2. Пересуды

Заведующий оранжереей, доктор Эдди Маркс, кончиком толстенького мизинчика поправил съехавшие на кончик носа старинные очки в металлической оправе. Когда он потел, такое сползание по влажной и маслянистой поверхности происходило часто – буквально каждые пару минут. Но контактные линзы доктор не признавал принципиально: они, по его словам, царапали его роговицу! А глаза у него одни: запасных на складе не выдадут!.. Даже таком огромном и всеобъемлющем, как на «Пронзающем»!

Значит, так. Задачи ему и его подразделению поставлены вполне конкретные и чёткие. Пищевые ресурсы на корабле нужно срочно пополнить – а не рассчитывать, что они смогут подъесть тут всё, да и перейти на нормальное полноценное питание: уже там, на родной планете. Которая, ясное дело, не поскупится на деликатесы и витаминизированные фрукты-овощи «а ля натурель» для своих изголодавшихся даже по банальным «грунтовым» огурцам, покорителей космических пространств и их окрестностей.

Обломились их радужные надежды.

Да и с «висением» тут, на орбите, всё вполне ясно: в ближайшие сто лет спуск туда, к вожделённым ресурсам и закромам, отпадает. Отпадает на неопределённое время и возможность пополнить запасы расходуемых реагентов из баз родной планеты.

И придётся таким образом изыскивать скрытые резервы, и составлять самим необходимые смеси и компоненты для гидропонной установки здесь. На борту.

Собственно, ничего принципиально нового ему для этого выдумывать не придётся.

К счастью, их подразделение внесло необходимые поправки в организацию работы ещё пока их «Пронзающий» летел туда – к Тэте Лиры. Цикл практически замкнут. И все «отходы», что с камбуза, что из гальюнов, так и так попадают на переработку. Огромные чаны с дистиллятом пусть атмосферы корабля и не озонируют… Зато отлично позволяют отстояться и перебродить и перегнить всей той непрезентабельной массе, что создаёт в процессе жизнедеятельности функционирующий… Тьфу ты: живой человек.

А уж отстоянную массу, после того, как стекла в накопители и очистители жидкая фракция, отлично перерабатывают в компост модифицированные и отобранные селекцией, и мутировавшие в необычайно эффективные орудия переработки, старые добрые калифорнийские черви. После которых этот компост полностью готов к употреблению.

Черви у них – самые, как говорится, лучшие. Надёжные. Отобранные тщательной селекцией. Способны переварить и переработать, кажется, и ржавые гвозди. Хе-хе.

Только вот нет у них на корабле ржавых гвоздей. Всё здесь максимально долговечное и надёжное. Нержавеюще-стальное, карбоновое, алюминиевое, и титановое.

И запас витаминов, микроэлементов, да и вообще – всего, что могло бы понадобиться для борьбы с цингой, аллергиями, авитаминозами, нарушениями веса или ещё какими проблемами – на борт был погружен. И доктора у них – профи! Не дадут болеть…

– Хван. – доктор обернулся к стоявшему позади него пожилому технику по гидропонным установкам, – Ты ведь слышал, что сказал капитан.

– Да, доктор, я всё слышал.

– Значит, мне не нужно ничего объяснять. Начинай процедуру номер девять.

– Хорошо, доктор. – немного припадая на правую ногу, техник двинулся к центральному помещению их отсека, окружённому со всех сторон теплицами и парниками, где в гидротрубах выращивались признанные необходимыми растения. И Маркс отлично знал, что техник там будет делать.

Распечатает предпоследнюю коробку с неприкосновенным запасом микроэлементов, и примется за их разведение. После чего выльет смесь в центральный рекуперационный бак. Откуда она попадёт во все трубы, подающие раствор к корневищам… А после этого – в дождевальную систему теплиц, и оранжереи, где как раз и растут растения, укоренённые в компосте. А тот получен из… В том числе – и трупов. То есть – тела несчастных, погибших в той страшной аварии с реактором – съедены членами экипажа «Пронзающего» как минимум – несколько десятков раз. «Замкнутый цикл», будь он неладен…

И пусть в первые дни после принятия Пауэллом «странного» решения, пусть умирающие и сами попросили об этом, предпочтя так продолжить существование, принеся пользу соратникам, чем быть погребёнными в пучинах космоса, все остальные и ершились, и ворчали, что «не по-людски», но сейчас-то, спустя десяток лет, все понимают: так было нужно.

Для выживания.

Проклятье. Вот так и подумаешь, что хоть что-то полезное имелось и в, как ни кощунственно это звучит, смерти тех троих бедолаг. Что принесли тогда, ремонтируя чёртов реактор, свои жизни фактически в жертву, и тела – в «расход»: чтоб остальные товарищи по полёту могли пожить…

Подольше.

А вот какие-то гнусные твари там, на Земле, наоборот – всё сделали для того, чтоб все их сограждане попередохли!.. И поселиться на родной планете не мог бы уже никто!

И хотя доктор Маркс был принципиально против ненормативной лексики, но не мог не сказать, пусть и про себя: «Ну не долбо…бы ли все эти начальственные гады»?!

Сайрус Хоппер открыл дверцу конвертера, и смачно туда плюнул.

Когда дверцу закрыл, изнутри послышалось привычное жужжание – сканнер. И вот уже его плевок изучен, оценена его масса, и манипулятор со скребком отправляет три грамма жидкости на переработку к анализаторам, поглотителям, и фильтрам…

Если б это не было так трагично, то можно было бы похихикать: его плевок в какой-то степени скоро окажется во всех оставшихся на «Пронзающем» членах экипажа: поскольку наверняка сейчас направится в бак отстойника, и вскоре снова будет дистилирован в дисцилированную воду. Снабжён необходимыми солями и минералами, и микроэлементами из кухни доктора Маркса. И попадёт в трубы питьевой воды.

Где его выпьет и он. И можно будет снова сплюнуть…

Невесёлые думы младшего техника, не мешавшие ему, впрочем, внимательно изучать привычные показания на приборах пульта, прервал приход начальства: в машинный зал заявился комендант корабля, старший лейтенант Станислав Яндринский.

– Здравия желаю, господин старший лейтенант, сэр. – техник поторопился встать, и вытянуться, – Вахту несёт сержант Хоппер. За время дежурства происшествий нет. Все показатели в норме.

– Вольно, сержант. – Яндринский поморщился, словно от зубной боли, но сержант знал, что никаких проблем с зубами у экипажа быть просто не может – заменили им всем зубы жевательными пластинами ещё двадцать лет назад, до вылета с Земли. При подготовке. Как, впрочем, заменяли и всем, кто должен был летать в космосе долго. Или периодически, но – на постоянной основе. То есть – работая здесь. В этом самом чёртовом космосе. Само-собой, удалили всем и аппендиксы, и подлатали внутренние органы: от печени до простаты, – Что там со вторым насосом оранжереи?

– Всё в порядке, сэр. После того, как поменяли пускатель, включается в штатном режиме. Вон: не далее, как пятнадцать минут назад док Маркс откачал из накопительного бака тридцать пять литров воды. Похоже, растворяет очередную партию… реагентов.

– Хорошо. – лейтенант чуть кивнул, – В следующий раз придётся пускатель уже чинить. Потому что это был предпоследний новый. Продолжайте контролировать.

Яндринский собирался уж было пройти дальше, по мрачному коридору, образованному огромными трубами, буквально пронизывающими всё пространство обширного помещения, но сержант приостановил его движение вопросом в спину:

– Лейтенант, сэр… Простите, что спрашиваю.

– Да, сержант Хоппер?

– Так что? Получается, спуститься на поверхность нам вообще не удастся?

– Нет, сержант. В ближайшие даже годы – точно нет.

– А… Когда?

– Боюсь, уверенно на этот вопрос не ответит даже доктор Йошидо. Потому как не попали ещё в его распоряжение бациллы или вирусы, что лютуют сейчас там, на поверхности планеты. Остались пробы всего этого в зондах, которые пока тоже там – снаружи. Доктору же пришлось довольствоваться только изображениями, полученными микроскопами зондов, и переданными их видеокамерами.

А до тех пор, пока эти пробы ему на непосредственное исследование не попадут… Ну, или мы не узнаем из архивов Лунной Станции, что это были за средства поражения, не получится и разработать методы адекватной борьбы с ними. Хотя…

Надежды на это, как сказали и доктор, и капитан, мало.

– Так – что?! Мы так навсегда и останемся гнить заживо здесь, в вонючем брюхе нашей чёртовой посудины?!

Лейтенант оценил и перекошенное побледневшее лицо, и судорожно сжатые кулаки, и неприкрытую злость в тоне. Перед лицом столь опасных тенденций он даже сделал несколько шагов к дежурному. Тяжело вздохнул. Глянул в глаза техника. Сержант первым отвёл глаза. Старший лейтенант сказал:

– Наша, как вы, сержант, выразились, «вонючая» посудина, спасала нам жизни уж не упомню сколько раз. Она отлично противостоит и облакам молекулярного водорода, и солнечному ветру, и космическим лучам. И прослужит она нам верой и правдой ещё по-крайней мере девяносто лет. Именно на столько хватит наших запасов. И никакой «внешний» враг нам не страшен. А только – внутренний! То есть – конфликты.

Которых всегда можно избежать путём простых переговоров.

Например, если у вас, или кого-то ещё из экипажа есть вот прямо – непреодолимое желание, спуститься вот прямо сейчас – туда, на поверхность, и лично проверить её пригодность для обитания, вы не стесняйтесь, скажите. А лучше подайте рапорт. Официально. В письменном виде.

Не сомневаюсь, что капитан Пауэлл с большим удовольствием погрузит всех таких недовольных, неверующих, и соскучившихся по не-замкнутому и «невонючему» пространству там, в трюме, в запасной челнок. Да и отпустит с Богом!

Потому что тогда всем остальным останется запасов гораздо больше.

А на возвращение уже не надейтесь – вас заразных мы на борт не впустим.

Так что – хотите подать рапорт?

– Н-никак нет, сэр! Простите. Это… Это был эмоциональный срыв!

– Хм. У доктора Людвига нахватались наукообразных словечек?

– Э-э… – Хоппер невесело усмехнулся, – Так точно, сэр.

– Понятно. – лейтенант коротко кивнул, – Не думайте, что у вас у одного слюнки текут, и ноги чешутся вновь побродить там, по вожделённой зелёной травке. И полежать, раскинув руки, и дыша не-кондиционированным воздухом, под голубым небом, где пели бы жаворонки, а вокруг стрекотали цикады и ласковый ветерок шевелил бы волосы на голове, и мягко шелестели бы эта самая травка и полевые цветочки…

Но пока мы не выясним точно, отчего умерли все наземные существа крупнее амёб, сунуться туда может только самоубийца. Или уж совсем закоренелый мазохист. Желающий несколько последних дней жизни провести в нечеловеческих мучениях!

– Да это-то ясно, сэр… Простите ещё раз, что… Не сдержался! Уж больно обидно!

– Считайте, что вы прощены, сержант. Поскольку отнюдь не первый, кто поднимает этот вопрос. Собственно, мне и самому в плане разумности и сдержанности поведения похвастать нечем: это я, не далее, как вчера, предлагал капитану спуститься на втором челноке, и попробовать походить там – хоть и в скафандрах…

На что он мне вполне спокойно и доходчиво объяснил. Что поскольку погибли все, следовательно, не существует пока надёжных средств и способов борьбы с этой зар-разой! Не создали этих средств даже самые супер-продвинутые и специализированные лаборатории земных учёных. И даже если мы не погибнем там сразу, вернуться, что на челнок, что на «Пронзающий», так, чтоб не поперезаразить всех, кто тут остался, мы не сможем!

Нечем у нас произвести должную дезинфекцию! Дегазацию. Стерилизацию. Ну, или что там положено провести. Чтоб гарантировано убить всю эту дрянь. Ну вот не догадались снабдить наш «Пронзающий» соответствующими реагентами и приборами те, кто его построил и оснастил. Да оно и понятно: кто же тогда предполагал, что самый страшный враг будет ждать нас не там, в пучинах дикого космоса, а – здесь!

Дома.

И враг это будет невидим, неощутим, и жутко живуч и смертоносен.

– Понял, сэр. – Хоппер поджал губы, очевидно, переваривая полученную информацию. Но переварил он её быстро, – Получается, хорошо, сэр, что капитан у нас такой занудный и дотошный!

– Он – не занудный, сержант. – лейтенант невольно дёрнул плечом, – Он педантичный. И спокойный. И просто может лучше нас сдерживать свои эмоции и контролировать желания. Вроде такого, например, как побыстрее спуститься туда.

На неповреждённую внешне и безобидную с виду поверхность.

– Да, всё понятно, сэр. Разрешите продолжить несение вахты?

– Разрешаю, сержант. – Яндринский, снова кивнув, двинулся, куда собирался, по пути внимательно оглядывая стыки и соединения труб, и манометры. И проверяя датчики утечек.

Сержант почесал затылок.

Хорошо, получается, что он всё-таки спросил. Потому что теперь «хитрый» план трюмного старшины капрала Волонтира, и сержанта Йохана Похъёлы, заведующего складом оружия, можно смело… Засунуть им в задницы!

Не выгорит их дерзкая задумка похищения всеми недовольными членами экипажа второго челнока, или парочки спасательных капсул, и бегства с корабля туда – к вожделённой поверхности с пасторальными с виду пейзажами.

Потому что пасторальные-то они пасторальные…