Цитаты из книги «Американская история»

И это странно, но поражения, если все же от них удается оправиться, в результате поднимают выше, чем победы, и только через поражение можно, как ни парадоксально, прийти к по-настоящему большой победе и оценить ее в

Что может понимать и чувствовать победитель, кроме звона фанфар? Что эти фанфары могут открыть нового в его жизни? Ничего. Только проигрыш заставляет тебя остановиться, и задуматься, и вглядеться, только проигрыш оттачивает чувственность, и углубляет видение, и делает более обостренной интуицию. Что может хотеть победитель, когда захватывает город, кроме разрушения, кроме чужого добра и женщин? А вот побежденный, который отступил и оставил в городе жену, детей и дом, он начинает страдать, желать и надеяться, и ему открывается про этот мир что-то новое, о чем он раньше не догадывался, когда сам входил в чужие города.

Мне было очень грустно, и печально, и тоскливо, и ныло сердце, и я знала, что именно оно, сердце, вобрало в себя и эту грусть, и печаль, и тоску, и все остальное своеобразие чувств, которое не может быть передано перечислениями слов.

Так значит, вот он ответ: все дело в дискомфорте, именно в физическом и психологическом нежелании изменить любимому человеку, а не в моральных преградах, которые в любом случае отсутствуют. Все дело в любви, как там: «И море, и Гомер – все движется любовью» – кажется, так. А когда любовь исчезает, то и запреты исчезают и ничего больше не сдерживает.

Я вспомнила сейчас, что когда-то, когда жизнь еще радовала, мы говорили с Марком смеясь, что именно запах, такой щемящий и возбуждающий, именно естественный запах любимого, родного тела, может быть, он единственный все и определяет и делает это тело и родным, и любимым. Я тогда смеялась, что, завяжи мне глаза и проведи мимо строй мужчин, я именно по запаху все равно различу Марка. Он тоже смеялся и говорил, что наверняка люди не понимают важности обоняния, что весь животный мир, включая насекомых, держится на нем и существует за счет него, особенно насекомые, настаивал Марк. И только человек узколобо не может различить решающего значения запахов в повседневной своей жизни

Странно было то, что запах этот был даже приятный, не то хорошей туалетной воды, не то мыла, не то чего-то другого такого же парфюмерного. Он мог бы мне даже нравиться, если бы не был связан с телом, но почему-то, именно исходя от тела, он коробил и угнетал меня. Я спросила себя почему и тут же поняла очень простое: он был чужой, этот запах, совершенно отталкивающе чужой. Поэтому мне и стало плохо, именно из-за противоречия между близким и желаемым телом и запахом, делающим это тело чужим. Видимо, переход от сильного желания к сильному нежеланию оказался таким резким, что вызвал у меня физическое расстройство – до тошноты, до желания убежать, исчезнуть, лишь бы остаться одной.

Кроме того, поначалу мне было как-то неудобно физически. Да и психологически тоже. Я вдруг стала стесняться своей обнаженности, и обнаженности Марка, и его поцелуев, и своего возбуждения, и ощущений прикосновения его тела к моему. Я отвыкла заниматься любовью, мои движения оказались слишком неловки и отрывочны и потеряли плавность, и потеря эта была очевидной, и я не знала, как восполнить ее. Когда он входил в меня, было так сильно и остро, что даже становилось неприятно, и я пугалась своему неумению воспринимать. Я помнила, что прежде я стремилась, гналась за силой и остротой, и сейчас удивлялась, как могло случиться, что желанное раньше теперь вызывало у меня внутренние спазмы отторжения.

Прошло время, к удивлению, совсем немного времени, и мы снова привыкли друг к другу, и снова стали заниматься любовью, и мое старое понимание, что секс является дополнением любви, опять оказалось правдой.

Но от скованности, так прочно, просто каменно засевшей во мне, я так никогда и не смогла отделаться. Когда Марк оказывался рядом, какой-то мой внутренний дозорный сразу наращивал бдительность, и я ничего не могла поделать, и хотя старалась выглядеть естественной и расслабленной, но не могла.

Я вспомнила, что вообще всегда боялась в жизни слишком активных людей. Они пугали меня своей энергией, я никогда не задумывалась почему, просто сторонилась их чисто инстинктивно. А сейчас поняла – я подспудно пыталась избегать их мгновенных порывов, которые могут быть положительными и приятными, а могут и не быть.