2

Барьер, не дававший мне говорить, рухнул, и я смогла рассказать Дагоне о своем сне. Хотя, конечно же, это не было сном. Меня каким-то образом вывели из защищенной Долины – из-за предательства некой части моего же непослушного разума. Мне показали фигурку, слепленную из глины. К ее круглой голове были прилеплены мои собственные волосы, а тело завернуто в лоскут моей одежды. Я не нуждалась в объяснениях, чтобы понять: здесь поработало древнее Зло. Так до меня дотянулась и заставила работать на себя более мощная Сила, стремящаяся, как мы подозревали, прорвать наши границы.

Когда я описала женщину, стоявшую у черепа, Дагона помрачнела. Но при этом она явно была чем-то озадачена. Она отвела меня в свои покои и прежде, чем оставить меня, воспользовалась палочкой – белой, недавно очищенной от коры, – нарисовала вокруг подушек, на которых я устроилась, некие знаки, соединенные в круг. Мои веки отяжелели, глаза закрывались, и я чувствовала, что могу заснуть прежде, чем она уйдет. Но я боролась со сном, потому что отчаянно боялась, что лишусь воли и разума и меня снова затянут в видения.

Сон все-таки сморил меня снова, и это не принесло мне радости. В этот раз я не присутствовала физически в том зале с колоннами и черепом, как в первый раз. Но я видела – и слышала.

Женщина, соткавшая то предыдущее заклинание, изменилась, но я готова была поклясться, что это она, та самая, которая притянула меня к себе, провела путями фасов. Я настолько тогда подпала под ее заклинание, что не знала, куда иду.

Она больше не выказывала гордости и заносчивости, облекавших ее, словно туман, во время нашей прежней встречи. И красота ее поблекла, словно пострадав от времени. Но ее по-прежнему стоило бояться, и я не забывала об этом, хотя на этот раз она не смотрела в мою сторону и никак не показывала, что знает о моем присутствии.

Она стояла у постамента, на котором возлежал череп, и ее пальцы нежно скользили по хрустальной поверхности. Полыхавший прежде свет погас или потускнел до почти бесцветной дымки, сохранившейся внутри.

Я увидела, как шевелятся ее губы; думаю, она читала заклинание или разговаривала с тем, что трогает пальцами. На лице ее отражалось некое чувство сильнее гнева, произраставшее из него. Я ощущала Силы, которые она старалась взять под контроль, подчинить себе, – и ее бессильное отчаяние от того, что ей это не удается.

Потом она наклонилась и прижалась губами ко рту бездушного кристалла. Так – мне казалось – женщины целуют возлюбленного, того, кто стал для них средоточием всей жизни. А руками она обвила колонну так, что «лицо» ухмыляющегося черепа оказалось крепко прижато к ее груди с рубиновыми сосками. В этом жесте было что-то до того бесстыдное, что меня захлестнуло отвращение. Но я не могла убежать, потому что Сила, притянувшая меня сюда, все еще действовала, хоть это и был сон.

Женщина внезапно повернулась, и ее взгляд отыскал меня. Кажется, она поняла, что какая-то часть меня снова попала в ее сети. Я увидела, как ее глаза торжествующе вспыхнули.

– Так, значит, заклинание все еще держит тебя, сестрица? Я преуспела даже больше, чем надеялась.

Она вскинула руки и начертила в воздухе неизвестные мне знаки. И моя сущность мгновенно оказалась скована. Женщина отошла от черепа; она была настолько переполнена Темной Силой, что ее волосы зашевелились сами собою и окружили ее голову огромным пламенеющим облаком, более поразительным, чем любая корона. Рот ее был чуть-чуть приоткрыт, и губы горели красным, словно кровь, на фоне призрачно-бледной кожи.

Женщина сделала шаг, за ним второй и протянула ко мне руки; упоение своим триумфом окутало ее наподобие церемониального одеяния.

– У нас еще есть время! И подходящий инструмент! – Кажется, это были, скорее, ее собственные мысли, чем направленные мне. – О Тарги! – На миг она оглянулась на череп. – Мы еще не проиграли!

Но если у нее и был какой-то план, он сорвался. Потому что в этот миг заклинание разрушилось и женщина вместе с черепом, который она столь страстно ласкала, исчезли. Я очнулась в покоях Дагоны и увидела стоящую у изножья моей постели Владычицу Зеленой Долины. Она взмахнула надо мной пучком почти засохших трав; от резкого движения листочки оборвались и осыпали меня. Я почувствовала запах «изгнания Зла», старинного лекарства для душевных недугов; в его состав входил ланглон – трилистник, помогающий очистить чувства и призвать обратно блуждающий разум.

Но я поняла, что́ произошло, и съежилась на своей постели из шкур и упругих высушенных трав. И заплакала от страха и ощущения собственной беспомощности.

Лицо Дагоны было мрачным, но она взяла меня за руку, хоть я и пыталась отодвинуться. Ведь я знала, что некая часть меня оказалась созвучна Тени, и мною завладело самое злое, что было в этой стране.

– Ты видела сон, – сказала леди.

Она не стала прибегать к соприкосновению разумов, а вместо этого заговорила вслух, словно обращалась к маленькому ребенку, разбуженному ночным кошмаром.

– Она… меня утащила снова, – пробормотала я. – Она может призывать меня, когда захочет.

– Опять та женщина?

– Да, она самая, и череп, и зал с колоннами. Все, как и прежде.

Дагона подалась вперед, пристально глядя мне в глаза, и я не могла отвести взгляд, как ни переполняло меня чувство вины и тревога.

– Подумай, Крита, действительно ли это была та же самая женщина?

Она явно неспроста спрашивала об этом. Я убрала защиту и погрузилась в воспоминания, чтобы леди могла увидеть в моем разуме все, чему я стала свидетельницей, – хоть мне и было страшно за нее. Как бы эти загрязненные скверной сны не заразили и ее!

– Думай! Вспоминай! – уверенно приказала Дагона.

И я восстановила в памяти, насколько смогла, все увиденное во сне.

Леди сжала руки и произнесла одно лишь имя:

– Лайдан… И… Тарги.

– Кто такая Лайдан? – осмелилась наконец спросить я.

– Одна из тех, кто соединил в себе худшие черты двух рас. Или соединяет, – похоже, она до сих пор где-то прячется. По матери она принадлежит к Народу. А ее отец… – Дагона пожала плечами. – В свое время ходило много историй, в которых ее притязания на власть основывались на том, кто же он такой. Но он точно не был одним из нас. Большинство считало, что она – дочь одного из лордов Холмов, добровольно признавших власть Тени. Лайдан… и Тарги… – задумчиво повторила она.

– Что ж, возможно, тут и таится разгадка. Те, кто ушел прошлой ночью, возможно, добьются того, чтобы Тарги можно было сбросить со счетов, – если действительно справятся, как верит Урук. Но Лайдан они в прошлом не встретят – в момент битвы она находилась в другом месте и была очень занята.

– Битвы?

Для меня ее слова были полны загадок. Леди смерила меня долгим оценивающим взглядом и не ответила на вопрос. Вместо этого она заговорила о том, что казалось мне сейчас самым неотложным.

– Похоже, Лайдан и то, что она так долго охраняла, каким-то образом заклеймили тебя. Я не понимаю, как такое могло случиться. Но, возможно, корни этого лежат в далеком прошлом. Однако, если она может принудить тебя прийти к ней, пусть даже только во сне…

Я уже знала, что́ на это ответить, хоть тело мое от страха и сковал такой холод, что я задрожала, не в силах сдержать эту дрожь.

– Значит… значит, я теперь опасна для вас. Как открывающая Ворота, – тихо проговорила я, не сумев сдержать дрожи в голосе.

Я знала, что́ должна добавить, но губы отказались выговаривать эти слова. Мне почти удалось обуздать охвативший меня страх. Однако же, если из-за меня в защите Долины может возникнуть брешь… ясно, что отныне мне здесь не место. Я молча смотрела на леди, не в силах исполнить веление долга.

Дагона медленно покачала головой.

– Мы не полностью беззащитны перед Силой. Но, возможно, тебе придется смириться с положением пленницы, сестричка.

Я вздрогнула.

– Так… так называла меня она! – Это слово из уст Дагоны лишь усилило мой груз ужаса и вины.

– Даже так? – Дагона поджала губы. – Значит, она пошла этим путем? Ты должна кое-что понять, Крита. Из-за того что ты не обучена самоконтролю – которым надлежало бы овладеть после первого же проявления Дара, – ты действительно оказалась уязвима для таких, как Лайдан. Я не знаю, чему она могла научиться за смутные века между Проигранной битвой и нынешним днем. Но у нее есть свои пределы, и ты должна в это верить. Она никогда не повелевала Зеленой Долиной. – В голосе Дагоны зазвучала горделивая уверенность в своих силах. – Слишком долго этому нужно учиться, а она всегда была нетерпеливой и алчной. В прошлый раз она захватила твое тело и заставила выполнить ее приказ. На этот раз, когда оно находилось под надежной охраной, – леди указала на руны на полу, – она сумела лишь призвать твое спящее сознание, а от этого ей нет никакой пользы. Это другой план бытия, на нем невозможно действовать физически. Если Йонан и Урук добьются успеха… – Она не договорила.

– Йонан? Что с Йонаном? – На мгновение я позабыла о себе. – Он… он отправился охотиться на эту Лайдан?

Дагона покачала головой.

– Нет, поскольку ее не будет там, где ему предстоит странствовать. – Больше она ничего не добавила, и я поняла почему. И меня замутило. Эти сведения могут вытянуть у меня во сне, стоит Лайдан снова меня вызвать. Дагона уловила мою мысль: – Она не сделает ни того ни другого. Мы примем иные меры предосторожности. Не сомневайся, Крита. Не вини себя за то, что попала в эту западню. В прошлом случалось, что даже адепты бывали околдованы врагами. Но раз мы знаем, кто наш враг, мы можем принять меры предосторожности.

Так я на время стала пленницей собственного народа, людей, которым я ни за что не стала бы вредить, но которые не могли сейчас доверять мне, потому что меня могли принудить. Я жила отдельно, в маленьком домике; со мной поселилась одна из женщин народа Ящеров: они могли, благодаря собственным врожденным способностям, неподвластным воздействию, засечь любые изменения во мне. Мне также было запрещено использовать свой Дар даже для целительства, потому что это могло создать мысленную связь между мною и той женщиной, Лайдан, как назвала ее Дагона.

Йонан и Урук. Я целыми днями думала, куда же они отправились и зачем. Никто не смел рассказать мне об этом, да я и не спрашивала. Но леди Крисвита пришла ко мне с предложением, которое, возможно, могло бы избавить меня от страхов за будущее.

Среди потомков Древней расы считалось, что женщина, которая вышла замуж или просто переспала с мужчиной – так в давние времена иногда нарочно поступали с колдуньей, когда та попадала в плен, – теряла свою Силу и Дар. Известно было лишь одно исключение из этого правила – и это была леди Джелита. Но ее супругом был иноземец, человек из другого народа. И при этом он сам отчасти обладал Талантом, вопреки всем нашим представлениям. Однако даже после того, как она доказала, что Сила не покинула ее в замужестве, колдуньи Эсткарпа все равно не приняли ее обратно и относились к ней с недоверием.

Это могло стать выходом и для меня. Стоило мне выйти за Имхара и возлечь с ним, и я бы перестала представлять из себя угрозу для обитателей Долины, поскольку лишилась бы своего Дара. И от отчаяния я чуть не ухватилась за эту возможность.

Я не любила Имхара, но в моем народе браки всегда устраивались исходя из интересов рода. Впрочем, во времена изгнания и войны некоторые стали подходить к этому иначе. Я знала, что леди Крисвита сама вступила в брак по сердечной склонности, поскольку в ее Доме не осталось старейшин, которые могли бы подыскать ей пару. Лорд Хорван к этому времени уже потерял семью во время резни в Карстене и впервые встретился с леди Крисвитой, когда принес вести о родственниках, сопровождая к ней мою мать.

Таким образом, они сами приняли решение о женитьбе. Но ее дочери последовали традициям, их мужья превратились теперь в лордов без владений. Они вместе с лордом Хорваном присоединились к Стражам Границ и согласились войти в его Дом вместо того, чтобы основать свой. Я была помолвлена с Имхаром почти с рождения, и лишь из-за постоянной войны брак Чашей и Пламенем откладывался.

Теперь же, когда над нами нависла еще более грозная опасность, от меня требовалось лишь подтвердить свое согласие на брак и стать супругой Имхара, отринув всякую надежду когда-либо снова овладеть Силой.

Сам по себе Имхар был неплох. Симпатичный, прирожденный воин, наследник Хорвана. И все же… все же, несмотря на свой страх и боль я не могла дать согласие. Меня терзало стремление сохранить – или хотя бы попытаться сохранить – то, что было моим по праву рождения. Я не могла произнести слова, которых от меня ждали приемная мать и тетя. Я думала, что моя дорогая леди разгневается на меня, и приготовилась к тому, что ее гнев ляжет на меня дополнительным бременем. Но она не стала настаивать, лишь помолчав – я не решилась нарушить ее молчание, – добавила:

– Все мы рождаемся с разными Дарами и Талантами, дитя мое. Имхар – весь в отца, он полон сил, и они с самого его детства сосредоточены на войне. Далхис и Миган довольны своей жизнью. Дом и дети – вот все, чего они желают. Но если человеку что-то дано… – Она замолчала и несколько мгновений смотрела на лежащие на коленях руки. – Мы живем в удивительном месте и удивительном времени, дитя. И мы, другое поколение, не имеем права выбирать за вас, как это делалось всегда. Имхар… – Она снова помолчала, потом покачала головой, отвечая на собственные мысли. – У него свой Талант, и он счастлив, что имеет возможность применять его. Если ты желаешь сохранить верность себе, никто не станет принуждать тебя к браку.

– Но я же обручена…

Я была изумлена. Мне трудно было поверить в то, что леди действительно имела в виду ровно то, что сказала.

– Подожди, Крита. – Она ответила быстро и с нажимом, словно желала, чтобы до меня лучше дошло. – Подожди, пока не будешь уверена!

– Но я… я же могу быть опасна для вас, всех вас, и даже для Долины.

– Доверься леди Дагоне – и жди. – Она встала с некоторым трудом; взгляд мой стал немного проницательнее, и я увидела, что хотя возраст и не отражался на ее лице – люди Древней расы оставались моложавы почти до самого конца жизни, – оно было усталым, словно сон хотя и приходил к ней по ночам, но не нес с собой настоящего отдыха.

Я схватила ее руку и крепко сжала.

– Спасибо!..

Леди мягко отняла ее.

– Мне не хотелось бы потерь, – сказала она. – Ты была бы в моем доме любимой дочерью, но я не хочу такой потери.

И после этих слов она ушла, оставив мне лишь тяжесть времени и терпение.