Глава 13

**

…Сколько себя помню, а за Советом… всегда были честь и достоинство! Слава и сила… Власть и закон… Право и… Правда! Легитимность и… Почет! Толерантность и… порядок! Никто и ничем, никак не выражал свое несогласие с ними… Никогда! Ведь и лишь за счет разделения и властвования… не без основы из основ – равновесия и баланса… они держали все в своих руках! В тринадцати пар рук, если быть точнее. Помнишь же: демоны среди ангелов и ангелы среди демонов? Как «свой среди чужих» и «чужой среди своих»… Ну и, да, волки в овцах и овцы в волках… Да. Смех и грех! Смешно и страшно и плакать хочется! Но и что, наоборот, здесь как раз таки и было интересно… Если подчинявшиеся главе же их самих члены Совета были и еще чуть более открыты, более его самого, во всяком же случае, не считая и почти что полной закрытости их личной информации, но и их же хотя бы еще можно было распознать по тому же их полу или возрасту, фигуре, а перед этим же еще и услышать по голосу… мантии же их покрывали и скрывали только во время совещаний и принятий решений там, когда же они опускались сами и к нам, нисходили, то приоткрывали завесу тайны и снимали капюшоны, минимально еще при этом и представляясь… то вот он сам, чья личность пусть и так всегда и во всем… и поболее же всех его и не остальных, конечно… была скрыта за семью дверьми, замками и печатями… был(а) до сих пор не раскрыт(а). Никто не знал его (ее)… никак. Совершенно! Со всеми же и во всем… Никаких данных о нем (ней) не было… Ни-че-го! Он (она) как был(а) закрыт(а) – так и оставался(алась) же по сей день! Всегда и во всем… Со всеми и… Без каких-либо исключений! Только рост и телосложение, как и в случае с его (ее) подчиненными, были известны… Но и опять же все – на глаз! И как единственное же, что было видно и различимо… в принципе. В виде же: «чуть выше среднего, плотное, но и не полное». Вот… Удобоваримые критерии, не правда ли? Вполне! Да и как еще в противовес же все еще ему же подчиняющимся что для одного, что и для другого пола – им (ей) мог быть как мужчина, так и женщина. Голос так же ничего не говорил, что буквально, что и ни за, ни против. Ведь и когда он (она) возвышался(алась) над своей трибуной, чтобы вынести то или иное решение по делу-телу – он менялся и деформировался… во что-то среднее, но и так же все удобоваримое, будто бы специально и для каждой же из сторон соответственно. Ну… а чертова дюжина ко всему же тому, и как назло же, говорила еще и хоть уже и сама, но и сама же за себя, не вызывая уж и совсем ни счастья, ни доверия в разрезе же все тех же самых и снизу же левых толков о том, что: «Какого-то вида могло быть все равно больше! Пусть и на одного (одну)… но и уже ведь не равновесие. Уже ведь не баланс… Балласт! И как раз таки другие, чужие. Не сами и… они». Да и о том же еще, что, возможно, именно это и скрывали от всех, скрывая же и самого главу. Правда, как ни подтверждения, так и ни опровержения ни по нему самому в частности, ни по ситуации с ним же и в целом так и не поступило: что туда с припиской же «слухи-домыслы», что и оттуда, но уже и с самым же что ни на есть его личным интересом. И да… Толки все как были, так и по сей же день оставались же лишь толками! Да как и, собственно, мой же собственный отец – как был там и тем, так и оставался же среди них. Несмотря ни на что и ни на кого! И… знаешь… вызывал этим самым… ну и не только же, конечно… невероятный трепет и гордость… У меня… И за него… А еще за себя и… За всех же нас… При них и при этом же вот все! Он ведь знал и понимал все… Был подготовлен заранее и способен… Мог! Как смог да так и мог. Все! И я же сама как была, так и оставалась, остаюсь ведь уверенной в нем… А насколько сильно? Настолько, что и больше же в нем, чем себе. Вот, да. Как в самой же себе не была никогда уверена! Так, наверное, даже и правильней… Да! И с каждым же днем это только росло и… растет. С каждой неделей и месяцем… Годом! А там уж: и секундой, минутой и… часом. Только увеличивалось и увеличивается. Подбивая же при этом и всю же мою неуверенность, недолюбленность куда-то назад… На задворки! В бессознательное-подсознательное… И я же сама все так и осталась собой – так никогда и не хвасталась, не хвастаюсь этим и им же самим. До сих пор! Вот как не выводила же его как истину… Мою… И всех… Да и тем более как смысл… Что жизни, что и… смерти… Не беря же в расчет здесь и его родительско-отцовское… Наше семейное… Только его статус и полномочия… То, чем стоило бы кичиться… И на чем стоило бы выезжать… И чем другие же, чужие, определенно бы, как раз таки и занимались, будучи, конечно и опять же, на моем-то месте… Так и не вывожу! Всегда стесняюсь же и съеживаюсь. Как-то и сжимаюсь даже… Что внешне, да, что и внутренне… И пусть кто-то скажет, что причина этого всего в другом и в куда более понятном действии на противодействие… И что от большого внимания лишь желание невнимания… Нет! Если же это чем-то иным и было, то только лишь нежеланием выделяться и выходить в свет… Становиться же еще таким образом выше чего-то или кого-то… Мне же ведь и всегда, со всем и всеми же, во всем было все же проще – быть ниже! И, казалось бы, да, и рост же собственный еще позволял… Куда уж больше-то? Но… да. Хотелось еще больше и большего – в этом. А именно – еще дальше и дольше, ниже и глубже… в себя. Просто так и враз слиться со стеной… Или провалиться сквозь пол… Проломить потолок, вылететь и… Никого не трогать! Да и чтоб, меня же еще, главное, никто не трогал… Взаимно! Чтоб никто не провозглашал и не превозносил… Никак не касался! Не называл и по имени… сразу же после оглашения всех почестей и регалий, заслуг… его. Как… короля! Вот и все… Я так много и многого не просила и не хотела? Всего лишь же – этого! Чего бы мне только, как и прочего и в дальнейшем – только бы и пришлось сторониться. Помимо еще же и… вида. Да! Представляешь? Вот только же и эти два статуса, ангел и принцесса, не давали мне покоя! Не давали мне просто нормально жить и спать. Да и, что уж там, до сих пор ведь… не дают. И ведь, как назло, любой контакт с ним… Будь то звонок, письмо или свидание раз в пятилетку раз в месяц… Не раньше и не позже… Заставляли только еще больше ворошить это… Поднимать из закромов… И вытаскивать из сундуков… Из чуланов и подвалов… Чердаков… Бередя только лишь и тем самым еще больше и уже бывшие старыми новые раны… Вскрывая и без того еще такие же нарывные шрамы… Со скрипом и писком. Визгом и… Жутким нежеланием! А и с желанием же – скорее отречься. Я же сама и… не выбирала это! И пусть тобой же, да, вновь будет понято и обругано правильно, что: «И мало же кто и действительно выбирал». Бесспорно! Но и я же сама и в кои-то веки хочу взять всю ответственность пусть и только лишь, но и пока же еще за это на себя, начав с себя же, а и не перекинуть ее, усложнив, на остальных и всех же, кто хуже. При этом же еще – и не отбирая тем самым ее-их у них же… Пожалуйста! Пусть берут, не благодарят и пользуются. Но ведь и… нет. Ну а что до меня и моей же все головы – это всегда там сидело. Перекрикивая при этом же еще и сердце с его извечным: «Неблагодарная и безответственная дочь! Сколько же он на тебя положил и возложил, чтоб и по итогу же получить в ответ и все же это – ничто». Надежда же лишь и так же все пока была еще и лишь на то, что когда время придет его и сменять же мне – я задолго и до уже перейду на другую сторону и думать не буду об этом! Профнепригодность? Скорее: нет. Профдеформация и дезертирство-перевербовка? Скорее: да. Да-да. То есть… Вполне. Сказала внучка вполне себе военных. Ужас! Да. Но и как на подмогу же, и не мне же уже и самой, возникали уже и иные вопросы к этому уже и всему, хоть и на ту же все самую тему: «Становиться демоном и начинать все с нуля? Опять и… Снова?! А стоит ли? А так ли и… надо ли?!». Я же ведь… сама и… вусмерть ненавидела перемены! Да и как ненавижу же их все и… до сих пор. Но и ровно же и так же при этом, как и быть теми все – выше. Не разобравшись еще и так же до конца – с ниже. Забавно! Забавная все-таки эта вещь – двойственность натуры. Видовости! Двойственность и… натуры. Но и как, наверное, еще же и ненавидел меня сам Егор. За мои же все и подобные же речи, капризы и сценки… Концерты и шоу одного актера… Пока что лишь – внутри себя и… И я бы, безусловно, заслужила… и без малого же еще и больший же… его скепсис и отторжение… пренебрежение… продолжи я и мусолить эту же тему и дальше, так же, но уже и вслух, так еще и при нем же непосредственно… в виде: «Зажралась и отбилась от рук… Избаловалась!». Но и ведь баловать-то… и особо… некому было. Некому и сейчас! Как и некому же меня саму подменить… в случае чего. Я же ведь: следующая! И это наш мой крест… Только с правильным положением которого, как и своего же тела… по закону и порядку… с подлетом и тут же перелетом… я сразу же попаду туда! Последняя фраза… была странной. Да. И вновь же соглашусь! Но и точно же… не лишней. Да и каждый ведь и из нас… и все равно, что так же, что этак, что с этим, что без… понял только и лишь… свое, правда? Как и, в принципе же, всегда… И во всем. Мы же все… так или иначе… слушаем и смотрим лишь то и от тех… других и чужих же уже… что хотим слышать и видеть! Хотя… и наперекор же тут же этому… как будто… говорим то, что и не хотим как раз говорить… но и что они же, в свою же очередь, хотят и от нас же у и слышать! Зачем? Чтобы замкнуть цепочку и кольцо? Круг… Где же уже и они будут слушать и смотреть то и от тех же… уже и нас же самих… что хотят слышать и видеть. Круговая порука лжи, а? Как игра: «Найди в ком-то ином ложь во благо и лови камни сам». Но не в свой же да и в принципе огород…

**

– Никита, резче! – Крикнул русоволосый мужчина лет сорока в динамик своего серого телефона в прозрачном чехле и сразу же завершил вызов. Так и не удосужившись услышать ответ, но и продолжая же все при этом держать его и уже заблокированным в своей правой руке. Выходя параллельно же из передней пассажирской двери черной глянцевой машины последней модели Mercedes-Benz S-класса с черной тонировкой почти по всем стеклам и такого же цвета отделкой кожаного салона изнутри. И тут же хлопая ей со свободной сейчас левой. Подперев затем ее с другой стороны и уже всем своим телом.

– А это еще… кто? – Изогнула свою правую темную бровь Карина, тут же опустив и сузив вместе с глазом левую, нагнав только Софию на выходе из университета. Чуть еще и запыхавшись при этом, будучи в серых замшевых лодочках на длинной и узкой шпильке. С сумкой же в цвет наперевес, повисшей балластом-якорем на ее же правом предплечье. И распространяя же еще между делом и не только вокруг себя свой же уже и чуть подкисший от негодования молочно-кислородный коктейль с чрезмерно сладкой, приторной посыпкой от излишней торопливости подруги.

– Цирк за твоим клоуном! – Едко предположила-подметила София. Не спрашивая даже, а именно зная и утверждая. Ведь и, к счастью, а может, уже даже и сожалению, Никит в их университете было куда меньше, чем и тех же все Миш, Сергеев и Владов, что и на одной руке же можно было сосчитать. И плюс же ко всему, как и сейчас – список поиска-выбора сразу же и сужался от второстепенных признаков, вроде и того же семейного уклада. Где лишь у одного на ее же веку, по крайней мере, семья состояла из еще двух парней, его братьев, и мужчины, отца. Не родных, естественно. Но и какая разница? Чужих же не бывает. Оттого и не так важно. Важно, что пусть братьев пока и не было видно, но вот крайне похожий мужчина на того же все отца как раз таки и стоял сейчас в отдалении от них – на стоянке. И явно ждал одного и того же Никиту. Вместе же с Кариной. Что разве что и в жизни еще с ним не летала, а в мыслях – каждую секунду.

Но, и тут же почти прикусив свою нижнюю губу и язык от чересчур живых и цветных же картинок возможных их полетов перед своими же глазами, она лишь еще и слегка откашлялась. Подавляя уже и тем самым вот-вот и готовую распуститься и буквально же разомлеть внутри нее же самой свою сирень. Сдавшую ее сразу же с подобными и не мыслями бы со всеми же и потрохами. И переключила все свое внимание на свой же бежевый длинный и широкий шарф, что до сих пор просто удерживала в руках. Повязывая его теперь свернутым в жгут вокруг своей же шеи. И так, чтобы он доходил обоими своими концами, проходя же по всей длине кофты на тон темнее его: от горла до самой талии. Не цепляясь за бордовый кожаный ремень под ней и темно-синих узких джинс. И лишь слегка касаясь наброшенной на плечи бордовой кожаной куртки. После чего еще и оправила на своем же правом плече свой излюбленный тканевый цветной рюкзак, размяв между делом еще и свои ноги в черных кедах. Затем уже перебросила свои темные волосы с плеч, закинув их за спину, чтобы не липли к ее же и в цвет шарфа почти уже и съеденному глянцевому блеску на губах. И чтобы из-за них же еще не пришлось тереть ко всему же и свои карие глаза, растирая же при этом и светло-коричневые тени. И вновь обратилась чуть лучше и внимательнее своим взглядом к стоявшему все еще и в отдалении от них, опустив свои ладони с темно-бежевым же глянцевым маникюром в передние же карманы своих джинс. Уже даже и не столько на взгляд, сколько на слух и нюх уловив от него какой-то знакомый парниковый эффект сухого воздуха. При солнечной же, но и достаточно свежей сейчас погоде. Со сладковато-жареными отсылками к уже и не молодой кукурузе. А скорее даже и попкорну. И только тогда поняла, пусть и запоздало: кого именно и на самом же деле видит здесь и почти перед собой. Что еще и тут же ведь сам перевел взгляд на нее, спустив свои черные солнцезащитные очки на нос и широко улыбнулся. А после и вовсе снял их, подвесив на v-образный вырез своей темно-серой кофты с три четверти рукавом. Поверх которой так же, как и у нее был, но и лишь наброшен черный джинсовый пиджак. И скрестил руки на груди – левой поверх правой. Чтобы затем уже и правой опустить телефон в передний же левый нагрудный карман ее. Следом как и левой же ногой так же прикрывая правую. И упершись же таким образом носком своего черного зашнурованного ботинка с примыкающей к нему штаниной черных джинс в серый асфальт. Ожидая продолжения и встречно-ответных действий уже и на это его действие. Не могла же она, пусть и лишь пока только в его понимании, все забыть. Не могла, что и подтвердила же сама – судорожно-нервно сглотнув. Погружая тут же и этим самым всех и вся в своей озоновое облако с легкой кислинкой свежескошенной травы. И не забыла. Да и как еще могла да и забыть? Не смогла бы ведь. Ни в жизнь! Хоть и при этом же и все еще с обидой – за все же и его исчезновения. Так ведь порой и именно же не вовремя. Как и тихо. Молча! И когда особенно был нужен. Да и не особенно – в принципе. И просто. Когда просто и был нужен. А это же еще и практически – всегда. Да и так же еще ничего ей и не сказав, не рассказав об этом и после. И хотя бы. Если уж и не предупредил раньше, заранее и до.