VI

– Варя, Варя, Варвара, – услышала она словно со дна колодца хриплый голос Василия. – Пора вставать. Нам пора ехать.

– Отстань, – лягнула куда-то в сторону ногой девушка, даже не попытавшись открыть глаза.

– Петро уже нас ждет. Нам пора, – продолжил настырно тянуть ее за колошу джинс Щапов.

– Еще немножко, – отозвалась Варя, свернувшись калачиком под полотенцем.

– Мы же пропустим вспышку, – обиженным тоном маленького ребенка затянул оператор.

– О…о…о… – выдохнула журналистка, поднимаясь с кресла.

Ночью от небольшой дозы самогона ее моментально развезло, но за то – она смогла уснуть. И не просто уснуть, а моментально отключиться. Правда сейчас из-за давящей боли в висках она совсем не чувствовала, что хоть чуть-чуть отдохнула. Кроме того во рту стоял такой противный привкус, как будто она съела перед сном помои.

С трудом продрав, слипшиеся веки, журналистка с ненавистью посмотрела на разбудившего ее, опухшего от суррогатного алкоголя, Василия.

– Я как знал, что не надо этот самогон пить, – понимая, что он совсем не похож на свежий огурчик, принялся оправдываться оператор.

– А чего пил?

– Рефлекс, – не задумываясь, ответил Вася. – Тебе плохо? Может, заболела? – заботливо поинтересовался он, всматриваясь в глаза журналистки.

– Я этой отравы, – показала она пальцем на стол на кухне, – пока вы храпели во все горло, глотнула от безысходности.

– В одно лицо? Ты, что? Запойная? – оторопел Щапов.

– Если продолжу дальше общаться с твоим шурином, то скоро точно стану пьющей женщиной.

Василий хотел уточнить у Вари о причинной связи между Петро и ее прогрессирующим алкоголизмом, но в это время в дом с улицы ввалился, одетый в причудливого вида мохнатый, в мелкую точку камуфляж, хозяин.

– Давайте быстрее, – накинулся он на своих гостей, – надо успеть до пересменки в серую зону добраться. Я все, что нужно в машину уже загрузил.

– Я бы перекусил что-нибудь, – выдохнув кислым перегаром, предложил Василий.

– Я с собой взял. Шевелитесь! Если погранцы поднимут дроны и нас засекут, то придется большой крюк делать. Собирайте свои манатки и погнали, – грубо отрезал хозяин, резко оторвав от пола за ручку ящик с цыплятами.

Потревоженные птенцы тут же жалобно запищали.

Петро снял, покрывавшую его рогожу и задумчиво уставился на орущих цыплят.

Около двадцати желтых комочков синхронно раскрывали клювики, требуя еды так пронзительно, что у Вари заложило уши.

– Пшена им дай что ли? – предложил Щапов, впопыхах собирая свои вещи.

– Откуда у меня пшено? Сало есть. Мука есть. Хлеб ты еще вчера сожрал. А пшена нет. Да и некогда. Женик сам покормит, – буркнул Петро, накрывая рогожей ящик обратно.

Через несколько минут они уже тряслись в уазике, направляясь в лесной массив прямо по зеленевшему гречкой полю. Проскакав по всем ухабам, автомобиль под управлением Петро уверенно нырнул в чуть видимый просвет между деревьев и заливисто урча, побежал по более или менее ровной узенькой тропе. При этом Петро гнал автомобиль так, словно он ехал не по лесу, а по гоночной трассе.

– Давай сбавим скорость? – перекрикивая гул мотора, шелест скребущихся о кузов машины веток и сумасшедший ор голодных цыплят, предложил, вцепившийся побелевшими пальцами в ручку на приборной панели, Василий.

– Держись! – крикнул ему в ответ, сумасшедше поблескивая глазами, шурин и вжал педаль газа в пол до упора.

– А…а…а… – испуганно закричала Варя, почувствовав и так исковерканным местным самогоном нутром, что они в состоянии полета.

– Кры…х, – жалобно хрустнул уазик, приземлившись на другом берегу трехметровой канавы.

От неожиданности Варвара невольно прикусила язык.

̶ Ты, что делаешь? ̶ вцепился обеими руками в горло своего шурина Василий. ̶ Ты же нас убьешь.

̶ Не скули, ̶ отмахнулся от него Петро. ̶ Все по плану.

Они еще проскакали по поломанным непогодой ночью сухим деревьям около ста метров и на всем ходу вскочили в какую-то яму, оказавшись в полной темноте.

̶ Сидим и молчим, ̶ предупредил Мошко, заглушив двигатель.

̶ Что случилось? Где мы? ̶ шепотом спросила Варвара, выбираясь между сидений.

̶ Где, где ̶ в Кейптауне, ̶ злобно прошипел Петро в ответ. ̶ Сейчас беспилотник пограничный пролетит, и дальше поедем. Телефоны выключите.

̶ Зачем? ̶ удивился Василий.

̶ А затем, ̶ взвился Мошко, ̶ что мы сейчас под землей сидим, чтобы та штука, которая в небе летает, не смогла в тепловизор засечь ни нас, ни тепло двигателя этой развалюхи. А вот запеленгует ли он сигнал телефона или нет, я не уверен – образования технического не хватает. Телефоны вам все равно не пригодятся, так связи нет.

Пока Варя судорожно тыкала пальцем в свой гаджет, а Василий растеряно шарил по карманам своего камуфляжа, Петро внимательно следил за светящимся циферблатом своих массивных механических часов.

– Все. Улетела птичка, – облегченно выдохнул, включая свет в салоне, Мошко.

– Пи, пи, пи, – тут же пронзительно запищали, до этого оглушенные после скачка через овраг, цыплята.

– Я, наверное, свой телефон у тебя дома оставил, – дрожащим от расстройства голосом, пришел к выводу Щапов.

– Ничего страшного, – презрительно хмыкнул Петро, – главное, что голову не забыл.

– И очки, – жалобно добавил оператор.

– Ты, что? Серьезно!? – заскрипела от злости зубами журналистка. – Мало того, что ты заставил меня приехать в это болото, ночевать в разваливающейся халупе с пауками, рисковать своим здоровьем в этой антисанитарии, так еще и очки забыл. Зачем мне теперь слепой оператор?

– Ничего у меня не халупа, – тут же, пока Василий размазывал рукавом сопли, обиделся Петро. – У меня один диван стоит столько денег, как соседский дом. И паук у меня только один и тот ручной – я, может, его специально держу, чтобы он мух ловил.

– А я и не того паука имела ввиду, – огрызнулась Варя.

– Да нет у меня других, – не понял тот, что журналистка намекает на его персону. – Мыши есть. Кроты есть. А других пауков нет.

– Как же я теперь? – сам себе принялся причитать Щапов. – Всю жизнь ждал этого момента.

– Ничего страшного, – принялся успокаивать его Петро. – Я тебе зазря, что ли камеру свою подогнал? Она в пять раз дороже стоит, чем твоя почка. Пошли, покажу. Только мешки и цыплят прихватите, – обронил он, выбираясь из машины.

Петро видимо что-то нажал, потому что яма осветилась тусклым светом.

Варвара, выбравшись из машины, осмотрелась. Оказалось, что они на всем ходу влетели не в яму, а в добротную, укрепленную по стенам массивными бревнами, землянку с бетонным перекрытием.

– Вот, смотри, – хвастливо прервал Мошко размышления журналистки, пытавшейся понять, каким образом посреди непролазного леса оказалась бетонная плита.

Он вытащил из багажника массивный рюкзак и извлек из него на свет кожаный футляр, в котором оказалась профессиональная универсальная камера средних размеров.

– Помню, надо было мне через границу сюда один товар перекинуть, – внезапно предался воспоминаниям Петро, – а график у погранцов тогда поменялся. Камера неделю в лесу под дождем провисела, тихонечко все фиксировала и как положено мне на телефон информацию присылала. Я потом все проанализировал и преспокойно, без риска все, что надо перекинул.

– Так вы еще и контрабандист? – не постеснялась спросить Варвара, принимая из его рук камеру.

– Что значит еще? – надул губы Мошко. – Не вижу здесь ничего зазорного. Возле границы живем. Я же не виноват, что у меня в Европе родственники остались. Тем более у меня бизнес там. Лучше бы спасибо сказала. Меня же могут прихватить в любой момент с вами как с этой, так и стой стороны. Назначат организатором незаконной миграции… и все. Присяду крепко и надолго.

– Скажу, когда нас на место доставите. Я, если бы знала, что тут надо оформлять разрешение на нахождение в приграничной зоне, то так бы и сделала, – смягчила тон Варя, быстро оценив качество камеры.

– Это долго и разрешение дают только на туристическую тропу, – стал оправдываться заметно повеселевший Василий, – а вспышка должна быть сегодня или завтра. Мы бы никак не успели.

– Слушай, Василий, – решилась задать своему оператору, мучающий ее вопрос Варвара, – а зачем ты меня сюда притащил? Проводник у тебя есть, камера есть, а я зачем?

– Зачем, зачем, – усмехнулся Мошко. – Чтобы знаменитым стать. Его и так у нас за блаженного считают. Без тебя ему никто не поверит. А тут журналист. Да еще и из Москвы. Лучше бы ребенка Саньке заделал, а не дурью маялся, – презрительно кинул он в лицо сконфузившемуся свояку. – Если ты не вернешься, что я ей скажу.

– Я…я…я, – попытался, что-то ответить Вася, но промолчал.

– Так все-таки пропадают люди? – тут же профессиональной хваткой вцепилась журналистка в Мошко.

– Конечно пропадают… Это же болото. И люди пропадают и животные, – искренне удивился Петро.

– Я имею ввиду, когда случаются вспышки.

– Было и такое, – почесал голову проводник. – На моей памяти было таких два случая. Первым пропал мой один товарищ с той стороны. Причем пропал вместе с вездеходом. Я тогда посчитал, что меня он просто кинул с товаром, но потом оказалось, что нет – домой он не вернулся. Семеро детей оставил после себя… А детей он своих очень любил. В бизнес этот пошел из врачей только ради того, чтобы их прокормить.

– А второй, – нетактично перебила журналистка Петро, слишком углубившегося в воспоминания о пропавшем коллеге.

– Баба Глафира. Она тут все места знала. С детства через кордон ходила. На себе короба с товаром через болота таскала. Ни звери, не трясины ее не пугали. Тогда к ней должны были внуки приехать, вот и решила она им клюквы набрать. Предупреждали ее, а она упрямая была, как танк – вот и поперла. Тогда с утра две вспышки было. Долго ее искали, да так и не нашли. Тогда еще слухи пошли, что ее Жуткий Женик изнасиловал, а затем притопил где-то. Народ собрался и пошел к нему. Били его долго… До тех пор, пока не поверили, что это не он. Я тогда еще малой был.

– А как часто эти вспышки происходят?

– Как когда, – пожал плечами Мошко. – Обычно две. Бывает четыре. Старики рассказывали, что начиналось все с одной, двух в неделю, потом все больше и больше. Бывало и по двенадцать в течение суток. А потом потише стало. Одна, две в месяц. Бывает, что и по полгода ничего не слышно и не видно.

– Вы же черный копатель. Это же ваш бизнес, – решила пойти напролом, применив свой излюбленный журналистский прием, Варя. – Разве это не самоподрывы ядерных снарядов на полигоне?

– Я не черный копатель, – окрысился Петро. – Я просто вытаскиваю старую технику из трясины, разрезаю ее и сдаю на металл.

– Неужели только из-за ржавого железа вами интересуются правоохранители или это из-за ваших игр с боеприпасами?

– Пока это железо в трясине – оно никому не нужно, а как только я его достаю – оно становится государственной собственностью. А это экономическое правонарушение. А по поводу снарядов, дорогая моя, хочу тебе сказать, что я подрывник-самоучка. Это мое хобби! И это не твое дело!

– Петр Иосифович, ну что же вы так, – сменила тактику журналистка. – Я же вижу, что вы талант. И не просто талант – талантище. Вы уникальный человек, которых редко встретишь. Я же журналист. Я хочу написать про вас отдельную статью и поэтому спросила ваше профессиональное мнение, как человека освоившего саперное дело.

Грубая лесть, направленная на подпитку тщеславия, срабатывала всегда безотказно.