Глава первая
«Высшая степень благополучия, когда-либо существовавшая»: 1608–1638

Так Кларендон написал о положении Англии в те годы, когда он наслаждался творениями ученой мысли и начал профессиональную деятельность как юрист, а король Карл I легко справлялся с управлением без парламента.

Мы знаем о молодых годах Хайда главным образом из автобиографии. Он писал ее на склоне лет, в начальный период своей последней эмиграции, адресуясь, в первую очередь, к семье, надежду на воссоединение с которой не оставлял до конца дней. Говорят, что память человека ненадежна, и события, произошедшие десятилетия назад, стираются в ней. Отчасти это так. Современная психология утверждает: пик жизненных воспоминаний приходится на возраст между 15 и 30 годами на фоне относительно низкого количества событий, относящихся к другим возрастным периодам. Это противоречит «классическому» закону немецкого психолога Г. Эббингауза, основателя ассоциативного направления в психологии, считавшего, что с годами ассоциации ослабевают, а с ними и память: память пожилых людей ненадежна. Современный российский психолог определяет автобиографическую память как «субъективное отражение пройденного человеком жизненного пути, состоящее в фиксации, сохранении, интерпретации и актуализации автобиографически значимых событий и состояний, определяющих самоидентичность личности как уникального, тождественного самому себе психологического субъекта» [129, 19]. У такого рода памяти три типа функций. Первая, интерпсихологическая группа функций, заключается в налаживании и сохранении социальных связей и межличностных контактов; воспоминания позволяют быть «своим» в любом окружении. Автобиография Кларендона «закрепляет» его отношения с семьей, а в более широком смысле, с тем благородным и уважаемым сословием, из которого он происходил. Вторая, интрапсихологическая группа, связана с саморегуляцией: вспомнить, чтобы было легче на душе. Как же нуждался в этом Кларендон, будучи оторванным от своего окружения! Третья группа экзистенциальных функций связана с осознанием уникальности своей жизни, она направлена на финальную интеграцию личности (вся жизнь прошла перед глазами). Что следует из этого? Нельзя ожидать от Кларендона любимой позитивистами точности фактов: они имели для него личностный смысл. Он искал опору в своей семейной истории и традиции, в прошлых дружеских и социальных связях. Означает ли это, что Кларендону нельзя доверять в части описания молодых лет? Историк, писавший о Хайде, что «он не был оригинальнее любого другого отставного государственного деятеля, принявшегося писать мемуары в появившееся у него свободное время» [70, 224], был неправ. Настойчивая устремленность к справедливому и объективному освещению событий, приверженность к «моральному измерению» истории делает его описание заслуживающим доверия. Что касается умолчаний и отсутствия некоторых деталей, то какой документ может претендовать на всестороннее и полное описание прошлого или настоящего?

В представлениях нашего времени Кларендон не был стар, когда в последней эмиграции писал автобиографию. В шестьдесят лет на память можно полагаться. Хайд родился 18 февраля 1609 года. В некоторых публикациях указывается 1608 год. В этом нет противоречия: парламентский акт заменил в Англии юлианский календарь григорианским в 1752 году. Тогда после 2-го сентября сразу наступило 14-е. Тем же актом поменяли и начало нового года. До 1752 года новый год наступал в Англии 25 марта, в День Пресвятой Девы Марии. Празднование нового года в день весеннего равноденствия, по-видимому, отражало древнюю традицию. Говорят, что в Англии и сегодня уплата налогов приурочена к этой дате. Датировку событий, произошедших до 1752 года, принято обозначать по григорианскому календарю, с учетом наступления нового года 1 января. Любой учебник истории сообщает: Карл I был казнен 30 января 1649 года, однако в современных документах фигурирует 30 января 1648 года. Для большей точности можно упомянуть, что для жителей европейских стран, которые к тому времени уже перешли на григорианский календарь, это произошло 9 февраля 1649 года.

Эдвард Хайд появился на свет в доме Генри Хайда в местечке Динтон в графстве Уилтшир, на юго-западе страны. В том же графстве семейству принадлежало поместье Пертон. Род Хайдов происходил из Чешира, где был известен, по крайней мере, со времени короля Генриха III, в правление которого, в 1265 году, возник английский парламент. Кларендон заметил в автобиографии, что его предки владели манором Норбюри еще до норманнского завоевания 1066 года, но данное сообщение ничем не подтверждается: это поместье было приобретено путем женитьбы именно в XIII веке. Основателем той ветви рода, к которой принадлежал будущий канцлер Англии, был его дед Лоуренс, заложивший семейную традицию заключения выгодных браков: женившись на Энн Сибилл, он стал владельцем поместья Динтон, ставшего родовым гнездом. У Лоуренса было четверо сыновей, образованию которых он придал большое значение, направив их в Оксфорд. Обучение в этом знаменитом университете тоже стало семейной традицией. Двое сыновей Лоуренса, дяди будущего канцлера, сделав успешную карьеру, помогли ему в продвижении и обеспечили доступ ко двору. Умерший в 1631 году Николас Хайд, занимал в последние годы жизни, не много не мало, должность Верховного судьи Англии. Лоуренс, умерший в 1641 года, служил главным поверенным королевы Анны Датской, супруги Якова I и матери Карла I.

Генри, отец героя нашего повествования, также обучался в Оксфорде и некоторое время занимался адвокатской практикой, однако его больше тянуло к путешествиям, что, как писал в автобиографии Кларендон, было необычно для елизаветинского времени – страну легко покидали только купцы и те, кто нанялся на военную службу. Историк Ричард Оллард заметил, что «путешествовать ради любопытства в те времена заговоров, конспираций и переворотов означало вызвать подозрение со стороны правительства, а также обостренное внимание обычных информаторов» [74, 8]. Тем не менее, после смерти своего отца в 1590 году Генри Хайд побывал на континенте. Он поднялся по Рейну и прибыл в Италию, остановившись на какое-то время во Флоренции и Сиене, а затем в течение нескольких месяцев в Риме. Будучи последовательным протестантом, Генри, однако, установил хорошие отношения с кардиналом римской католической церкви, англичанином по рождению Алленом. В пребывании Генри Хайда в Риме есть что-то непонятное. В ситуации такого рода английские власти легко могли увидеть попытку завязать подозрительные контакты с католиками, тогда как последние заподозрить в путешественнике шпиона. Никаких видимых последствий заграничная поездка для Генри не имела, но по возвращению мать поторопилась настоять на женитьбе. Избранницей оказалась Мэри, одна из дочерей и наследниц уилтширского эсквайра Эдварда Лэнгфорда из Траубриджа. Генри дважды пытался заняться политической деятельностью: он был избран в парламент в 1588–1589 гг. и позднее в 1601 году. Сведений о его деятельности в парламентах не сохранилось. Известно, что тюдоровские парламенты были в целом послушны короне. По-видимому, ни адвокатская, ни политическая деятельность его не привлекали. Генри предпочитал спокойную жизнь благородного сельского джентльмена, «в бодрости и довольстве». После смерти Елизаветы I он ни разу не побывал в столице, а мать, по словам будущего историка, в Лондоне не была ни разу. Кларендон судил об этом так: «Мудрость и бережливость в те времена была такой, что лишь немногие джентльмены ездили в Лондон или совершали другие дорогие путешествия иначе, как по важному делу, а их жены никогда; благодаря такой предусмотрительности они улучшали жизнь в своих поместьях и наслаждались ею; они были гостеприимны, хорошо воспитывали своих детей» [10, 10]. В этих словах трудно не увидеть опосредованной критики нравов эпохи Реставрации, как и ностальгии по «доброй старой Англии», свойственной людям «страны».

Отец Хайда прожил после смерти королевы Елизаветы более тридцати лет, пользовался исключительным авторитетом в графстве, благодаря чему он урегулировал ряд конфликтов, возникавших между соседями. Дополнительным штрихом к портрету этого человека может служить единственное сохранившееся его письмо, написанное в июне 1625 года и адресованное брату Николасу, избранному в первый парламент Карла I. В нем он выражал заботу о бедных, высказав пожелание, чтобы парламент пересмотрел статуты о бедных, принятые в конце елизаветинского царствования, облегчил их положение и определил меры к улучшению сельского хозяйства в их интересах. Это любопытно, ведь его сын в своих сочинениях не написал о положении бедных и решении социальных проблем ни строчки. Интересно и то, что при предполагаемом знании европейских дел в письме Генри ни словом не упомянул о внешней политике Карла, которая тогда стала главным предметом внимания парламентариев. В последние годы жизни Генри страдал от все более частых приступов болезни, причину которой доктора не могли назвать. Одним из симптомов была боль в левой руке, из-за которой он бледнел (несмотря на сангвиническую комплекцию) и почти терял сознание. Приступы происходили и днем, и ночью, и продолжались более пятнадцати минут. Страдания отца, несомненно, остались в памяти Кларендона; десятилетия спустя он точно описывал их. Незадолго до смерти отец передал управление поместьем Пертон Эдварду, покинул Динтон и в 1632 г. перебрался в Солсбери, где поселился в доме неподалеку от кафедрального собора, в котором были похоронены многие его родственники и друзья. Посетив несколько городских церквей, он решил, что хочет быть похороненным в соборе, и сам выбрал место. Он скончался 29 сентября 1634 года. В описании Хайда смерть отца – это смерть доброго христианина.

Рассказ Кларендона об отце свидетельствует, что тот был для него образцом, «лучшим отцом и лучшим другом», человеком, которого «он действительно считал самым мудрым из людей, которых знал». Даже на вершине карьеры он повторял, что «Божественное Провидение наделило его знаками отличия, из которых ценнее всего то, что был сыном такого отца и такой матери, благодаря которым Бог благословил его» [10, 16–17]. Хотя мать надолго пережила мужа, ее образ был слабее в памяти сына. Он лишь отметил ее доброту, щедрость, заботу о поместье. У Генри и Мэри было девять детей, из них четверо сыновей. Старший сын Лоуренс умер в детстве, второй, Генри, дожил до 26 или 27 лет, третьим был Эдвард, самый младший брат Николас умер ребенком.