Глава 7
Равноценный обмен

Еще засветло того же дня к дому Любима подошел дружинный десятник с незнакомым ратником и живым, коренастым мужичонкой, сказавшимся Никифором, местным старостой.

Ратника звали Петром, и он, судя по отношению к нему Любима, тоже был не последним человеком в воинской иерархии. Однако десятник оставил его во дворе, а остальным махнул рукой, чтобы следовали за ним.

Пройдя через сени в горницу, Трофим Игнатьич осенил себя крестным знамением перед образами и поздоровался с Агафьей, исполняющей роль хозяйки.

Все приглашенные неторопливо последовали за ним, и в итоге в тесной комнатке, где большую часть помещения занимал накрытый стол, столпились пять человек. Отсутствовали лишь Антип с Вячеславом, задерживаясь в соседском хлеву, где пытались поставить на ноги захворавшую скотину.

– Откушайте, чем Бог послал, гости дорогие, – склонила голову Агафья, выходя из еще одной маленькой клетушки, которая называлась истобкой и представляла собой зимнюю часть избы. – А я тем временем во двор выйду, порядок под навесом наведу. Коли надобность в чем будет, так зовите без всякого стеснения.

– Спаси тебя Бог, хозяюшка, – в ответ поклонился десятник. – Мы пока потолкуем о своем, а нужда возникнет, так кликнем.

– Что ж, присядем, в ногах правды нет, – смущенно указал на стол Любим и, подвинув для удобства лавку в сторону, первым прошел вперед. – Прощения прошу, тесновато построился.

– Благодарствую, хозяин.

Десятник осторожно присел, положив шлем с высокой тульей, оканчивающийся тупым шишаком и ниспадающей бармицей на лавку рядом с собой.

Остальные тоже расселись, причем Иван с Николаем оказались друг напротив друга. Егерь положил принесенный с собой длинный сверток за лавку и чинно положил руки на грубо сколоченный стол, всем своим видом показывая, что инициатива принадлежит противоположной стороне.

– Кха… Поведал мне Антип немного про вас, путники, – прокашлявшись, начал свою речь воинский глава поселения. – Мол, бежите вы неведомо откуда и рекли нечто непонятное про то, куда направляете стопы свои. Мыслю, что сами не ведаете того места. И изъявляли согласие свое, аще примем мы вас в общину, осесть на земле той, что отмерим вам. Не помыслили вспять? Добре. Прикинул я, куда вас на постой определить и чем заниматься будете. Ходить будете под старостой нашим, Никифором. Что вам скажет, то и исполнять будете. По истечении же лета, посмотрев на деяния ваши, определим мы место и положение ваше в нашей веси… Ежели не ясно что, вопрошайте.

– Спасибо за предложение, десятник…

– Господин десятник с этого момента.

– Так вот, десятник, – невозмутимо продолжил Иван. – Не подходит нам твое предложение. И вот почему. Люди мы вольные, господ над нами нет, обрыдли они нам… Погоди, десятник, не перебивай, я тебя выслушал внимательно. Не разбойники мы, не лиходеи, а люди мастеровые и военные. И пользу общине вашей большую принести можем, если столкуемся.

– Як купец торговлю ведешь, прости меня Господи… – влез в разговор Никифор.

– Разные мы люди с вами, обычаи у нас другие, – не обращая внимания на старосту, начал рассуждать егерь. – Но вера одна, да и идти нам особо некуда, тут ты прав. Разве что на Оку податься, но это… что в лоб, что по лбу, все едино. Правилам и традициям вашим мы готовы подчиняться, но разделять нас и помыкать нами не позволим. Повторю еще раз, если столкуемся, то прибыток общине будет, а соседи добрые из нас получатся.

– А силой принудим? – усмехнулся десятник. – Свара мысль дельную рек, можем и охолопить вас… Чужие вы для нас пока.

– Так у вас в селении холопов нет, я спрашивал по пути у Антипа. Тех, что были из половцев полоненных, вы в Переяславле с рук сбыли. Не просто же так, а?

– Не просто. Вороги они нам и ужиться надолго с ними нам невмочь. Так и так сбыли бы. Вервь решила с вольными людьми жизнь начать на новом месте. И долги закупов община выкупила, по-другому не сподвиглись бы они с нами идти, не было уговора такого. А ныне мы на этой землице обустроились, и можно вновь к старому вернуться. Первенство в холопстве нет желания взять?

– Это шутка, что ли? – влез Николай.

Однако десятник был серьезен.

– На всем готовом будете жить!

– Ну, уж нет, – усмехнулся уже Михалыч. – Ни в закупы не хотим, ни в холопстве у нас нет нужды. Да ты ведь и сам не даешь воли в этом деле людям своим! Я и про это пытал Антипа… Кто по рукам особо горластым дал, звавшим на соседей пойти?

– Так воев нет у нас. Кем идти? – продолжил гнуть свое десятник, заинтересованно глянув на рассуждающего егеря.

– Можно было в Суздале людей нанять, серебро еще оставалось, так? – пытаясь добраться до правды, продолжил Иван. – А с ними уже на отяков идти, за тех же не вступится никто, верно? Черемисы их не трогают только потому, что взять с них нечего, а холопов из бывших врагов своих делать не хотят. Так же, как и вы.

– В Суздаль али Суждаль, как многие ее называют, не заходили мы. А про отяков сказывать… С черемисами ратятся они издревле и упорно, иначе не осталось бы их на землях этих. Не так просто их взять, как мыслишь. Но прав ты в одном, не по нраву мне на полях наших людишки подневольные, набранные в набегах. Другое дело, ежели к тебе ворог пришел, а ты его полонил и работой своей он волю выкупает или жизнь. Да и закупам я не противлюсь.

– У Трофима Игнатьича по молодости жинка у половцев поганых сгинула, – вмешался Никифор, с сочувствием глянув на десятника.

– Но не нам менять предков наших заветы, и мои мысли тут силы не имеют весомой, – предупреждающе зыркнул на старосту тот.

– Тем не менее трижды подумай перед тем, как рискнуть силой кого-либо охолопить, – облокотился на стену Иван и сложил на столе кисти рук в замок. – Разве хочется тебе нож в спину получить? К каждому холопу воя не приставишь, леса кругом темные…

– Ты что, угрожаешь мне? – недобро поднял глаза десятник.

– Упаси меня боже, просто рассказываю тебе, какие трудности ждут весь, если попытается она старыми порядками на новом месте жить. Я не враг тебе, пришел милости у тебя просить и защиты. А также всеми силами помогать тебе и общине вашей в малых и больших делах, – выделил слово «тебе» Иван.

– А велики ли твои силы? Два сопливых отрока? Или ты сам, надумавший к старости учиться у моего дружинника владеть мечом? Равноценная ли мена выходит? Защита, пища и кров на неизвестно что?

– Дозволишь ли умение показать свое, пока еще время светлое? – Егерь, получив кивок согласия, потянулся назад за свертком. – Любим, есть ли у тебя рвань какая, что не жалко испортить?

– В углу, под навесом, порченые да резаные шкуры лежат, Радка умение свое испытывала. – Огонек гордости высветился на мгновение в дедовых глазах, несмотря на укоряющие будто бы внучку слова.

– Тогда милости прошу за ворота.

Иван спустился с крыльца, подобрал два чурбачка, негодной выделки шкуру под навесом, и вся честная компания отправилась за тын.

– Николай, не в службу, а в дружбу… сходи, развесь вот это недоразумение, метрах так в пятидесяти-шестидесяти, – негромко произнес егерь наедине, передавая тому завернутые в шкуры поленца. – Я из ружья Вячеслава попробую шмальнуть, оно покучнее вроде стреляет.

Михалыч разложил сверток с двустволкой и начал его разворачивать.

– Схожу, чего не сходить. А пошто не в чехле принес?

– Так как бы еще наш разговор сложился… Люди тут горячие, не чета нашему времени, – кивнул в сторону Иван. – А чехол жесткий, удобно через него не возьмешься, чтобы прикладом поработать… Тряпка же мне в этом деле не мешает, да и скинуть ее я в любой миг могу. Оба ствола, кстати, я еще перед нашей с ними беседой зарядил.

Крякнув, Николай отправился расставлять мишень, а десятник, скрестив руки, подошел поближе к егерю.

– Чем поразить хочешь, Иоанн?

– Иван я, так правильнее. Но лучше зови как все – Михалычем. Смотри, это мое оружие, называется ружье. Оно не боевое, для охоты предназначено. Поймешь, что такое и как действует?

– Помыслить не могу, что ты в дланях своих держишь. А звать тя буду не по отцу, а просто воем, раз ты меня десятником кличешь. Давай, дело твори, которое хотел.

Иван кивнул, равнодушно соглашаясь на предложенное имя, и стал дожидаться возвращения Степаныча. Потом вскинул двустволку, помедлил мгновение и нажал на курок. Грянувший выстрел заставил отшатнуться окружающих, а Никифор даже присел и стал мелко креститься.

– Что за гром небесный ты на землю спустил, пришелец? Невместно пужать так людей добрых.

Трофим Игнатьич протянул руку к ружью, второй ствол которого Иван предусмотрительно разрядил, поднес оружие к лицу, повертел его, отдал обратно. Потом ушел смотреть полешки и старую вылинявшую шкуру, простреленную решетом в диаметре сорока сантиметров, а вернувшись, вопросительно подкинул принесенный чурбачок на ладони.

– Именно такое оружие применялось в моем отечестве, умные люди его сделали, – начал объяснять Иван. – Но больше нет ни людей тех, ни ружей, да и зарядов, что поразили цель, осталось очень мало… Однако теперь ты должен понимать, как мы ратились. Учитывая, что и пострашнее кое-что было. Скрывать не стану, если заряды кончатся, то оружие это будет бесполезно, не найдем мы чем снарядить его.

– Лучник десяток стрел за часец пошлет в цель, а это?

– Именно это примерно так же или чуть менее, если точно попасть надо.

– Не сдюжит ваша рать воинская против нас. Добрый лучник стрелу за триста шагов положит в цель.

– Наша сдюжит. И положит всю вашу, не потеряв никого. Но ты прав в одном… – начал отвечать Иван, выковыривая застрявшую дробинку из поленца. – Это на мелкую дичь заряд, дробь называется. Если побольше кусок свинца взять, то полетит и дальше, и точнее. Вот, к примеру, метров э-э-э… шагов за сто в тебя стрелу пустят, уклонишься?

– Знамо дело, ежели одна. Или на голомень приму.

– Меч плашкой выставишь? Понятно… А в моем случае ты не увидишь ничего и не отмахнешься. Обычную кольчугу на раз пробьет… Ну да ладно, чего это я хвастаю. Как уже сказал, на десяток выстрелов меня хватит, а потом оружие можно будет выбрасывать. Показал я тебе все это только для того, чтобы доказать, что не только оружие, но и люди у нас сильно от ваших отличаются. Сам смотри, сможет кузнец ваш сковать такое? – показал Иван на ствол.

– Донес ты до меня свою мысль, вой, – задумался десятник. – Прав ты… Тебе виднее, как использовать знания ваши. Совет держать будем. Есть про что другое молвить?

– Как не быть. За стол вернемся?

– Пошли.

Беседа завершилась только за полночь.

Как только все вернулись в дом Любима, десятник отпустил Петра, которому выпало караулить весь до утренних петухов, и разговор продолжился, сопровождаясь чашей хмельного меда, пущенной по кругу. Однако одной чашей дело и ограничилось, желающих принять больше не оказалось, всем хотелось сохранить ясность рассудка.

Тем для разговора набралось предостаточно. Сначала Иван выпустил тяжелую артиллерию, заставив Николая пройтись своими планами по кузнечному и кирпичному делу.

Затем к собравшимся прибились Антип с Вячеславом, обошедшие за это время многих соседей с выборочным осмотром скотины. Это еще более подогрело интерес десятника и старосты. Все-таки лекарь в веси появился, как бы ни отмахивался Вячеслав от такого звания.

Антип на все лады расхваливал его.

Сказал, что соседская коровенка уже почти совсем оклемалась, а его кормилица уже не дрожит и слышно, как газы выходят через заклиненную пучком соломы пасть. И соседского мальчишку, простудившегося на речке, Вячеслав уже начал лечить, заварив травы, собранные у самых ворот. И у него самого все нитки повыдергал… Последние слова Антип сопровождал действием, крутя во все стороны свою намазанную йодом физиономию и показывая, что след от медвежьей лапы почти зарос.

Присовокупив возможность обучения счету и письму одних «сопливых отроков» другими, Иван еще более перетянул на свою сторону Трофима Игнатьича и Никифора. Правда, оговорился, что счет и письмо у них свое, но от этого писать и считать хуже не будут, да и читать церковные книги ученики уж как-нибудь уразумеют. Все-таки буквы немного похожи.

Сам капитан в отставке, кроме обучения навыкам меча у Свары, выпросил у десятника несколько уроков стрельбы из лука.

В ответ Иван обещал составить карту ближайших земель и координировать работу поисковиков, которых договорились выделить на поиски руды.

Также он оговорил их кормление и зимнее вещевое довольствие, которые вервь должна была взять на себя, и попросил у общества землицу за старой пажитью вверх по течению Дарьи.

В итоге там им разрешили поставить пятистенок, а также разбить огороды под свои опыты, благо неплохая полянка для этого находилась совсем рядом. Тут же, метрах в ста, на самой речке в дальнейшем можно было бы поставить плотинку и приспособить водяное колесо для кузнечных нужд. Подробности раскрывать Николай не стал, потому что время было позднее, но обещал завтра поутру рассказать все Любиму.