его «руководителем» в их