II

Захария отбросил лопату, посмотрел на свои ладони и втихомолку выругался. Он никогда не был белоручкой – тяжелая работа была для него обыкновенным делом. Но земля возле старых каменоломен такая твердая, что из нее можно строить укрепления. Да и еще и солнце палит так, что в глазах темнеет. А до вечера еще далеко. Вряд ли проклятый евнух Василий позволит им прохлаждаться в тени до тех пор, пока не спадет жара…

– Все, не могу больше! – воскликнул Дионисий Фракиец и отбросил заступ. – Хватит, надоело!

– У меня все ладони в пузырях, – сказал Захария. – Только отдохнуть все равно не дадут. Сейчас придет евнух. Или старик. Начнут кричать, что мы ленивые ублюдки и нас следовало бы уморить в застенке.

– Ты веришь, что нас освободят после того, как мы сделаем эту работу? – вдруг спросил Дионисий. – Что-то я очень сомневаюсь.

– Старик показывал мне помилование, подписанное самим басилевсом, – ответил Захария. – Клянусь Иоанном из Фтоломеи, что я сам его видел!

– Старик лгун, – с горькой усмешкой сказал Дионисий. – Станет басилевс подписывать помилование сам, как же! Небось, старый черт сам состряпал грамотку-то. Темнит он что-то, Солдат. Не верю я ему. Не дадут нам помилования. Я вор, ты – убийца. В лучшем случае заменят казнь пожизненной тюрягой. Что так, что эдак – один хрен выходит, что мы попусту тут карячимся.

– У нас все равно нет выбора. – Захария прикрыл глаза ладонью, всмотрелся в раскаленное солнцем небо. Высоко над ними в небе плавал орел. Или это от жары и усталости в глазах начало рябить?

– Пятый день долбим эту проклятую землю, и все без толку! – Дионисий с жадностью припал губами к кувшину с тепловатой водой, напившись, передал кувшин товарищу. – Хотя лучше здесь, чем в лапах палача. А ты как думаешь?

Захария не ответил. Бывший солдат Девятого Адрианопольского легиона смотрел вдаль, туда, где над водами Золотого Рога белели паруса кораблей.

– Что молчишь, приятель? – спросил Дионисий.

– Думаю. Не дает мне покоя этот старик.

– А что с ним такое? Старик как старик. Безбородый кастрат злит меня куда больше. Стоит, сволочь, в тенечке, пока мы работаем, и скалится, как лошак. Однажды тресну его лопатой по черепу, и не надо мне никакого помилования!

– Мне вот интересно, а что старик тут ищет?

– Тебе-то что? Главное, чтобы не надул. Обидно будет столько дней вкалывать, а потом все-таки оказаться на колесе.

– Я вот что думаю, Фракиец, – наверняка старик этот в Константинополе человек влиятельный. Иначе откуда у него бумага, подписанная басилевсом? На царедворца он не похож, на иерарха церкви и подавно. Скорее, на ученого смахивает. Одет хорошо, видать, денег у него много.

– Я что-то тебя не понимаю.

– А самое главное, – продолжал Захария, не обратив внимания на слова своего товарища, – что вроде он и не боится, что мы сбежим. Я когда с ним в тюрьме в первый раз встретился, сразу понял, что человек он особенный. Взгляд у него заметил, какой? Будто насквозь тебя видит. Не люблю я, когда человек на меня таким взглядом смотрит.

– Боишься, что ли?

– Не боюсь. – Захария сделал еще глоток из кувшина. – Дело в другом. Чувствую я, у старика этого есть какая-то особая власть. Он нас с тобой из сотни осужденных совсем не случайно выбрал. Он ведь, когда нас во дворе тюрьмы выстроили, сразу к нам направился. Почему?

– Направился и направился, тебе-то чего? Чепуху говоришь, приятель.

– Не чепуху! Старик этот особенный. Я когда с ним говорю, будто стою перед иконой в церкви, только не святость от него идет, а сила, понимаешь? Крепко он в нас с тобой уверен. Знает, что не удерем, одних оставляет. Почему?

– Это он сейчас нас одних оставляет. – Дионисий плюнул себе под ноги. – А как найдем скрытый ход, так сразу стражи нагонит. Бежать надо, пока не поздно.

– Я только что об этом думал, Фракиец.

– И что надумал?

– Мы убежим.

– Вот это по-нашему! – обрадовался Дионисий и даже подпрыгнул от радости. – Тогда чего ждать? Все равно никого рядом нет. Я знаю одного парня в порту, он нас первое время укроет у себя, а потом…

– Погоди, не спеши, – перебил Захария, – сейчас мы убегать не станем. А знаешь, почему? Старик хитер, как змей. Но я хитрее его. Он ждет, чтобы мы с тобой ход нашли. А мы его обманем.

– Это как?

– Идем-ка, покажу кое-что! – Захария отставил полупустой кувшин и направился в дальний конец огромного раскопа, который они с Фракийцем отрыли за минувшие пять дней, борясь с каменистой землей.

Дионисий, недоумевая, пошел за ним.

– У тебя глаза лучше моих, ну-ка, глянь, там наш безбородый не появился? – велел Захария вору. Беспокоился он зря – Василий не меньше старика был уверен в том, что его подопечные никуда не сбегут и наверняка отсиживался где-нибудь в прохладном месте, обмахиваясь веером и попивая ледяной шербет.

– Я что-то тебя не понимаю, Солдат. На кой бес ты…

– Смотри!

Захария руками начал быстро разгребать кучу крупного песка в самом углу раскопа, и Дионисий с удивлением увидел, как из-под песка вначале появилась мраморная плита, а на ней какое-то изображение, взятое в круглую рельефную рамку.

– Вот что ищет тут старик! – с торжеством в голосе объявил Захария. – Я-то все думал, какого черта он надумал копать за городской стеной? А потом понял. Я слышал, что здесь раньше, много лет назад, был языческий храм, понимаешь? А в языческих храмах были сокровища, посвященные богам.

– Вот это да! – Дионисий даже присвистнул. – А нам старик сказал, что собирается обследовать старый крепостной ход.

– И для этого он добился освобождения двух осужденных к смерти? – усмехнулся Захария. – Верь больше! Я смекнул, что задумал старик. Он дал взятку начальнику тюрьмы, забрал двух заключенных для работы, которую он никому больше не может доверить. Ведь если басилевсу или константинопольскому эпарху станет известно, что ищет старый умник, клад у него заберут. А так он нашими руками откопает денежки и присвоит их себе. Он уверен, что мы с тобой болтать не будем, вот как.

– Почему ты сразу не показал ему эту плиту?

– Потому что я не идиот. Я наткнулся на нее в первый же день, а потом намеренно уходил в сторону. Уж извини, заставил я тебя покопать, но у меня была причина.

– Так у тебя что, и план есть?

– Есть. Слушай.

И Захария начал шептать вору на ухо. Дионисий слушал, кивал головой, и его костлявое покрытое пылью лицо все больше растягивала радостная улыбка. Закончив шептать, бывший легионер хлопнул товарища по плечу и уже вслух добавил:

– Сегодня ночью. Если все выгорит, завтра ноги нашей не будет в Константинополе.

Старик был доволен; за день Захария и Дионисий почти закончили раскопки в пределах квадрата, который он обозначил на своем плане еще пять дней назад, когда они только приступили к поискам. Осталось два небольших участка – у самого входа в старые каменоломни и рядом с полуразрушенной стеной, отделявшей место раскопок от оливковой рощи, где искать точно не имело смысла.

– Еще два-три дня, и мы закончим работу, – сказал старик, делая пометки на своем чертеже.

Захария заметил, что руки у него дрожат.

– Ты обещал нам помилование, господин, – напомнил он.

– И вы его получите. Ты же видел приказ.

– Видел. Поэтому хочу верить тебе.

– Скажи мне, Захария. – Старик внимательно посмотрел на бывшего легионера. – Как так случилось, что ты, старый доблестный воин, решился на убийство? У тебя честные глаза и хорошее лицо. Твой напарник совсем другой, у него физиономия вора, и ему от рождения было написано стать вором. А ты не похож на душегуба. Такому человеку, как ты, следовало бы стать офицером и заслужить у императора хорошую пенсию и участок земли, который обеспечил бы твоих детей. Почему?

– Почему? – Захария вытер ладонью пот со лба. – А как бы ты поступил, господин, если бы вернулся из похода домой и застал свою жену с другим? Я два года терпел тяготы в Ионии, был ранен, голодал, сражался с сельджуками. Я мечтал вернуться домой, и моя мечта спасла мне жизнь. Я вернулся, но что я увидел? Меня будто мечом пронзили, господин. Это была ревность. Ревность и бешенство. Я не помню, что со мной было. Но я не сожалею о том, что сделал. Любой мужчина должен защищать свою честь.

– Ты искренен, – сказал, помолчав, старик. – Я позабочусь о тебе. Делай свое дело. Найдете ход, станете свободными людьми. Кроме того, я заплачу вам. По пять солидов каждому. Этого хватит, чтобы начать новую жизнь.

– Благодарю тебя, господин, – Захария склонил голову в гордом поклоне. – Тогда я позволю себе попросить тебя разрешить нам копать этой ночью.

– Зачем?

– Чтобы побыстрее закончить работу. Мне не терпится стать свободным человеком. Да и Дионисию тоже. К тому же ночью нас не будет мучить жара.

– Хорошая мысль. Я передам Василию твою просьбу. Думаю, он согласится.

– Ты очень добр, господин.

– А ты хороший работник и человек вроде бы не пропащий. – Старик снова окинул бывшего солдата оценивающим взглядом. – Теперь твое будущее в твоих руках.

– Пока оно в твоих руках. – Захария сделал ударение на слове «твоих». – Не беспокойся, господин, мы найдем то, что ты ищешь.

– Не сомневаюсь, – сказал старик.

* * *

Плита оказалась не такой тяжелой и массивной, как вначале показалось Захарии. Пока Дионисий светил ему, легионер сумел подцепить плиту ломом и без особых усилий сдвинул ее с места. Под плитой появилась черная пустота. Взяв у Дионисия фонарь, Захария заглянул внутрь.

– Победа! – воскликнул он торжествующе. – Тут какие-то ступеньки!

– Есть Бог на свете! – выдохнул вор. – Полезай первым.

– Боишься? – усмехнулся Захария. – Хорошо. Факел приготовил?

– Готов факел! Давай лезь, я придержу плиту…

Держа перед собой фонарь, Захария спустился в лаз под плитой. Яма оказалась довольно глубокой, не меньше пяти локтей в глубину, но неровности каменной кладки были хорошей опорой для ног, и бывший воин басилевса спустился в яму без особого труда. Далее Захария ступил на небольшую площадку, с которой вниз, под землю, убегала узкая вырубленная в камне лестница. Туннель был низкий, пришлось согнуться чуть ли не пополам, но зато каменный потолок не грозил обвалом. Захария спустился по лестнице и оказался у глухой каменной стенки, за которой, впрочем, была пустота – бывший легионер быстро определил это, постучав по кладке. По лестнице уже торопливо спускался Дионисий.