– Итак… – Тина повертела между пальцами ручку, прежде чем ответить. – Каспарек безэмоционален по отношению к другим, однако это не касается его собственного чувства вины. Он не может избавиться от кошмарной навязчивой мысли, что именно он виновен в том, что случилось с матерью. Эти повторяющиеся видения сводят его с ума. Его единственный шанс на выздоровление – окончательно вытеснить эти образы из головы, и для этого он должен заменить воспоминание о своей матери на воспоминание о ком-то другом. – Она неуверенно посмотрела на Снейдера.

Тот кивнул.

– И он убивает другого человека, с которым у него нет близких отношений, – продолжила Тина. – Поэтому он и располагает тело Катарины так, как если бы она попала в силосорезку. Морская вода символизирует дождь, который шел в тот день.

– Видите, получается же. – Снейдер казался довольным.

Пока Сабина включала сотовый и кликала по экрану, Снейдер заговорил громче:

– Я вижу, что вы можете больше, чем просто дышать нашим чистым лесным воздухом Гайсберга. Постепенно вы начинаете заслуживать свою зарплату. Значит, с убийцей все ясно, – резюмировал он. Никто ему не возразил. – Немез! Вам наскучили наши рассуждения?

Она на секунду подняла глаза от экрана и продолжила печатать.

– Черт возьми, что там такого важного? – крикнул Снейдер. – Отложите телефон в сторону!

– Я только что погуглила погоду двадцать четвертого сентября того года.

Снейдер с любопытством смотрел на нее.

– И как вам помогут эти знания?

– Вы прежде сказали, что убийца незаметно перенес свою жертву к морю. Кроме того, вы утверждаете, что Каспарек не в состоянии понять чувства возможных свидетелей, поэтому не учел опасность быть замеченным. Лишь субъект с подобной клинической картиной мог так рисковать и тащить женщину в бессознательном состоянии через весь причал.

– Вы лишь повторяете то, что мы уже знаем.

– Но все это было совсем не обязательно! – заявила Сабина. – Ему не нужно было ни осторожничать, ни бояться, что за ним наблюдают. В тот день в 18 часов было не просто дождливо. Хлестал настоящий ливень, и штормовой ветер гнал его с побережья в открытое море. Небо до горизонта было затянуто темными тучами. Рестораны закрыты. На деревянном причале гарантированно никого не было.

– Хорошо – поставьте себя на место преступника и опишите его чувства! – потребовал Снейдер.

– Он поднимает женщину… – Сабина на мгновение замолчала и закрыла глаза. – Дождь хлещет ему в лицо. С усыпленной женщиной на плече он тяжело шагает по волнорезу.

Тут Катарина приходит в себя. Но ему не нужна еще одна доза хлороформа, потому что шторм все равно относит ее стоны в море. Она начинает двигаться – это заставляет его быстрее идти туда, где кончается причал и где на темном горизонте он наконец видит блеск волн. Он увязает в иле, пробирается дальше. Его личный катарсис в том, чтобы отнести эту женщину к предназначенному для нее месту…

Сабина открыла глаза.

– И какой вывод из этого вы делаете? – спросил Снейдер.

– Это мог быть кто угодно.

Шёнфельд и Майкснер снисходительно улыбались и качали головой.

– Правильно, – спустя какое-то время подтвердил Снейдер. – Каспарек не был осужден.

Шёнфельд развернулся.

– Почему?

«В таком случае дело было бы закрыто, гений», – подумала Сабина.

– По трем причинам. – Снейдер поднял руку. – На месте преступления не взяли следы ДНК. Признание было выбито из Каспарека сотрудниками полиции, расследующими этот случай, и обыск его палаты проходил без соответствующего ордера, из-за чего доказательства и улики не могли быть учтены в суде.

– Почему снова не открыли производство по этому делу?

Снейдер вальяжно сел на стол рядом с кафедрой.

– Когда-нибудь слышали о «парадоксе Кеннеди»?

Все помотали головой, Сабине это понятие тоже не встречалось ни разу за всю ее карьеру.

– Вы знаете такое из новостей: если происходит убийство известной личности, как, например, Кеннеди, к расследованию неожиданно подключаются высокопоставленные чиновники высшего уровня, которые не имеют понятия о работе на улице. И случаются ошибки, которые обычно допускают только дилетанты. – Снейдер вздохнул. – Здесь похожий случай. Катарина была племянницей австрийского дипломата, и делом вдруг стали заниматься высокие начальники.

– Кто руководил расследованием? – спросила Тина.

– А вы как думаете? – ответил вопросом на вопрос Снейдер.

– Президент Хесс лично?

Снейдер ничего на это не сказал.

– Как бы то ни было, настоящего преступника так и не схватили.

– А почему вы считаете, что это был не Каспарек? – спросила Тина.

Снейдер, все так же сидя на столе, оперся локтями о кафедру.

– Просто… если все совпадает и сходится, то что-то не так. Все было слишком гладко. Настоящий убийца за несколько недель или месяцев до преступления достал, как и мы, медицинские карты всех клиентов неврологической клиники. Возможно, он, как и мы, наткнулся на Каспарека, на его чувство вины в смерти своей матери, на протоколы сеансов психотерапии, описания его ночных кошмаров и фотографии с места несчастного случая.

Пока Снейдер говорил, Сабина еще раз пролистала досье Каспарека. На копии допроса, который проводили всего несколько недель назад, она узнала смазанную подпись сотрудника, ведущего расследование: «Эрик Дорфер». По спине у нее пробежал холодок. Ее голову словно окунули в ледяную воду. Простое совпадение или система заключена в том, что Снейдер разбирает с ними только те дела, над которыми работал Эрик?

– …После этого убийца разрезал Катарину на части, чтобы она выглядела как мать Каспарека. – Снейдер понизил голос. – Как будто и она попала в силосорезку в тот дождливый день.

Сабина открыла рот, но Снейдер не дал ей сказать ни слова.

– Нет, я не думаю, что Каспарек был настоящей целью убийцы, который хотел повесить на него преступление, – Катарина была первичной и основной целью, а Каспареку просто отводилась роль козла отпущения.

– Я хотела сказать кое-что другое, – пробормотала Сабина. Все же она поостережется еще раз произносить фамилию Эрика на занятии.

Снейдер раздраженно махнул рукой.

– Ну, что там?

Сабина заскрипела зубами.

– Точно так же, как и в деле Centipede, убийца оставил ложные следы, чтобы подозрение пало не невиновного человека. Там берлинский гинеколог, здесь мужчина с диссоциативным расстройством идентичности из Санкт-Петер-Ординга.

Снейдер поднялся со стола и махнул рукой, словно уже знал, куда она клонит. Но Сабина не дала сбить себя с мысли.

– В обоих случаях речь может идти об одном и том же преступнике.

– Полностью исключено, – возразил Снейдер. – Методы убийц различаются. В одном случае использовали рогипнол, в другом хлороформ. Там скальпель, здесь складной нож. Кроме того, на основании резаных ран судебный медик исходит из абсолютно разных физических характеристик преступников.

– Но…

– Что – но? – воскликнул Снейдер и направился к Сабине. – Вы всерьез думаете, что мы с Бессели, как и еще десяток прочих специалистов БКА, не сравнили бы эти два случая друг с другом? Это определенно два разных почерка! Никакого сходства нет!

– Есть, – возразила Сабина. – Попытка оставить фиктивные следы.

– О боже, вы пока что выдавали неплохие идеи, но что это за притянутая за уши теория? Подумайте сами! – сказал Снейдер. – Вы утверждаете, что судмедэксперт ошибся.

– Может…

– Может, вы не доросли до этого дела и оно превосходит ваши способности, – перебил он ее. – Вместо того чтобы фантазировать, вам следует вернуться в реальность.

Сабина замолчала. Она заметила, как ее рука сама собой сжалась в кулак под столом. Конечно, это была настоящая находка для других, которые обменивались многозначительными взглядами. Лишь вчера Снейдер просил студентов предлагать новые теории и быть открытым для всего – но в следующий момент душил на корню любое креативное начало. Снейдера словно подменили. К тому же она не ожидала от него такого непоследовательного поведения. Это было непривычно. С ним творилось что-то, чего она не понимала своим куриным умишком?

– Мы снова увидимся завтра в восемь утра. – Снейдер завершил занятие.

Сабина уже не слушала. Она изучала медицинское заключение и искала подпись судебного медика. И вдруг испытала дежавю: его звали доктор Лауренц Белл.

12

Мелани ехала по Анрайнерштрассе к своему земельному участку на озере. Ей казалось, что ее желудок – это бездонная темная дыра. Нужно как-то выбросить из головы картинки разложившейся изуродованной девочки в полиэтиленовом пакете. Одно дело видеть такое на фотографиях уголовной полиции и представлять их в зале, и совсем другое – стоять в двух метрах, чувствовать запах тела и слышать хруст суставов.

«Подумай о чем-нибудь другом!»

Она опустила стекло, и в машину ворвался пряный запах озера. Было десять часов утра, и несколько серфингистов уже выталкивали свои доски из воды. Издалека она видела свой дом. Вообще-то, он принадлежал им с Герхардом. Они долго искали участок, пока наконец не наткнулись на этот на озере Нойзидлер, в сорока пяти километрах на юго-восток от Вены. Расположение было идеальным для обоих и не мешало их работе. Герхард был судебным репортером и, как и Мелани, имел дома собственный офис. Кроме того, оба любили работать в тишине и уединении.

Они отремонтировали дом, оборудовали мансарду и пристроили зимний сад с большой верандой. К тому же участок был достаточно большим и для хобби Герхарда: они с Мелани любили заниматься дайвингом на озере, и иногда он натыкался на разный металлолом, который вытаскивал на берег и затем переплавлял в произведения искусства в своей мастерской. По крайней мере, он утверждал, что это искусство. К счастью, у Мелани были хорошие контакты с галеристами, которые забирали у них те работы, в которых сквозило что-то необъяснимо апокалиптическое. Но некоторые выглядели совсем неплохо и даже находили применение в доме в качестве столов или настольных ламп.

Мелани припарковала внедорожник рядом с мастерской Герхарда и выпустила Шейлу из кузова. Собака тут же побежала к берегу озера и принялась резвиться в камышах. Над водой стоял туман, но утреннее солнце его скоро разгонит.

Через окно мастерской Мелани увидела вспыхивающие искры. У Герхарда был выходной – это означало, что он не писал репортажи, а работал над своим новым творением. Она не хотела ему мешать. Вчера вечером она отправила ему сообщение, что проведет ночь с Кларой в больнице. Мелани постучала в окно и через засаленное стекло послала Герхарду воздушный поцелуй. В знак приветствия он коснулся сварочных очков и снова склонился над конструкцией, чей каркас напоминал средневековую «железную деву»^[6]. «Отвратительно!»

Мелани нуждалась в сахаре, чтобы прийти в себя и раскачаться. Она сварила себе в кухне какао, намазала хлеб вареньем, достала из ящика яблоко и «сникерс» и с подносом пошла к себе в кабинет. Сегодня у нее не запланировано никаких встреч в суде, и она поработает дома. Ее домашний кабинет был просторным и светлым. Письменный стол стоял перед панорамным окном, которое выходило на озеро. Время от времени Мелани отрывала взгляд от компьютера и наблюдала за Шейлой, которая как сумасшедшая носилась по лужайке, валялась в мокрой траве и пыталась схватить пастью росу с травинок. Собака еще немного побегала, а потом исчезла из вида. Вскоре Мелани услышала, как щелкнула дверца для собак и лапы застучали по паркетному полу. Шейла мордой толкнула притворенную дверь в кабинет, прошла в комнату и растянулась на спине под письменным столом, раскинув лапы в стороны.

– Даме не подобает такая поза, – пожурила ее Мелани.

Но, похоже, Шейле было все равно. Она хотела, чтобы ей почесали живот.

Спустя час, в течение которого Мелани работала над другими делами, иногда поглаживая ногой собаку по животу, позвонил врач Клары. Он начал без обиняков:

– Я попытался получить медицинскую карту пациентки Ингрид Брайншмидт, но это невозможно.

Мелани вздохнула. Нет ничего невозможного, если быть настойчивым.

– Что вы предприняли? – спросила она, устав от вечных отговорок.

– Я разговаривал с главным врачом.

«О господи!» – Мелани ударила себя ладонью по лбу.

– Для получения данных пациента нам необходимо согласие суда.

Логично! Но Мелани было ясно, что в данном случае она не получит судебного постановления, потому что смерть Ингрид не имела никакого отношения к исчезновению ее дочери.

– Вы знаете, кто был ее домашним врачом?

– Да, но можете не тратить на него время. Он апеллирует к врачебной тайне. К тому же для передачи сведений об Ингрид Брайншмидт ему необходимо согласие ее супруга. У вас оно есть?

– Нет, согласия у меня нет, спасибо. – Мелани повесила трубку и раздраженно бросила сотовый на письменный стол. Какой же бюрократ!

Шейла вскочила со своего места и побежала к двери. В кабинет вошел Герхард. Шейла бурно приветствовала его, и он погладил ее по спине. Герхард был на семь лет старше Мелани и в этом году отпраздновал пятидесятилетие. Он был одного с ней роста, и на висках у него уже появилась первая седина – что в глазах Мелани делало его очень сексуальным.

Он поправил очки на носу и поцеловал Мелани.

– Что, не в духе?

От него пахло металлом, но от рук исходил аромат мыла. Мелани была рада, что он смог на несколько минут оторваться от своего творения.

– Обними меня, – вздохнула она.

– Настолько плохо? – Герхард наклонился к ней и крепко прижал к себе.

– Сегодня утром я была в Венском Лесу. Там нашли труп девочки. Это ужасно… – с трудом выговорила она.

– Милая. – В его голосе прозвучал упрек. – Предоставь это специалистам экспертно-криминалистической службы и судебным медикам. – Он встал за ее крутящимся стулом, откинул волосы и стал массировать ей шею. – Как прошла ночь у Клары в больнице?

– Она заговорила и сообщила первую полезную информацию. Уголовная полиция уже работает над этим. Мы ищем мужчину с красной маской.

– Это же здорово.

– Да, но врач Клары не очень охотно сотрудничает. Бюрократ, который, похоже, боится за свое место. Кроме того, я снова работаю с группой Хаузера. Бесчувственный старый холостяк. Даже кофе мне не принес.

– Ты ведь его не пьешь.

Мелани развернулась на стуле.

– Ну и что?

– Женская логика. – Герхард нахмурил лоб. – Хаузер?

– Да, ты его знаешь, он уже слишком долго работает на своем месте, не особо мотивирован и несет службу согласно предписаниям.

– Ах да. – Его лицо прояснилось. – И он не может терпеть молодую энергичную и чересчур мотивированную женщину-прокурора, которая не всегда придерживается правил.

– Молодую? Спасибо за комплимент.

– Пожалуйста. Это тот тип, который держит дома игуану?

– Геккона, – ответила Мелани. – К тому же он не умеет обращаться с детьми.

Герхард засмеялся.

– Это не его работа. Он должен найти мужчину, который сделал это с Кларой.

– Ты прав. – Она прислонилась головой к Герхарду, а он продолжал массировать ей шею. Много лет Мелани обсуждала с ним дела и рабочие проблемы, хотя вообще-то это было запрещено, потому что он писал судебные репортажи для газет. Но в этом случае она плевала на свою обязанность неразглашения служебной тайны, потому что Герхард никогда бы не злоупотребил этими знаниями. Он был в курсе многих вещей, и беседы с ним иногда наталкивали ее на новые мысли. Кроме того, он умел хранить секреты.

– Видишь, все не так страшно. – Он погладил Мелани по щеке. – А я уже думал, у тебя снова ПМС.

Мелани развернулась и уставилась на него округлившимися глазами.

– Э-э-э… – Он поднял руки в извиняющемся жесте. – Я просто пошутил.

– Это решение! – воскликнула она. – Ты гений. – Она вскочила и поцеловала его в щеку.

– Да я знаю, – смутился он. – Если тебе снова понадобится моя помощь, ты только скажи. – Он присвистнул и покинул кабинет вместе с Шейлой.

Мелани схватила сотовый и набрала номер своего гинеколога. Минуту повисела в очереди звонков и послушала Conquest of Paradise, пока помощница врача не соединила ее с доктором Хенрайхом.

– Что я могу для вас сделать?

– Доктор Хенрайх, мне нужна ваша помощь.

– Дитя мое, вы знаете, если это в моих силах, я всегда в вашем распоряжении.

Хенрайх был единственным, кому она позволяла обращение «дитя мое» и даже чувствовала себя польщенной. Это был крепкий седой мужчина с отеческими интонациями в голосе, который наблюдал еще ее мать. Помимо собственной практики вот уже много десятилетий он дополнительно несколько часов в неделю работал в больнице.

– Ингрид… – Она осеклась, потому что у нее чуть было не вырвалась фамилия Ингрид по первому браку. – Ингрид Брайншмидт была моей лучшей подругой. Она ведь была и вашей пациенткой.

– Я знаю, дитя мое. Мы с Ингрид часто говорили о вас и вашей карьере прокурора, но также и вашем муже. Я иногда читаю его судебную колонку в газете, очень любопытно. Вы по-прежнему ездите на озеро нырять, а он все еще сваривает эти странные металлические штуки? Одна даже стоит у меня в клинике.

Мелани знала эту скульптуру, которая выглядела как стельная корова на ходулях.

– Да, он по-прежнему этим занимается. – Мелани сменила тему. – Ингрид умерла год назад.

– Да, очень жаль. Я был чрезвычайно удивлен. Такая хорошенькая с такой маленькой девочкой.

– Якобы у нее были проблемы с сердцем. Но она же всегда была совершенно здорова, помешана на экологически чистых продуктах, питалась одними мюсли, регулярно бегала и не прикасалась ни к сигаретам, ни к алкоголю.

Голос Хенрайха стал серьезным.

– Я чувствую, что-то не дает вам покоя. Что именно?

Старик был не дурак, так что она не стала ходить вокруг да около.

– Я хотела бы взглянуть на медицинскую карту Ингрид.

– Без постановления суда? – буркнул он.

– Я знаю, то, что я требую от вас, не совсем законно, но…

– Дитя мое, – перебил он ее. – Я убежден, что вы поступаете правильно. И если у вас есть обоснованное подозрение, мне этого достаточно.

Она слышала, как он листает ежедневник.

– Сегодня после обеда я в больнице. Перед врачебным обходом у меня будет время, тогда я и найду медицинскую карту Ингрид.

– Спасибо, вы лучший. Только не говорите с главврачом.

– Главврачом? – эхом отозвался Хенрайх. – За кого вы меня принимаете? Но сейчас я должен вернуться к работе, следующая пациентка ждет. – Он окончил разговор.

Мелани медленно опустила сотовый. Она надеялась, что действительно поступает правильно.

13

После курса «Методы разыскной работы» у Сабины был полуторачасовой обеденный перерыв. Однако она отказалась от обеда в столовой и вместо этого поехала в госпиталь Святого Иосифа. Она должна еще раз увидеть Эрика, даже если он по-прежнему в коме; иначе она сойдет с ума.