Детство и юность

 
Мальчик кричит: «Нельзя! Двое на одного!»
Он ведь не знает, что только так и будет.
 

Рамон Гомес де ла Серна

Так уж повелось в природе, что громче всего человек кричит о себе, когда он в пеленках; потом с месяцами и годами он понемногу сбавляет уровень своей тональности. А еще он, именно в детстве, поражается всем и всему. Поэтому не случайно чудеса происходят только в этом «молочном» возрасте. В дальнейшем человека сопровождают каждодневные учеба и труд, с взлетами и падениями, успехами и неудачами. С годами, взрослея, человек понимает, что жизнь не столько красива и обустроена, сколько сурова и несправедлива. В этом он убеждается на каждом шагу, а потом принимает условия окружающего мира или не соглашается с ними и даже пытается бороться с проявлениями несправедливости. Начало мироощущения справедливости начинается из страны под названием «Босоногое детство!..».

По материнской линии дедом Е.П. Питовранова был татарин Атисов, который после перехода в православие именовался Павлом Ивановичем. Дед женился на дочери русского купца и немки из числа переселенцев, появившихся в Поволжье в XVIII веке.

Прежде чем говорить о детстве нашего героя, несколько слов хочется сказать о родителях Евгения Петровича Питовранова. Мать – Антонина Павловна Атисова, после окончания с похвальным листом полного гимназического курса решила посвятить себя благородной учительской профессии. Губернский департамент образования направил ее учительствовать в школу села Князевка, которое располагалось на границе между пензенской и саратовской землями, с тихой, немноговодной речушкой Медведкой.

Она полюбила педагогику и с головой ушла в работу. Отличалась честностью, добротой и контактностью как с коллегами-учителями, так и с учениками. Мирно жила и с соседями. Незадолго до начала Первой мировой войны в село прибыл новый настоятель храма, стоящего на крутолобом пригорке. Молодой священник Петр Николаевич Питовранов – высокий, русоволосый, статный красавец, с добрым и улыбчивым лицом. Он всем своим видом походил на былинного героя – беломорского помора. Вскоре ему приглянулась скромная симпатичная учительница Антонина Павловна. Ухаживание было коротким, потому что пара быстро поняла, что они не смогут жить друг без друга. Сыграли свадьбу. Венчал их сам глава церковного округа, саратовский епископ Гермоген (в миру Георгий Ефремович Долганов, проявивший себя как убежденный и последовательный монархист).

20 марта 1915 года у них родился первый и единственный сын. Назвали его Женя. Давно замечено, от отца к детям переходит кровь, а характером их награждает мать. Евгений физически пошел в отца: высокий рост, статная фигура, удивительно теплый баритон, привлекательная, добрая улыбка и неторопливость. От матери он получил упорство в достижении поставленной цели, трезвый ум и терпимость.

Но счастье, как говорится, требовательно, как законная супруга, и ветрено, как любовница. Через полтора года совместной жизни, после простуды и крупозного воспаления легких, ушел из жизни Петр Николаевич Питовранов. Антонина Павловна осталась совсем молодой вдовой. Вот тогда мать Евгения и поняла, что счастливой жизни нет… Есть только счастливые дни, которые уложились в полтора года интересного совместного проживания.

Тяжело перенесла она утрату. Не легок был крест, который она понесла по жизни. Все, что раньше ее радовало в Князевке, теперь раздражало всегда спокойную женщину. Друзья посоветовали ей сменить место жительства. В школе соседнего Сердобского района были свободные штатные должности учителей. Туда молодая вдова и переехала с малолетним сыном. Директор школы помог с местом жительства. Именно в этой школе было суждено ей встретиться и подружиться с мужественным, ярким, образованным молодым коллегой Гавриловым, который, как и новая учительница, искренне принял октябрьские события 1917 года в Петрограде.

Вскоре Гаврилов возглавил боевую народную дружину для подавления контрреволюционных элементов, поднявших голову против советской власти. Через некоторое время дружина переросла в отряд, влившийся в состав Красной армии, и Гаврилов стал его командиром. А тем временем дружба учительницы и боевого командира переросла в любовь с регистрацией брака. У Жени появился второй отец, так как он его усыновил юридически и по жизни в семье. Но обстоятельства сложились так, что в одном из боестолкновений с мятежниками в глубинке Пензенской губернии, где свирепствовал брюшной тиф, командир заразился и буквально сгорел за несколько дней в 1921 году. Вновь осиротел Евгений. Строгая, пунктуальная, обязательная, деятельная 25-летняя Антонина Павловна стойко перенесла очередной удар судьбы, которая ей показалась форс-мажорной, предопределенной, фатальной. Поэтому она уже больше не рисковала связывать свою жизнь с новым главой семейства. А интересные предложения на жизненном пути у нее были. Она же теперь всю себя решила посвятить только любимому сыну Евгению, а в дальнейшем его большой семье с внуками и правнуками.

Как мудрая женщина, познавшая все «прелести» классовой борьбы после революции, она до поры до времени не признавалась сыну, что его родной отец был священником, который при новой власти принадлежал к эксплуататорскому классу. Материнский инстинкт сработал четко в обстановке доведения «классовой борьбы» до абсурда с широко распространенным атеизмом. С церковниками власть боролась самым жестоким образом. Создавалось представление, что она, эта самая новая власть, вознамерилась извести священников и веру под корень.

Учитывая кристальную честность чада в будущем – он бы мог признаться где-то и когда-то кадровикам, кто его настоящий отец, и, возможно, испортить таким образом себе биографию, прозорливость матери увела сына от роковой черты в то непростое время утверждения новой безбожной власти.

Евгений Петрович часто вспоминал интересные по-своему детские годы и своих сверстников. У каждого человека этот возрастной период вспоминается с теплотой. Несчастливого детства не бывает. Сад детства – это не детский сад. Детство в глубинке особенное, натуральнее, чем в мегаполисах.

Шестилетним мальчонкой он с ребятами-рыбаками бежал на речку Сердобу – левый приток Хопра, и там они таскали удочками и закидушками окуней, плотву и лещей. Ловили и в районах поймы, пересеченной многими старицами и редкими озерками, где после оттока воды скапливалось столько рыбы, что добывали ее не только удочками, но и неводками, вершами и даже корзинами.

С гордостью Женя приносил рыбу домой, обязательно на лозовом кукане. От матери он получал искреннюю благодарность, ведь это был его взнос в семейный паек. Он любил наблюдать за приготовлением матерью и ухи, и жарки рыбы на сковородке, понимая, что это его заслуга.

Страсть к рыбной ловле у Евгения Петровича сохранилась до последних дней его пребывания на этой бренной земле. Со временем о рыбацких «подвигах» семьи Питоврановых ходили легенды. Одна из них была опубликована на страницах журнала «Охота и рыболовство».

Тем временем жизнь в уездном Сердобске без мужа, без подсобного хозяйства, без родственных связей, с мизерной учительской зарплатой обрекала семью на голодное существование, да и голодомор уже стучался в дверь каждой квартиры жителей Поволжья, в каждую избу россиян. Антонина Павловна решилась вырваться из уездной удавки и переехать в большой город на Волге – Саратов. Продолжила учительствовать и здесь. Зарплаты не хватало, пришлось подрабатывать в других местах. Хлопоты с проблемой прожиточного минимума давали знать.

Но возникла и другая проблема – Женя отбивался от рук. Улица стала больше влиять на подростковое мировоззрение и поведение. Как метко скажет Сергей Есенин о себе примерно такого же возраста, что и Евгений Питовранов:

 
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.
И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь кровавый рот:
«Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму все заживет…
 

Женя приходил после драк и в синяках, и рваной одежде. Иногда без шапки или кепки. Мать из экономии стала покупать ему красочно вышитые дешевые татарские тюбетейки. Именно в таких условиях формировались бойцовские качества. Правда, учеба в школе с сентября по июнь заметно отвлекала от улицы. Там продолжали буянить беспризорные или местные оторвиголовные мальчишки. Мать-учительница прививала сыну усидчивость и внимание в работе с учебниками и книгами из разряда художественной литературы. Учился Евгений легко и прилежно. Много читал классиков – писателей и поэтов. Хорошая память позволяла сохранить не только сюжеты произведений, но и основные мысли, заложенные в этих произведениях.

С переездом в Саратов увлечение рыбной ловлей не покидало Евгения. После весенних разливов Волги оставалось много пойменных озер – мелких, теплых, с обилием разных пород рыб, от пескарей и до колючих красноперых окуней, жерехов и прочих рыбешек. И здесь ловили рыбу кто чем мог: майками, рубахами, ковшами и даже руками.

С наступлением лета появлялось у матери беспокойство за сына. Ребята гурьбой убегали на песчаную косу загорать и купаться. А в августе, когда поспевали арбузы и из Камышина начинали тянуться груженые баржи, толкаемые пыхтящими от натуги маломощными буксирами, начиналась пора «ловли»… арбузов и дынь. Едва водный караван показывался из излома реки, молодые корсары по-пластунски, на животах сползали к реке. Они, величавшие себя крокодильчиками, направлялись к низко посаженным от груза баржам, борта которых нередко бахчевые производители сладких ягод для страховки обматывали колючей проволокой. Но эту защиту преодолевала напористая ребятня. Голыми руками, палками и даже проволочными крючками они смело шли на абордаж, пытаясь стащить в воду несколько арбузов и с ними добраться до берега. Благо ягода не тонула, а вот с дынями было сложнее, они тянули разбойников на дно. На облюбованном островке «добытчики» наслаждались сладкой красной мякотью. Вечером довольные возвращались домой, иногда с добычей…

Было еще одно опасное увлечение – путешествовать на проходящих мимо товарных поездах в тамбурах. Некоторые умудрялись забираться даже на паровозный тендер. После таких поездок приходилось долго отмываться от дымной копоти и угольной пыли. Конечно, это увлечение, похожее на современных «зацепистов», таило большую опасность для жизни. Автору этих строк тоже знакомо это увлечение – детство ведь прошло на большой узловой железнодорожной станции Сарны, что на Полесье…

Детство у Евгения закончилось в 1930 году, когда он успешно закончил семь классов и встал перед дилеммой: продолжить дальше учиться в школе или приобрести специальность, чтобы помочь выбивающейся из сил матери наряду с учительством, подрабатывающей на других черновых работах.

Евгений выбрал фабрично-заводское училище (ФЗУ) Саратовского отделения Рязано-Уральской железной дороги. Поступил и впервые с гордостью надел профессиональное обмундирование даже с форменной фуражкой, на темном околыше которой красовалась золотистая железнодорожная эмблема – разводной ключ и молоток. В училище, избрал профессию токаря. Там он познакомился с сокурсницей Елизаветой, ставшей впоследствии его женой. С ней он учился новому ремеслу со старанием, понимая практичность хорошей успеваемости: чем выше разряд, тем больше будет зарплата. В 1933 году он окончил училище, и его направили в вагоноремонтные мастерские при железнодорожной станции. Через месяц Евгений принес домой первую зарплату. Антонина Павловна была чрезмерно рада за сына – наконец-то он поступил на работу, оторвался от улицы. В семейный бюджет, по выражению матери, «потекли нужные рублики».

Но радость не бывает без печали. Однажды вытачивая деталь, Евгений не надел защитные очки, кусочек стружки отлетел и вонзился ему в глазное яблоко. Спасли от повреждения глаза врачи – осторожно подтянули металлическую стружку наружу при помощи магнита, а потом вынули пинцетом, отметив, что пострадавший, сориентировавшись правильно, не втер ее в глазную ткань.

О профессии токаря теперь можно было забыть. Но он устроился дежурным по станции – встречал и провожал поезда. Как-то в зале ожидания вокзал встретил Евгений Петрович человека, на лацкане пиджака которого красовался серебристый овал с крохотным паровозиком внутри – знак «Почетный железнодорожник СССР». Познакомились, долго говорили о жизни, паровозах, работе, учебе…

Оказалось, железнодорожник опасался воровства, которое в те времена часто случалось на вокзалах. Дежурный по станции предложил новому знакомому в своей рабочей комнате деревянный диван, обтянутый дерматином. Собеседнику понравился пытливостью и целеустремленностью молодой человек. Он уловил в нем самый главный посыл – желание учиться дальше, и пообещал помочь в поступлении в учебное заведение и в дальнейшем выполнил свое обещание. Так Евгений Питовранов со своим другом Анатолием Егоровым стали студентами Московского института инженеров транспорта (МИИТ).

Антонина Павловна была рада поступлению сына в институт, хотя и понимала, что отъезд Евгения обрекает ее на одиночество. С подругой Елизаветой, поступившей в Саратовский сельхозинститут на машиностроительный факультет, шла активная переписка на почтовом канале Саратов – Москва и Москва – Саратов. Вскоре молодые люди решили завести семью: чтобы переехать к Евгению в Москву, нужен был документ о регистрации брака и перевод в МИИТ. У любящих людей все получилось. Недаром говориться «Любовь и горы может свернуть». А вообще женщины любят не героев, а победителей. И Евгений оказался именно таким.

Семейная жизнь началась в малюсеньком закутке студенческого общежития. Получали скромную стипендию, на нее и жили: в любви – бесплатная только луна, а в целом это океан чувств, окруженный совсем не легкой жизни. Правда, родители Елизаветы и друга Анатолия Егорова через проводников снабжали студентов продуктами питания, одеждой, обувью. Так и обретались – делились земляки чем могли.

Существенным приработком, наверное, во все времена студенчества служили погрузочно-разгрузочные работы на различных пакгаузах, базах, складах…

Время бежало быстро, но, кроме зубрежек, душа требовала культурной подпитки – посещения музеев, театров, кино, выставок, дней поэзии и т. д., а для этого нужны были «рублики в советской республике».

И вот на календаре в общежитии появилась цифра -1937 год. Студенты чутко реагировали на все перипетии в жизни страны. К этому времени в СССР окончательно утвердилась однопартийная система. Большое количество партий были закрыты или уничтожены. Идеологи этих партий оказались в изоляции. Одни попадали под судебный прессинг, уничтожались; другие уходили в глубокое подполье или покидали страну. В Советском Союзе периодически проводились чистки: в партии, в армии, в органах госбезопасности, на производствах и даже в сельской местности. Средства массовой информации громко информировали население страны, беспощадно критиковало тех, кто шел не в ногу с партией.