Со всё понимающей, и никогда не устраивающей скандалов, сексапильнейшей женой. С любящими и не шалящими детишками: которые – «Все – в него!» Которых можно учить, баловать и с которыми можно возиться, пока не… Подрастут?

А подрастут ли они тут?!

Семья, где всё «спроектировано» и идеально подогнано именно под него…

Кто знает – может, он и не заскучал бы с ними никогда?!..

И никогда не появилось бы мыслей разрубить эту, растворяющую его Индивидуальность, и перелицовывающую «я хочу» – в «я должен», петлю, единственным возможным способом – застрелившись?.. (Или пушку – отобрали бы?..)

О-ох… Мчась по коридору, всё дальше от затихающих вдали криков и детского плача, он и сам поминутно протирал глаза. Влага, стекая по щекам, и уже колючему от пробившейся щетины подбородку, так и падала на пол, оставляя отлично заметный след. Если бы кто пустил за ним собак…

От этого окружающее белое пространство, в котором и так плохо было всё видно, становилось ещё и туманным, и расплывчатым.

Господи! Да кончатся ли когда-нибудь его мученья?! Его мытарства по чёртову Лабиринту, ставящему теперь, когда он почти до предела измотан и нравственно и физически, столь сложные задания?!..

С содроганием он думал, что же может быть следующим Этапом испытаний?

И – сможет ли он добраться до этого, и пройти так, чтоб не затронуло ни жены, ни детей?.. (Тьфу ты! Вот он и почти попался на этот крючок! Но он не вернётся!.. Трезвый наблюдатель где-то там, в уголке сознания, похихикивал себе в усы: скоро дядя Бишоп придёт в норму. И будет злиться сам на себя… А потом – и посмеётся. Ну а пока – надо бежать!)

За следующим углом оказалась его Мать.

И то, что она уже девять лет как скончалась от рака, нисколько укола в сердце не ослабило!

Однако инстинктивно куда более сильное желание – повиноваться приказу крошечного наблюдателя – здравого рассудка! – заставило его вихрем промчаться мимо трогательно распахнутых объятий!

Хотя желание прижаться к родному мягкому и привычно-заботливому телу было почти непреодолимым! Ведь именно там, во всепонимающих и успокаивающих, помогающих зарубцеваться любым душевным ранам и обидам, материнских объятиях, он и находил успокоение, когда, случалось, его и лупили в школе, или учителя придирались, или, или… Да мало ли!..

Но с матерью оказалось легче – после «жены и детей» – явный перебор!

А он – тот ещё Колобок!

«Я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл… А от тебя, порождение вражеского хитро…опого Разума, и подавно…»

Не уйти ему только от этого, глубоко сидящего в мозгу, циничного и прагматичного наблюдателя – себя самого.

Подлинного.

Завернув за очередной угол, он позволил себе перевести дыхание: никого!

Неужели закончились чёртовы «социально-нравственные» тесты?!

Что-то подсказывало ему, что ни нападений, ни искушений ждать уже не надо. Впереди – финиш. Конец. Выход из Лабиринта. А, может, и из самой жизни?

Может, его попросту… Уничтожат? «Деактивируют»?! Стоило ли так упираться?

Но…

Раз уж он благополучно и «в здравом уме и трезвой памяти» добрался до самого конца, может, его всё же просто – вернут «в исходную колонию двуногих без перьев, и с плоскими ногтями»? (Платоновское, будь он неладен, определение Человека…)

То бишь – на Землю?

Инстинкт… Это он заставил его пробраться, прорваться, преодолеть все препятствия и проблемы. И он же говорил ему теперь, что – всё.

Испытания закончены.

Уж он-то представлял, что про него могли понаписать чёртовы «исследователи» в итоговом «Акте полевых испытаний»:

«Отобранный экземпляр отвечал нашим представлениям о поведении и физических кондициях среднестатистической мужской особи. Он продемонстрировал:

– отличную адаптацию к совершенно новым и непривычным для него условиям,

– хорошую сообразительность и логику при решении задач на ориентацию в упорядоченных техногенных структурах,

– быстрое освоение незнакомого типа оружия, и меткую стрельбу,

– отсутствие комплексов при уничтожении как крупных, так и мелких хищников,

– всеядность и отсутствие брезгливости,

– следование основному инстинкту так, чтобы это не снижало бдительности,

– полное равнодушие к оседлой семейной жизни,

– настойчивость в достижении цели, доходящую до фанатизма…»

Страшновато получается, если взглянуть трезво: он – идеальный… Наёмник.

Без изъянов и слабостей. Почти. А если они есть – он в состоянии контролировать их. Преодолевать. И обладает явно – последовательностью в действиях, и упорством.

Но какие же, чёрт возьми, Цели на самом деле ставили себе и ему проклятые твари из космоса, проверяя его поведение в процессе «преодоления» всех этих препятствий?!

Проверить, получится из него хороший Работник? Солдат? Исследователь?

С холодной расчётливой головой, и твёрдой рукой?!..

Как узнать, что же про него выяснили эти…

Странно.

Он не помнил, на чём остановился. Вот амфитеатр аудитории, два десятка студенток-девушек, выжидательно смотрящих на него, вот доска, в руке – мел…

Но какой была предыдущая фраза лекции?!

Он раздражённо потёр лоб тыльной стороной кисти с мелом. Ладно, вот – формулы. Логично предположить, что раз он не дописал промежуточное выражение доказательства, с него и надо… Продолжим:

– Итак, как я уже упомянул, дифференцируя это выражение по времени, мы получим… – затылком чувствуя, что что-то не так не только с ним, но и там, в лекционном зале, но всё равно докончив писать новое выражение, он медленно обернулся. Взглянуть – словно бы проверить, успевают ли записывать студенты.

Странно.

А куда девались сорок с лишним парней?..

3. Безопасный способ захоронения.

Рассказ.

Теперь, когда снег на камнях стаял, очень даже хорошо стало видно, что это и не камни вовсе – а серый щебень, тусклая пыль, и обломки, рассыпающееся при растирании в руке в песочно-гравийную серую труху. Однако вот пальцы в серый цвет она не пачкала…

Хольгер стряхнул с ладони остатки песчинок, в которые раскрошил большой булыжник, вытер ладонь о зад парки. Одел рукавицу обратно. Сплюнул. Теперь-то он был точно уверен: да, это – бетон, будь он неладен.

Старый, разрушившийся от времени, дождей и холодов, бетон. Вот уж поистине, наивные ребята были эти предки: строили свои многоуровневые пещеры – дома! – из такого вот жиденького материала. Чего ж удивляться, что все «дома» давным-давно превратились в бесформенные холмики из того же щебня, сгнившей арматуры и вот такой – серой – трухи. То ли дело – гранит. И пусть его приходится долго и упорно обтёсывать, но уж если такую глыбу заложишь в стену, они будут служить тысячелетиями. И глыба, и стена!

Правда, до этой простой мысли додумался не Хольгер, и даже не его отец Хольм. Это решение для надёжной закупорки жерла пещеры Общины предложил Улаф, дед Хольма и прадед Хольгера. Однако только два года назад их Община закончила, наконец, возведение третьей стены и прокладку воздуховодов. И теперь в Пещере зимой – тепло, а летом… Да, летом.

Летом всё равно приходится поддерживать огонь под котлами, чтобы вода, циркулирующая по змеевикам, трубам и батареям, делала жизнь в огромном скальном лабиринте хотя бы терпимой. Да и дрожжи при минусовых температурах не растут.

Хольгер передёрнул плечами: он ещё помнил, как до окончания строительства третьей стены, всем семьям приходилось на декабрь-март перебираться в общую трапезную, и жить там. Нет, не то, чтобы это уж очень сильно напрягало… Хотя да – напрягало! Едкий запах от сотен, давно не мытых, и… выделявших продукты жизнедеятельности в общий воздух, тел… И неизбежные стычки-склоки от тесноты.

С детства всё это запомнилось отлично. Как и визгливые драки между озверевающими от тесноты и невозможности никуда выйти из утробы пещеры, женщинами.

Какое счастье, что сейчас все могут жить если не парами-семьями, то хотя бы Родами! И если план Петера сработает как надо, ещё до следующей зимы каждая вторая пара-семья обзаведётся собственной каморкой. Пусть небольшой – три шага в ширину, и пять – в длину – но – собственной! Так что изготовление идущего на перегородки кирпича-сырца из высушенной на солнце глины с соломой летом продолжится.

Махнув своим, он осторожно двинулся дальше вглубь ложбины, вначале полого, а затем всё круче переходящей в овраг с совсем уж отвесными склонами, и упиравшейся в дальнем, глубоком конце, словно бы в тупик. Нет, это не тупик. Это, это…

Это полузаваленная такими же, как он только что подобрал с оттаявшего участка, обломками, пещера. Ух ты!.. Стало быть, это какое-то сооружение, как эти штуки называли те, жившие до Войны, «цивилизованные» люди!

Значит, придётся удвоить осторожность!

От чёртовых «цивилизованных» предков ждать хорошего не приходится. Разве что ещё каких-нибудь «средств массового уничтожения»! – вон, как в случае с людьми Общины Сундбю, которые раскопали, вроде, старый склад консервов, а на деле…

А на деле перемёрли почти все, отравившись этими самыми консервами. Потому что не выдержали банального Карантина у первых попробовавших хотя бы в пару недель!

Горстка тех, кто не ел, или чудом пережил отравление, так и продолжает мужественно бороться за выживание, стараясь наплодить как можно больше детей. Остальные Общины им не мешают. Но – и не помогают, и к себе не берут. Мало ли – ещё подцепишь от них какую заразу…

А лечить, кроме трав и мёда – нечем!

Так что обнаружение пусть на самой границе, но – своего Участка, подземного «сооружения», Хольгера не обрадовало. Вот уж находка, которую пожелаешь только врагу!

Не перемереть бы.

– Кнут, Яди! Вы пойдёте со мной. Нужно осмотреть эту… Пещеру. Райдер! Если мы через… скажем, к ночи – не вернёмся, примешь командование над Общиной. А сейчас бери остальных и возвращайтесь. Да, вот ещё: если мы совсем не вернёмся – сюда пока не ходите! Хотя бы год.

– Но Вождь… Не обязательно же вам самому лезть во все дыры, которые…

– Довольно! – он оборвал неуверенно пытающегося возразить Райдера, – Я сказал. Исполнять!

Райдер буркнул традиционно-обязательное «Так точно, Вождь!», развернулся и скомандовал остальным шести охотникам:

– Стени, Бьорн! Впереди меня. Ларс и Дорн. Замыкаете. Калле и Лувах – в середине. Уходим! – а молодец. Не зря парень (Ну как – парень! Отец двоих сыновей и правая рука Хольгера!) должен или сопровождать Вождя во всех вылазках, или руководить Общиной, пока того нет, учился. Кое-чему научился. В середину поставил самых юных и ещё не владеющих всеми навыками работы с оружием.

Когда последний силуэт скрылся за гребнем холма, Хольдер развернулся к оставшимся с ним. Ох уж эта «работа» Вождя:

– Вам ясно, почему я выбрал вас?

– Конечно, Вождь. – ковырявшего, как обычно, сосновой щепочкой в зубах Яди вообще ничем нельзя было пронять. И говорил он всегда в лоб: то, что думал! – Мы – самые старые. И нами смело можно пожертвовать во Благо Общины. Но мы ещё сохранили кое-какую быстроту реакции (хе-хе)… И кое-какой боевой опыт, – он постукал себе по виску пальцем, – Поэтому, если что (Тьфу-тьфу!), – плевок через плечо, – не подведём!

Хольгер кивнул. Его люди – реалисты. Да и его самого выбрали в Вожди вовсе не за то, что он праправнук Улафа и сын Хольма. А за готовность всем, и в первую очередь – собой, пожертвовать ради выживания Общины. И храбро лезть везде в первых рядах.

– Кнут! Сразу за мной. Яди. На тебе – тылы. Вперёд.

Они медленно, поминутно оглядываясь, двинулись к пещере. Яди снял с плеча лук и наложил стрелу. Кнут поводил плечом, как всегда делал в минуты опасности.

Копьё, которое Хольгер сжимал в руке, придавало хоть какое-то ощущение защищённости: если в странном отверстии живёт, скажем, медведь или рысь, убить втроём нетрудно. А вот если медведица с медвежатами – придётся бежать! Потому что, пусть меньше весящая после зимней спячки, и кормления детёнышей, самка – в тысячу раз опасней самца! Так как, словно безудержный в бою берсерк, будет защищать своих детей!

Собственно, Община Хольгера и сама руководствовалась точно такими же принципами: для детей они готовы на всё, что угодно! Может, поэтому и выжили до сих пор. И хоть нельзя сказать, что процветают, но вымирание от голода, болезней или вырождения, как Общинам Мальма, Эриха и Коати, им точно не грозит. Так будет и дальше, если и впредь они будут вести себя осторожно и вдумчиво.

Пройти триста шагов удалось за пять минут – никаких следов, ведущих к жерлу чернеющего отверстия, на грязно-белом полотне всё ещё сохранившегося здесь, в глубокой лощине, снега, видно не было. Значит, скорее всего – внутри есть некая опасность. Иначе точно: рысь ли, медведь, или волко-львы, обосновались бы. Ну, тогда и пахло бы тут соответственно, и идти пришлось бы куда медленней и осторожней! Да и людей он тогда оставил бы всех!

Хольгер остановился в пяти шагах от полузасыпанного таким же серым крошевом, как и на стенах, отверстия неправильной формы. В высоту оно, пожалуй, достигало полутора шагов, а в ширину – пяти. Следов того, чтобы кто-то пытался искусственно сузить, или хотя бы – замаскировать его, не имелось.

Значит, точно – ни людей, ни животных. Правильно он сделал, что отослал остальных. Охотой не пахнет. Тогда – просто разведка. А ему в его сорок два, можно смело лезть куда угодно – он честно исполнил долг перед Общиной: пятеро крепких и здоровых отпрысков мужского пола – достойное пополнение Племени от его лица! Да плюс ещё две девочки. Правда, одну уже сожрали чёртовы волко-львы… Жаль Бригитту.

Они с Яди заработали ногами в унтах и рукавицами.

– Кнут, разжигай.

Кнут, опустившись на колени, вытащил из заплечной сумы трут и огниво с кресалом, сухие щепки, и палки потолще, и в пару минут разжёг костерок на расчищенной Хольгером и Яди от снега площадке. И здесь на дне лощины тоже повсюду лежал слой серого порошка вперемешку с гравием. Бетон, чтоб ему пусто было!..

Хольгер не боялся, что кто-то учует, или заметит дымок или огонь от костра – они в низине, и «походные» дрова специально высушены у водогрейных котлов.

Когда огонь разгорелся как следует, они взяли каждый по головне – толстому суку от смолистой сосны, задние концы которых Кнут предусмотрительно не слишком сильно в костёр вдвигал. Таких факелов хватает минут на десять. А им больше и не надо.

Однако вскоре Хольгер убедился, что – надо.

Пещера, куда они попали, пройдя почти не нагибаясь, под свод, оказалась ну очень глубока. Дальний конец прямого, как стрела, коридора, проложенного сквозь камень, и с небольшим, но постоянным уклоном идущего вниз, терялся в темноте. Монолитные стены явно никто не пытался хоть как-то «облагородить»: грубые грани и изломы скалы свидетельствовали о том, что их ровность и аккуратность никого из строителей не волновала.

А что, интересно, их волновало?

Сохранность того, что, возможно, они здесь хотели укрыть от солнца? От… Войны? Может, очередной склад консервов? Или… оружия? Или – ха-ха! – Музей?..

Высота коридора-тоннеля, в котором они свободно могли стоять выпрямившись, достигала трёх шагов. Своды не закопчены – значит, точно: никто здесь ещё со времён Войны не ходил. Или, по крайней мере, не ходил с факелами, оставившими сейчас, когда они замерли на несколько мгновений у входа, мутно-расплывчатые чёрные пятна копоти на потолке. В ширину Хольгер насчитал шесть шагов. Хм-хм…

Похоже, здесь могли даже ездить эти старинные «автомобили». Значит, шансы на то, что внизу есть что-то дельное, не так уж и плохи. Особенно с учётом того, что он видел на входе: следы огромных ворот, превратившихся сейчас в ржавую труху вперемежку с кусками не то рельсов, не то – балок, и охранявших это место неизвестно сколько лет – быть может, даже действительно с самой Войны. Если не раньше.

– Проходим внутрь. Смотреть под ноги.

Сам он свой факел поднимал повыше: чтобы осмотреть своды и стены.

Ну и – ни-че-го.

Скала, скала… Никаких следов поперечных ответвлений, или воздуховодов, как это сделано у них в пещере. Вывод вполне однозначный: это место не предназначалось для жилья! Иначе при входе имелись бы вырубленные по бокам караульные помещения, и по потолку была бы проложена хоть какая-то вентиляция. Или кабели энергоснабжения – как в найденном при Ульме бомбоубежище.

Когда отверстие входа превратилось в крохотную тусклую точечку, а вокруг ничего не изменилось, Хольгер решил, что – хватит.

– Возвращаемся.

А молодцы его «старички». До этого и не пикнули, когда они чуть не бегом понеслись в чернеющую и холодную глубину. И сейчас, когда точно так же внезапно ломанули обратно – не возражали. Сами знают: раз ничего пока не нашли, и пещера очень глубокая, придётся не брать нахрапом, а – методично изучать. Для чего организовать снаружи походный Лагерь, и наготовить побольше факелов: эти уже прогорели как раз до половины. Только-только успеть безопасно вернуться.

Выбравшись на поверхность, Хольгер велел напарникам-«старичкам» подняться по крутым склонам пещеры с обеих сторон, и повнимательней изучить снег и лес вокруг.

Сам он ещё раз осмотрел вход. Всё верно: вот здесь она была, железная дверь. Может, такая же, как у Общины Брюненмаа. Тогда не удивительно, что слой ржаво-чёрной трухи столь толст: толщина двери наверняка не меньше метра. Была.

Была, да сгнила – он криво усмехнулся, поддёв носком унта кусок плоского металла – похоже, от внешней обшивки. Жаль, конечно, что не взяли «нахрапом». Да и ладно.

Хватит бессмысленного «обдумывания». Без конкретных фактов оно ни к чему не приведёт. Пора к выходу из лощины. Через десять минут туда подойдут и разведчики.

– Докладывай ты, Яди.

– Слушаюсь, Вождь. Значит так. У лощины, на открытом пространстве, снег почти растаял. Везде – чёртов бетон, ничего не разобрать. Только под деревьями снег есть. Отлично видно следы лося, кабана, косули, белок. Людских – нет. Абсолютно точно – нет. Иначе чёртовы звери не ходили бы тут вразвалочку: встретил следы только неторопливых шагов. Никто из животных не… убегал от опасности. Значит здесь – спокойно. Для них.

А молодец старичок-ветеран. Сразу говорит и наблюдения и выводы. Опыт! Который со временем переходит в иное качество – когда человек делает сразу капитальные обобщения на основе одной точно подмеченной детали: вроде – «ходили шагом!».

Опыт. Вот что им всем так нужно, и вот почему больше никто и никогда не поступает, как поступали в Общине Юнатанмаа.

Это они выгоняли из Пещеры стариков, которые уже не могли приносить пользу на охоте и дома. В результате – разучились и читать, и содержать Хозяйство пещеры, и охотиться. И попросту вымерли от какой-то эпидемии. Кажется, обычного гриппа. Ну, или – необычного: сейчас уже неважно. А важно то, что их Пещерой теперь вовсю пользуется Племя Еспера – и неплохо пользуется! Вот уж кто плодится так, словно хочет рекорд установить… Их отделение от Общины Карлмаа произошло всего два поколения назад, а народу уже – чуть ли не больше, чем в дедовской Общине.

– Ты, Кнут?

– Согласен с Яди: животные непуганые. И следов людей нет. Правда, я всё-таки думаю, что когда-то Община Малахии пыталась здесь если не обосноваться – то хотя бы поохотиться. Вот. – он протянул ладонь.

На рукавице лежал грубо сделанный каменный наконечник стрелы. Они и сами делали раньше такие же. Раньше. До того, как прадед Хольгера научился изготовлять наконечники из кости с противозубьями – такие, что, раз попав в тело, уже не выпадали из него до самой смерти зверя! И сейчас такими пользуются все Общины.