– Да у ваших дверей, дорогой друг, – чуть удивился Хаггерт. – Просто проходил мимо, вижу, как с вашего порога летит неизвестный тип, пашет носом мостовую у моих ног и, подняв глаза, требует от полиции вмешаться в это дело. Он узнал меня, что мне оставалось?

– Парламент уже принял новый закон, не позволяющий честному англичанину спустить мерзавца с лестницы? – невольно спросил я.

Мне удалось привлечь к себе внимание.

– Майкл, как ты мог себе такое позволить?

– Прошу прощения, джентльмены, но…

– Ренар, не давите на мальчишку, он прав, – вступился за меня инспектор, бросая тоскливый взгляд на дворецкого, но, видимо, бренди закончился, тот отрицательно помотал головой. – Это я пошёл по пути наименьшего сопротивления. В конце концов, кто знает, возможно, здесь действительно что-то нечисто. Мы с вами живём в Лондоне, это огромный город, да тут у нас каждый день где-нибудь кого-нибудь чем-нибудь ради чего-нибудь, но непременно убивают…

В общем, мы ввязались в это мутное дело только потому, что тот же мой рыжий наставник вёлся на загадки легче, чем двухнедельный котёнок на игру с бантиком. Он обожал тайны, смеялся, когда судьба посылала ему вызов, и умел «разговаривать с людьми», это первый и единственный постулат его дедуктивного метода. Ну плюс ещё цепкая память, владение несколькими языками, отличная спортивная форма и ненавязчивое, чисто британское, чувство юмора.

– Мальчик мой, у тебя пять минут на сборы.

– Дубинку брать?

– Если ты в ней уверен…

– Э-э, сэр, пожалуй, я возьму зонт. В такой дождь электричество может закоротить не в ту сторону.

– Отлично. Шарль?

– Кеб будет у дверей через пять минут, месье.

Вот в такой полувоенной атмосфере мужского взаимопонимания мы строили наш быт. Раз в неделю мне позволялось навещать любимую (возможно, это слово надо заключить в кавычки?) бабушку. Остальное время мы проводили в мужском триумвирате.

Нет, мой учитель отнюдь не чурался женщин, вспомнить хоть ту же Крейзи Лизу. Его французская половина всегда имела место быть, проявляясь в галантности, вежливости и безусловном такте в обращении с абсолютно любой женщиной, аристократкой или простолюдинкой. Но всё равно в душе он был убеждённый английский холостяк.

Чуть забегая вперёд, с прискорбием скажу, что именно женщине и был посвящён его последний воздушный поцелуй. Но это ещё когда…

Ровно через пять минут мы под большим зонтом стояли на крыльце нашего дома перед Тауэрским мостом, а незнакомый мне пегий кебмен спускал пар, давя на тормоза.

– Куда угодно джентльменам?

– Сити, доходные дома мистера Хоупа.

– Знаем, сэр. Старшего или младшего?

– А что, они владеют разным имуществом? – мгновенно заинтересовался Ренар, попросту перебираясь на сиденье возницы и подвигая пегого коня. – Едем вперёд, расскажете по дороге. Плачу двойную таксу!

– Это же собака, сэр, – попытался пошутить кебмен, и, к моему удивлению, Лис нарочито громко расхохотался:

– Да вы шутник, приятель! А ну-ка выдайте что-нибудь ещё…

Кебмен зарычал, и машина, грохоча железными ободами по булыжникам, неспешно пошла в указанном направлении. Через несколько минут мокрый Лис текучим движением скользнул ко мне в кабину. Он приложил палец к губам и закрыл глаза, откинувшись на кожаных подушках. Я тоже уже знал, когда стоит беспокоить его вопросами, а когда разумнее подождать. Сейчас следовало точно так же запрокинуть голову, отключить мозг и вслушаться в бодрое пение лондонских кебменов…

 
Как-то утром, на рассвете, заглянул в любимый сад –
Там армянка с молдаванкой мой воруют виноград!
Я краснею, я бледнею, захотелось вдруг орать:
– Чтоб… вас друг за дружкой… длинной розгой, вашу мать!
 

Песня, кстати, была довольно бодренькой и вполне себе мелодичной. Все кебмены от Лиссабона до Владивостока поют, но не все хорошо. Признаем, справедливости ради, что они и не оперному искусству обучались, да? Лошадям вообще трудно играть даже на музыкальных инструментах, быть может, за исключением разве что литавр или абхазских барабанов.

Это только в Венеции считается, что каждый гондольер всенепременно гениальный оперный певец! У нас здесь всё несколько проще, но со своим местным колоритом. За что мы и платим чаще всего больной головой и засевшей где-то глубоко в ней пошлой бульварной песенкой, от которой никак не удаётся избавиться, точно от вечно ноющего зуба, что так жалко тем не менее отдать клещам стоматолога.

– Доходные дома братьев Хоуп, сэр, – почтительно доложил кебмен, приподнимая котелок.

Мой учитель привычным жестом, не оборачиваясь, подбросил монету вверх, так что, кувыркаясь, она прямёхонько упала в подставленный головной убор. Я раз сорок учился этому трюку у себя в мастерской, – ни черта не получается! Как он это делает, ума не приложу.

Наверное, надо долго тренироваться, лет сто, не меньше…

Мы вышли на перекрёстке, искомые дома находились напротив. Два трёхэтажных здания самой простой постройки, без излишеств, но не лишённые некой элегантности. Мне доводилось в таких бывать, если вы помните дело о спасении рядового немца.

Тогда в помощь нам сыграла царская разведка, до сих пор у меня пробегает лёгкий холодок по спине, когда перед внутренним взором встаёт улыбчивая пасть волка, русского волка из внешней разведки. Он ещё от души предлагал перейти к ним на службу в Санкт-Петербург, но у меня хватило ума вежливо отказаться. И хотя потом, в зрелые годы, я воевал на стороне России, всё равно тогда моё решение остаться в Лондоне было правильным, и я о нём никогда не жалел…

– Куда мы сейчас, сэр?

– Мы разделимся, мой мальчик, – беззаботно махнул хвостом мистер Лис. – Допустим, ты прибыл поездом из Уэльса, ненароком заблудился на вокзале, а здесь ищешь своего троюродного, а лучше четвероюродного дядюшку Джошуа Хоупа. Нам нужно выяснить, когда он пропал, как и куда? Твой дом справа. Или слева. Нет, точно справа. Или точно… короче, сам выбирай!

– А вы?

– А я пойду в другой. Встречаемся здесь же, на перекрёстке, через пятнадцать – двадцать минут. Всё ясно, у матросов нет вопросов?

– Где тут матросы, сэр?

– Ты туп или просто язвителен?

– Туп, сэр.

– Ма-айкл, – с уважением протянул мистер Ренар, театрально хлопая в ладоши. – Ты растёшь у меня на глазах. Совсем скоро наступит время, когда уже я буду учиться у тебя! Не сочти это комплиментом.

– И в мыслях не было, сэр, – столь же искренне признал я.

Он ни на секунду не поверил, но слегка приподнял край дорогого цилиндра, после чего молча отправился к дому справа. Получается, что мне без вариантов достаётся тот дом, что слева. Я так же молча сложил тяжёлый зонт и, положив его на плечо, направил стопы свои в указанном направлении. В конце концов, это не первое задание подобного толка и я прекрасно знал, чего от меня ждут и что я должен сделать.

Подойдя к трёхэтажному кирпичному дому, сверкающему прошлогодней покраской, я толкнул тяжёлую дверь и был встречен довольно молодым портье, который сидел за столиком в парадном. Парню было от силы шестнадцать, но чувствовалось, что он нюхнул пороху и знает что почём.

Поэтому диалог между нами был достаточно прямолинеен и короток: просто посмотрев друг другу в глаза, мы оба поняли, что самый лучший разговор – это честный! Пустое мальчишеское враньё и я и он почуяли бы за версту. Мы говорили кратко, но содержательно:

– Мистер?

– Сэр?

– Да ладно?

– Ты первый начал, и?..

– Ищу сэра Джошуа Хоупа.

– Зачем?

– Надо.

– Принято, но его нет уже больше месяца.

– Куда делся?

– Спроси его толстого братца.

– Он не знает. Считает, что в деле замешан его сын-наркоман.

– Ну не сказал бы…

– Что именно?

– Ничего.

– Моё почтение, – благородно поклонился я.

Мне было отвечено столь же вежливым кивком, мы оба были джентльменами, у обоих белые воротнички, волосы подстрижены, под ногтями чисто, нос вверх, британская кровь и самомнение. Без самомнения нет истинного британца, это уже априори. Но тем не менее мы прекрасно поняли друг друга, и я счёл свои служебные обязанности выполненными.

Что ж, если вычленить всё самое важное из нашей полноценной беседы, то получается, что брат мистера Хоупа действительно исчез, но есть люди, которые сомневаются в пристрастии его сына к опиумному дурману. Последнее более важно, чем первое. И, судя по тому, как от второго дома шагнул ко мне мой учитель, он справился со своей частью задачи чуть быстрее, чем я. И, пожалуй, с тем же успехом.

– Докладывай, мальчик мой?

Я быстро выложил всё, что удалось узнать. Лис рассеянно покивал и указал лапой на небольшой особняк, чуть левее, на другой стороне улицы. Уж ему-то не пришлось ничего объяснять, и так было ясно, что нам предстоит нанести визит нашему недавнему гостю. Разумеется, он не приглашал нас, но, как бы выразился мой учитель, тут имеет место быть дуалистическая ошибка.

С одной стороны, не в его интересах нам помогать, если хочет выиграть пари, но с другой – одновременно он должен изо всех сил помочь, если желает выжить сам и найти «убийцу» брата. Так что важнее – тысяча фунтов или собственная жизнь?

Для меня эти понятия ни на ломаный пенс не равны. Хотя бы потому, что жизнь вот она есть, а целую тысячу фунтов я отродясь в руках не держал, это же сумасшедшие деньжищи! Да будь у меня целая тысяча фунтов, я бы, наверное, я бы…

– А вы что узнали, сэр?

– Бестактный вопрос, – одобрительно подмигнул мне мой учитель, чуть приподнимая цилиндр над головой, – но не могу не признать, что по делу. А поскольку дело превыше всего, то отвечаю – да, я много чего выяснил.

Мы постучали в двери. Тишина. Возможно, мистер Хоуп ещё не вернулся к себе, а его экономка отсутствует по другим делам?

– Ладно, мы навестим их чуть позже, например, завтра. А сейчас нас ждёт ресторанный обед и – в театр, ведь сегодня дают «Риголетто». Экспериментальная версия, новый тенор!

– А у нас есть билеты?

– У нас всегда есть всё. Кстати, кажется, вон там на углу вроде бы есть небольшой паб. Видишь ирландский трилистник? Перекусим?

Паб оказался несколько дальше, но мы дошли. Вряд ли мне стоит описывать само заведение, вы наверняка бывали в таких, и не раз. Явный минус ирландских пабов – хаотический дизайн, шумная атмосфера, грубоватый пролетариат, хамоватый бармен. Несомненный плюс – всегда отличное пиво и неплохая деревенская еда. Всё просто, вкусно и сытно.

– Одну пинту «Гиннесса», чёрного, как моя душа, – едва ли не с порога потребовал Лис, первым провоцируя всех кого можно. – Мальчику пастуший пирог с бараниной и чай. Сосунок ещё молод для настоящего пойла!

Бородатый бармен молча кивнул. Народу в зале было немного, но все как на подбор работяги с ближайшей стройки: полмили к северу реставрировали какой-то протестантский собор, и четвёрка крепких небритых парней во главе с бригадиром-гризли зашла промочить горло.

Судя по тому, что к нам привязались уже в первые минуты, пили они эль, смешанный с виски, в простонародье называемый ёрш. Я знаю, о чём говорю, моя бабуля его любит…

– Эй, рыжий, – поднял лапу медведь, – а ты не слишком лощёный для этого заведения?

– Да, бар для богатеньких голубков на три квартала ниже по улице, – почти хором поддержали его.

Мой учитель демонстративно дождался пива, сделал длинный глоток на полпинты и только тогда ответил:

– Клянусь святым Патриком, кое-кому здесь не помешает прикупить хороших манер. А мы припёрлись сюда по делу Элтона Хоупа, бедный парнишка страдает под диктатом злого дядюшки. Не слыхали? А то нам ещё надо успеть в оперу…

В ответ нам грянул хохот! О Ньютон-шестикрылый, как они все ржали, буквально задыхаясь в пароксизмах смеха, хватаясь за живот и падая на пол. Неужели слово «опера» их так развеселило?

– Понятно, – поджал губки мистер Лис. – Тогда давай один на один, верзила?

Пока все орали, хлопали в ладоши, били кружками об стену и заливали в глотку эль, бармен тихонечко подал мне дымящийся пирог и чашечку свежезаваренного английского чая со сливками:

– Ваш спутник полный дурак, если позволите вам заметить, сэр.

– Не позволю. Он мой учитель!

– Ну его проблемы, эти ребята регулярно ломают кости не только посетителям, но и друг другу. Просто так, смеха ради. Со всем почтением, сэр.

Я достал из кармана личных три шиллинга и положил на стойку:

– Примите в счёт чаевых.

Бармен сгрёб деньги:

– А Элтона здесь знают все, дрянь человечишко, сэр…

– Хм… Тогда ещё один шиллинг на лиса, – как мне показалось, достаточно тихо предложил я, но почему-то услышали все.

– На медведя! Ставлю три пенса! Четыре на то, что он закопает рыжего под мостовую! Два пенса на то, что полиция приедет слишком поздно! Фигня, она вообще сюда не заглядывает, ставлю на бригадира-а!

Я спокойно отошёл в сторону, сел в уголке и, перенеся тарелку с пирогом, воздал должное обеду. Как там выкрутится мистер Ренар, волноваться не приходилось, он сам всё затеял, значит, у него есть какой-то план. Мой наставник обожает разговаривать с людьми, в этом якобы и есть его метод расследования самых запутанных тайн.

Однако каким образом драка в ирландском пабе могла бы приблизить нас к разгадке дела Элтона Хоупа, ума не приложу. Но ладно, пусть всё будет как будет…

– На руках, по-честному, без реванша, – предложил Лис.

Бурый гризли, злобно ухмыльнувшись, тут же сел напротив него за стол и поднял огромную лапу:

– Иди ко мне, лисёнок!

– Ирландские штучки принимаются? – обернулся к бармену Ренар.

Тот неуверенно кивнул, и в тот же момент мой наставник буквально вылил себе в горло оставшиеся полпинты, одним возвратным взмахом расколотив пустую кружку о лоб медведя!

Бригадир на секунду замер, свалить его с ног таким ударом было невозможно, но хитрому лису хватило именно этой секунды замешательства, чтобы резким движением кисти положить огромную лапу на стол. Победа! Чистая победа!

– Майкл?

– Сижу пью чай. Нам пора, сэр?

– Думаю, да. Джентльмены, если у кого-то ещё есть вопросы или претензии, встречаемся после девяти вечера у театра в Вест-Энде, – вежливо обратился он к обалдевшим работягам и откровенно подмигнул медведю: – Дружище, никогда не стоит связываться с лисом, который пьёт «Гиннесс». Мы поняли друг друга, верно?

В оплату за наш обед пошёл наш же выигрыш.

Уже на улице я в голос завопил:

– Кебмен! Кеб-ме-эн!

К счастью, почти сразу же нас подхватил рыжий жеребец с чёрной гривой и ирландским профилем.

– Куда прикажете, сэр?

– Театр «Виктория Палас», Вест-Энд. Если доедем за час, плачу полгинеи!

– Прошу прощения, сэр, – заметно смутился возница. – Полгинеи – это слишком большая сумма, сэр. Я не умею петь, сэр…

– Гинея! – с восторженным придыханием бросил мой учитель, первым запрыгивая в уникальный кеб с непоющим кебменом.

Почти час мы ехали в тишине, имея возможность отдохнуть и обменяться полученной информацией. В смысле я внимательно слушал своего учителя.

– С меня обещанный рассказ. Понимаешь ли, мальчик мой, мне было несложно притвориться налоговым инспектором, чтобы выяснить несколько странных моментов. В первую очередь тот факт, что налоги за доходные дома оплачивал именно Джошуа Хоуп, исчезнувший брат. Джон не касался семейных дел и стал проявлять к ним интерес, лишь после того как пропал его родственник. Также мне показалось подозрительным, что во всем доме (допустим, я успел опросить лишь восьмерых жильцов) никто и близко не слышал, чтобы его племянник баловался наркотиками. Мне не удалось поговорить с экономкой, уверен, она могла бы рассказать много интересного, если бы не…

– Она тоже пропала?

– Ты проявляешь чудеса дедукции. Её нет в особняке и нет в доходных домах.

Я покраснел, Ренар крайне редко хвалил меня, и всегда по делу, так что, наверное, мне всё-таки было чем гордиться. Ну хоть немножечко?

– О, по факту она просто не появлялась на работе два последних дня. Хотя наблюдение за жильцами входит в её прямые служебные обязанности. Ну и кроме того, как говорят, именно она крайне лояльно отзывалась о молодом Хоупе. А тогда вся эта история принимает более пикантный оборот и заслуживает своей тысячи фунтов…

Я задумался. В этом таинственном расследовании детали и подозреваемые менялись так быстро, что совершенно непонятно, за кем же мы ведём слежку и кого в конце концов ищем?

– Кстати, ты обратил внимание на то, как эти работяги из паба отреагировали на имя Элтона? Они впали в неконтролируемое веселье.

– Сэр, а зачем вы затеяли весь этот балаган?

– Чтобы ты имел возможность поговорить с хозяином заведения. Когда у человека есть более важные дела, например, не допустить погрома, то он на автомате отвечает честно.

– Бармен назвал Элтона дрянным человеком.

– Человечишкой, – поправил меня мой учитель. – Я всё слышал.

Кебмен аккуратно и быстро привёз нас в нужную часть Лондона, остановив паровую машину напротив одного из самых известных городских театров. И, кто бы что ни говорил о превосходстве венской или санкт-петербургской оперы над лондонской, лично я свято убеждён – в таком прекрасном здании практически невозможно петь плохо, на тебя стены обрушатся! И это будет только справедливо…

На небольшой площади перед входом, осаждаемые вездесущими енотами с остатками утренней свежей «Таймс», толпились люди и «близкие к природе». Все, разумеется, благородные, элегантно одетые, важные. Кто-то выходил из привычных кебов, а кое-кого и личный паровой экипаж доставил. Новеньких машин было ещё не так много в столице, поэтому они всегда привлекали внимание. В них ездили только самые крупные богачи!

Кстати, не то чтобы мистер Ренар не мог себе это позволить, он имел состояние, да и частные расследования оплачивались весьма неплохо, но должен признать, что мой учитель был чрезвычайно скромен и сдержан в быту. Свежая сорочка, кофе по-бретонски, немного омлета и французские гренки с маслом, вот вроде и всё, что требовалось ему для счастья.

В его доме правил всего один дворецкий, ни служанок, ни экономок, ни лакеев, ни поваров, ни телохранителей. Зачем? Но, если мне когда-нибудь удастся переманить к себе такого уникального человека, как Шарль, наверное, я буду плясать у камина дня два, словно индейский вождь, одержавший самую большую победу в бою над бледнолицыми и тут же продавший им же все земли племени за огненную воду!

– Ах, это же душка Ренар! – неожиданно обратилась к нам немолодая леди в дорогом полупальто и высокой шляпке. – Вы тоже решили посмотреть эту новую экспериментальную постановку? Говорят, это совершенно свежий взгляд на старую добрую оперу.

– О да, леди Кингли. – Мой учитель мгновенно склонился в галантном поклоне для поцелуя ручки, и… в его цилиндре появилась дырочка от пули.

Кто-то закричал, кажется, свинец разбил фонарь одного из кебов. Раздались полицейские свистки, но найти стрелка в такой толпе было попросту невозможно. Да мы и не пытались, Ренар быстро цапнул меня за руку и, ловко петляя между театралами, словно лис, уходящий от охотничьих псов, затащил меня в двери театра. Два билета он достал из портмоне (откуда они там взялись, я понятия не имею, но, скорее всего, об этом заранее позаботился всё тот же Шарль).

– Сэр, в нас опять стреляют? А вы говорили о новом прекрасном приключении.

– Одно никогда не исключает другого, Майкл, – несколько нервозно откликнулся он. – Пройдём-ка в буфет, мне надо принять рюмку успокоительного. Да и ты, думаю, не прочь перекусить чем-нибудь поделикатеснее пастушьего пирога?

Я ничего не ответил, но громкое бурчание в животе всё сказало за меня. Юношеский организм всегда отличается хорошим метаболизмом, тем более что мой учитель настаивал на регулярном приёме пищи, и если что-то где-то не совпадало, то это непременно следовало наверстать. А пирог действительно был маленьким, и десерт в пабе не подавали. Так что мне было чем заняться в театральном буфете на втором этаже.