– Нет, Джел. Уж кому-кому, а мне это известно лучше, чем всем остальным. Ведь я когда-то давно была человеком. Завидное преимущество, если ты пытаешься понять природу Силы.

– Но как такое возможно?

– Некая Высшая Власть – назови ее как хочешь – выбирает одного из многих для того, чтобы осуществить свои планы. Назови это Предопределением, Предназначением, Судьбой: словом, называй, как хочешь – сути это не меняет. Поскольку высшие силы борятся друг с другом, то они вовлекают в свою борьбу и простых смертных, если это им необходимо. Однако смертный человек слаб и ничтожен, поэтому ему необходимы особые способности. И тогда Высшая Власть наделяет человека такими способностями. Или, попросту говоря, Силой. Так в мир приходят великие герои или великие мудрецы.

– Это я знал. Я думал, ты собираешься мне открыть настоящую тайну.

– Ты зря иронизируешь, Джел. Помнишь, я говорила тебе, что меня мало заботят и сын императора Ялмара, и его сестрица? Это было правдой. Я знала о драконе. Я знала, кем рано или поздно станет тот, кого все считали принцем Даной. И меня такое превращение мало заботило. Дракон – всего лишь Страж. Он следит за мировым порядком, но не вмешивается в него. И знаешь, почему? В драконе есть и Добро, и Зло. Он слишком противоречив, чтобы встать раз и навсегда на одну сторону. Потому издревле драконы искали себе особых слуг – их называли воинами-драконами. В древности такими воинами часто становились исчезнувшие ныне скроллинги, воины Свитка. Такой воин должен был удерживать дракона от метаний между Добром и Злом. У самих драконов, по-видимому, на выбор не хватало ни мозгов, ни духу.

– Ты не любишь драконов, – усмехнулся Джел.

– Я их ненавижу. Драконы со своей магией Огня и Золота стояли у меня на пути еще в те времена, когда я была Аранией Стирбой. Их власть не позволяла мне добиться моих целей. Потом люди перебили драконов, и я смогла освободиться.

– Это я освободил тебя, если ты помнишь, – не без раздражения заметил канцлер.

– Ты невоспитан, любимый. Нельзя напоминать постоянно о своем благодеянии тому, кого ты однажды облагодетельствовал… Может, тебя разочарует то, что я тебе скажу, но ты никогда бы не снял с меня заклятие Алмазной Цепи, уцелей в нашем мире хоть один дракон. Равновесие Сил было бы слишком сильным, и я продолжала бы сходить с ума в пустоте Вирхейна.

– Значит, драконов вовремя уничтожили. Но теперь один из них вернулся.

– Он для нас пока неопасен. Я чувствую его силу и уверяю тебя – он еще слаб. Это ребенок. Ему кажется, что он могуч и непобедим, но перед Заммеком он ничто. Когда придет час исполнения пророчеств, ты сам это увидишь.

– Тогда мне непонятно твое беспокойство.

– Мои враги привели в этот мир того, кто убил Легата. А это мог сделать только очень необычный воин. Особенный воин.

– Воин не от мира сего?

– В самую точку, милый. – Тасси отпила еще глоток вина, придвинула к себе вазу с фруктами. – У этого пришельца дар, о котором он сам еще не подозревает.

– Какой же именно? Прости меня, но в последнее время ты стала изъясняться уж слишком витиевато. В тебе слишком многое осталось от актрисы Тасси, моя любовь!

– У него дар убивать, Джел, – с мрачной улыбкой произнесла блондинка. – И он пришел в наш мир, чтобы быть заодно с нашими врагами. Я бы не беспокоилась о нем, если бы не гибель Легата. Одолеть такого воина не под силу никому из смертных, кроме воина из-за круга.

– Ты его боишься? Только скажи честно.

– Боюсь. И ты должен его бояться. Он опасен. Он опаснее пяти драконов и десяти шлюх, претендующих на престол Лаэды только потому, что в их жилы попала кровь дома Лоэрика. Нам придется сразиться с ним. Найти того, кто сможет его остановить.

– Ага, значит, его все-таки можно остановить! – Джел рассмеялся. – И остановишь его ты, так?

– Да, я, – Тасси запустила руки в свои роскошные волосы, потянулась в кресле с протяжным зевком, будто затеянный ею самой разговор ей уже невыносимо наскучил. – Я видела его возможное будущее в том мире, из которого он пришел. Он был убит в сражении. Значит, в том мире есть другой воин, наделенный таким же даром, как наш враг. Это надо использовать, Джел. Это способ остановить нашего врага. И я его остановлю. Я приведу сюда воина, убившего его. Потому что я непобедима. Чтобы меня убить, мало умения убивать. Нужно знание. А этого у нашего пришельца нет. Он всего лишь неотесанный мужлан, которого судьба занесла за круг. Он неопасен, если только…

– Если что? – Канцлеру не понравилось выражение лица собеседницы.

– Если знание не попадет к нему случайно, непредвиденно. Поэтому нам следует спешить. Пора открыть Вторые врата. Завтра для этого самый подходящий день. Лунное затмение.

Джел ди Оран кивнул, но лицо у него вдруг начало гореть. Он понял, что имела в виду его страшная союзница. И в ее словах звучало предупреждение. Ведь знание, о котором она говорит, есть только у него – единственного мага, прочитавшего полный текст Книги Заммека. Неужели она перестала ему доверять?

Тасси начала медленно и с явным наслаждением есть фрукты, разрезая их серебряным ножиком на маленькие дольки и отправляя в рот. Канцлер стоял и ждал. Он решил, что их разговор еще не окончен, и не ошибся.

– Я совсем забыла, – сказала Тасси, словно спохватившись. – Ты говорил что-то о беспорядках на севере.

– Пустяки, милая. В Венадуре наемники-волахи перебили наших приставов и освободили изменников-еретиков.

– Это не пустяки, – глаза Тасси загорелись. – Это хороший повод для войны. Хэнш так и не успокоился, значит, следует послать туда войска. Позаботься об этом, Джел. Император послушает тебя и подпишет манифест о начале войны.

И снова Джел согласно кивнул, хотя понимал, к чему клонит Тасси. Возвращенных становится все больше и больше. Им необходима жизненная сила, а ничто не насытит их так полно и быстро, как большая война, когда страха, боли и страдания будет с избытком…

– Хорошо, – сказал он. – Я скажу императору.

– А я позабочусь, чтобы он тебе не отказал, – со смехом сказала Тасси. – Он в последнее время желает проводить ночи только со мной. Бедный юноша, он совсем потерял голову! И не беспокойся об этом пришельце, воине из-за круга. Я найду нового бойца. И уверяю тебя, победить его будет труднее, чем Легата.

– Пока это всего лишь обещания.

– Обещания? – Тасси искоса глянула на канцлера. – Возможно. Но я всегда выполняю свои обещания. Поэтому пора переходить к делу. Сегодня за два часа до полночи будь в дворцовом книгохранилище. Мне понадобятся кое-какие старые рукописи. И найди мне шлюху помоложе и посвежее. Такую, которой потом не хватятся. Сегодня мы вместе откроем Вторые врата и начнем нашу войну. Настоящую, такую, какую следовало бы начать еще вчера.

Йол-Толстяк был доволен. До закрытия корчмы еще далеко, а заработал он столько, что минувший день можно считать очень удачным. Хотя объяснение всему простое – сегодня Божественный раздавал народу деньги. Так что все окрестные пьянчуги сегодня побывали у Йола. Некоторые из этих скотов набрались так, что свалились прямо за дверями корчмы и их пришлось оттаскивать, чтобы вход не загораживали. Но это так, мелочи, издержки. С этим можно примириться, когда монеты так и летят с ласкающим сердце звоном на стойку. Побольше бы таких дней, и мечта стать наконец-то богатым и уважаемым человеком перестанет быть просто мечтой. Разве только ноги гудят – сегодня Йолу и всей его многочисленной семье пришлось побегать по корчме, разнося по столам питье и еду. Вот и сейчас, в корчме не протолкнуться, а эта глупая девчонка куда-то снова запропастилась.

– Брен! – позвал трактирщик, сбрасывая медяки со стойки в глиняную миску.

Подавальщиц и вышибал Йол у себя в заведении не держал; прислугой в «Райском уголке» работала многочисленная семья Йола – только так все заработанные деньги могли остаться в руках Толстяка. Здоровенный Брен, старший сын Йола, услышав зов отца, тут же отошел от стола, за которым группа солдат городской стражи азартно метала кости.

– Отец?

– Ты знаешь, куда Шалла подевалась?

– Не, – Брен почесал бороду. – Верно, опять пошла энтого слушать, поэт который.

– Чума на мою голову! – Йол в ярости хлопнул своей огромной пятерней по стойке, так что медяки подпрыгнули. – Сучка! Я ей покажу «поэт»! Ноги оторву! Полный дом народу, а она где-то шляется.

– А что, отец, молодчик-то энтот вроде как при деньгах, богатый, – с ухмылкой сказал Брен, – видать, из знатных. Глядишь и обломится чего нашей дуре. Барахлишко-золотишко ей прикупит, домик какой-никакой…

– Молчать! – Физиономия Йола приобрела свекольный оттенок. – А ну найди ее, дрянь эту! И побыстрее, гости ждут. Я что, сам буду вино разносить по столам?

Брен, продолжая криво ухмыляться, отошел от стойки. Трактирщик проводил его взглядом; убедившись, что сын не вернулся к столу с игроками, вновь занялся выручкой. А потом у него вдруг появилось чувство. что кто-то стоит рядом с ним.

Он поднял глаза. По ту сторону стойки стоял рослый старик в кожаном кафтане. Йол заметил, что шум в корчме затих и глаза посетителей направлены на нового гостя. Уж слишком заметен был старик. Высокий, на голову выше Йола, очень необычного вида; волосы белоснежные, до середины груди, а борода угольно-черная. А уж взгляд у старика был и вовсе особенный. Йол никогда не видел вблизи графов или принцев, но мог бы поклясться, что такой властный взгляд может быть только у человека, всю жизнь повелевавшего другими.

– Что-нибудь выпить? – спросил Йол, придав своей угрюмой физиономии самое приветливое выражение.

– Нет, благодарю, – старик, однако, показал трактирщику серебряную монету. – Комната свободная есть?

– Комната? – Йол не без усилия отвел взгляд от монеты в руке старика. – Комнаты есть, господин. Сколько угодно комнат. Для такого господина даже на выбор. Есть комната с видом на сад, а есть с видом на императорский дворец.

– Отсюда до императорского дворца далеко, – ответил старик. – Мне нужна просто комната и за честную плату.

– Конечно, конечно, господин! – Йол угодливо закивал. – В моей гостинице все по-честному, господин. Четыре гроша в день за кров, господин. За еду и вино плата отдельная, но цены у меня невелики, клянусь Единым. Вам любой подтвердит, что я честный человек.

– Ну-ну! – Старик едва заметно усмехнулся в бороду. – Говоря по совести, я мог бы найти гостиницу получше и корчмаря почестнее. Но мне просто нужно у тебя сегодня остановиться. Поэтому возьми эту монету и покажи мне комнату.

– Стен! – завопил Толстяк. – Поди сюда, сынок!

Младший сын появился даже быстрее, чем ожидал сам Йол. Старик выслушал предложение следовать за мальчиком наверх, ничего не сказал, только кивнул. Он поднимался по лестнице, а глаза посетителей смотрели ему в спину.

Комната была скверная – в другой гостинице за эти же деньги старик смог бы снять целые хоромы. Но странному гостю были не нужны удобства и комфорт. Когда мальчик ушел, старик сел на хлипкий табурет у окна комнаты, обращенного на улицу, и сидел неподвижно до самой ночи, безучастный ко всему, будто фигура, вырезанная из камня.

На башне храма Единого ударили в колокол, отметив наступление полночи. Но парочка, уютно устроившаяся на куче сена под кровлей амбара, не обратила на сигнальный колокол никакого внимания. Они были слишком поглощены друг другом.

– А ты верно видел то, о чем рассказывал сегодня вечером? – спрашивал женский голос.

– Конечно, милая. То, чего я повидал, хватило бы на десяток поэтов.

– Ты такой отважный!

– А ты такая аппетитная! Вот так бы и лежал рядом с тобой и поглаживал твои восхитительные формы.

– Лжешь ты все, – девушка хихикнула. – Ты бы сбежал от меня. Такие баре, вроде тебя, только и ждут момента, чтобы завалить какую-нибудь простушку, а потом ее кинуть, бедняжку.

– Я не сбегу. Ты покорила мое сердце, милая.

– Небось, всем девушкам талдычишь одно и то же.

– Каюсь, было дело. Но тебя, сахарная, я полюбил всей душой. Давай же, позволь мне снять к вордланам этот проклятый корсет!

– Постой, постой, ишь какой нетерпеливый! Ты лучше скажи, поведешь меня к жрецу Единого или нет?

– Я поведу тебя куда угодно, если ты позволишь мне снять с тебя эти мерзкие тряпки и насладиться наконец истинной и ослепительной красотой.

– Врешь. Убежишь, как только получишь свое.

– Убегу? Нет уж, цветочек мой, я останусь рядом с тобой и буду каждую ночь совершать путешествие, которое мне никогда не наскучит.

– Это какое путешествие?

– А вот какое; поначалу я буду каждый вечер проходить между этими белоснежными холмиками – вот так. А между делом поднимусь на каждый из этих холмиков и славно по ним погуляю.

– О, это мне нравится! Я даже готова распустить вот этот шнурочек, чтобы твои пальцы нашли дорогу.

– Ты моя милая! Дай-ка я тебя поцелую… Сладость твоих губок искупает ту недоверчивость, которой ты меня так больно жалишь, моя пчелка. Ну, а потом наш путник проползет по славной гладенькой равнинке, такой шелковистой и теплой. А какое счастье для него будет провалиться в твой пупочек… то есть в чудесную ямку, которая меня так возбуждает!

– А дальше?

– А дальше, – и рука молодого человека спустилась еще ниже, – влюбленный путник углубится в густой лес, такой дивный, что сердце замирает и начинает колотиться все чаще, потому что путник, проходя через чудесный лес, окажется у входа в Царство исполнения желаний – вот здесь! И, кажется, путника, тут уже ждут.

– И это все?

– О нет! Путник не в силах достичь счастья и доставить его любимой – это суждено другому пилигриму. Как ему будут рады, когда он начнет входить в Царство счастья!

– Уж не этот ли пилигрим собрался порадовать меня?

– Он самый! Как истинный местьер, он всегда встает при виде дамы, и потому его воспитанность заслуживает награды… Духи ночи, как давно я не испытывал таких восхитительных ласк!

– И боюсь, парень, уже никогда не испытаешь, – отчетливо и громко сказал мужской голос, – потому что сегодня твой благовоспитанный отросток украсит собой собачью похлебку.

– Ой, папа! – взвизгнула девица.

Посыпались искры, высекаемые кресалом о кремень, вспыхнул факел, осветив весь амбар. Трактирщик Йол-Толстяк, коренастый и краснорожий, с окладистой бородищей, шагнул к полураздетой парочке, испуганно и очумело таращившейся на него с кучи сена.

– Крышка тебе, Уэр ди Марон, – заявил трактирщик тоном, в котором удивительным образом смешались спокойствие и бешеная ярость. – На этот раз не выкрутишься, сукин сын.

– Йол, дружище, ты меня неправильно понял, – поэт тщетно пытался вырваться из объятий дочки трактирщика, – я всего лишь хотел… я собирался попросить у тебя руки Шаллы, но я не… в общем, я просто решил, что… Хочешь верь, хочешь нет, но я не хотел сделать Шалле ничего плохого!

– Конечно, не хотел, – кивнул трактирщик, – ты всего лишь хотел рассказать ей пару стишков, пока она будет тебя ублажать, так? Амбар окружен, так что не вздумай меня злить, – ответил Йол. – Стоит мне подуть в этот свисток, и Брен спустит с поводка нашего пса. Ты видел эту зверюгу – клянусь Харумисом, псина враз отгрызет тебе все твои мужские погремушки!

– Духи ночи! Да я и не собирался тебя злить, Йол. Ты меня поймал, твоя власть.

– Вставай, подлец, – трактирщик пнул поэта носком сапога в бок. – Ты рассчитывал меня умаслить, пообещав жениться на Шалле, но ты просчитался. Шалла уже просватана.

– За кого это, хотелось бы узнать? – проворчал ди Марон.

– За мельника Оллиса из Варденсто, – сказала Шалла, всхлипывая.

– Молчи, дрянь! – прикрикнул трактирщик. – Опозорила и меня, и доброго мастера Оллиса. Вряд ли он захочет теперь взять в жены такую шлюху, как ты.

– Да я, клянусь Единым, ее пальцем не коснулся! – воскликнул ди Марон, торопливо завязывая тесемки на гульфике. – Не делай из мухи слона, Йол, давай покончим с этим недоразумением. Ты угостишь меня вином, а я расскажу тебе столько сказаний, сколько ты…