Читать книгу «Битва за Балканы. В лабиринтах дипломатии» онлайн полностью📖 — Анатолия Щелкунова — MyBook.

Глава 2
Канцлер князь Александр Михайлович Горчаков

Российский Генеральный штаб и Министерство иностранных дел всё чаще получали от генерал-губернатора Кауфмана сообщения о том, что в последнее время в ханствах Средней Азии значительно активизировались англичане. Особенно пристальное внимание они проявляли к Афганистану, настраивая его правителей против соседних с ним племён и против России. С другой стороны, они снабжали деньгами и современным оружием кокандцев и туркмен.

С помощью английских инженеров на севере Афганистана возводились форты и настоящие крепости.

Об этом знали в российском Генеральном штабе, но тщетно пытались разгадать причины английской активности в этом регионе. Посылали разведчиков из местного населения, чтобы проникнуть в тайны англо-афганских сооружений и военных мероприятий. Однако большинство из них не возвращались или, возвратившись, не могли толком рассказать ничего существенного. Они были до смерти запуганы. Их спутников, схваченных афганцами или англичанами, жестоко пытали, а затем бросали в гигантские котлы с кипящим маслом. Англичане не жалели никаких денег, чтобы, не дай Бог, Россия узнала о кратчайшем пути в Индию.

В одной из депеш в Лондон посол Лофтус писал:

«Россия при завоевании кочующего населения Средней Азии использует два фактора: силу и обольщение. Оба фактора действовали при завоевании киргизов и туркменов. Это создавало постоянную угрозу нашим индийским владениям. Против этого лучшим предохранителем является финансирование работ по укреплению границы между Россией и Афганистаном под протекторатом Англии… Хотя Александр II твёрдо меня заверял, что никакие события в Средней Азии не нарушат отношений с Англией. Но суверены исчезают, как и все смертные. И разве кто-то может отвечать за будущее?»

Канцлер Горчаков убеждал царя:

– Ваше императорское величество, Великобритания в ближайшее время будет наращивать свои усилия по обеспечению безопасности своих владений в Индии. К такому выводу я прихожу в результате бесед с лордом Лофтусом и на основании сведений, полученных от посла Бруннова из Лондона. Британский кабинет опасается нашего возможного продвижения на юг Средней Азии и предпринимает против этого все доступные ему меры.

Доверие императора к своему канцлеру, князю Горчакову, чья родословная линия восходила от потомков Ярослава Мудрого, было безусловным. Князь верноподданническими чувствами и искусством тонкого, но, где это было необходимо для интересов страны, непреклонного дипломата, завоевал у государя непререкаемый авторитет.

Александра II не смутил даже разразившейся в северной столице скандал, связанный с именем Горчакова.

Причиной скандала была любовная страсть, вспыхнувшая у почти семидесятилетнего канцлера к молодой красавице Надежде Сергеевне, которая была младше его на сорок один год, и являлась к тому же женой его внучатого племянника Владимира Николаевича Акинфова. Ко времени скандального адюльтера со своей родственницей Александр Михайлович был вдовцом уже десять лет.

В сорокалетнем возрасте князь Горчаков женился на овдовевшей Марии Александровне Мусиной-Пушкиной. Она в тридцать семь лет потеряла мужа. По материнской линии московская красавица Мария Александровна была внучкой князя Александра Михайловича Урусова, к которому благоволил государь Николай I. Бывая в Москве, император заезжал в гостеприимный дом своего тайного советника, под чьим руководством велось строительство Большого театра и Дворца в Московском Кремле.

Князь Александр Горчаков


Частым гостем в этом доме весной 1827 года бывал Александр Сергеевич Пушкин, которого не оставила равнодушным красота княжны Марии. Её двоюродный брат Д. Соломирский приревновал к ней Пушкина и вызвал его на дуэль. Только усилиями секундантов удалось примирить дуэлянтов.

Кстати сказать, Александр Сергеевич был однокашником и другом Горчакова по Царскосельскому лицею. Руке Пушкина принадлежит набросок профильного портрета лицеиста Горчакова, курносого, с нависающей над высоким лбом чёлкой и в круглых очках. Поэт посвятил ему несколько проникнутых тёплым товарищеским чувством стихотворений.

В «Послании к Горчакову» Пушкин называет его:

 
Питомец мод, большого света друг,
Обычаев блестящий наблюдатель…
А завершает «Послание» такими словами:
… О ты, харит любовник своевольный,
Приятный льстец, язвительный болтун,
По-прежнему остряк небогомольный,
По-прежнему философ и шалун.
 

В другом стихотворении «19 октября» (1925 года) Пушкин напишет о своей неожиданной встрече с князем после долгих лет разлуки:

 
Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
Хвала тебе – фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Всё тот же ты для чести и друзей.
Нам разный путь судьбой назначен строгой;
Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:
Но невзначай проселочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.
 

Влюблённого до корней своих волос в Марию Александровну Мусину-Пушкину князя Горчакова не смутило ни то, что у неё была дочь и четверо сыновей, ни то, что ему пришлось выйти в отставку и покинуть дипломатическую службу (он был в это время советником посольства в Вене – авт.). Позже родственники жены помогли ему возобновить карьеру дипломата.

Через одного из пасынков князя Горчакова – графа Александра Ивановича Мусина-Пушкина, проходит линия литературной связи от «солнца русской поэзии» до Льва Толстого. В юности граф Александр часто играл с другим графом – с Лёвой Толстым. Великий писатель вывел его в образе Серёжи Ивина в повести «Детство». Вспоминая свои детские ощущения, Лев Николаевич писал: «Его оригинальная красота поразила меня с первого взгляда. Я почувствовал к нему непреодолимое влечение. Видеть его было достаточно для моего счастия; и одно время все силы души моей были сосредоточены в этом желании. Все мечты мои во сне и на яву были о нем: ложась спать, я желал, чтобы он мне приснился; закрывая глаза, я видел его перед собою и лелеял этот призрак, как лучшее наслаждение».

У Александра Ивановича Мусина-Пушкина сложилась блестящая военная карьера. Он был последовательно начальником дивизии, командиром армейского корпуса, командующим войсками одесского военного округа, а в 1901 году удостоен высшей награды Российской империи – ордена Святого Андрея Первозванного.

Отношения Горчакова с детьми Марии Александровны были безоблачными и ничуть не омрачали их семейную жизнь.

После её неожиданной смерти канцлер в течение десяти лет терпеливо нёс тяжёлую долю вдовца, имея двоих собственных уже повзрослевших сыновей.

Но вдруг у стареющего князя вспыхнула любовь к цветущей своей красотой Надежде Акинфовой. Сыновья устраивали ему сцены. Разругавшись, уезжали из дома, пытаясь вином залить позор, о котором судачил весь Петербург.

Мужу соблазнительницы Владимиру Николаевичу было известно о порочной связи жены и двоюродного дяди. Но, будучи человеком слабохарактерным и не чуждым карьеристских устремлений, он делал вид, что ничего не происходит и никаких сцен ревности любовникам не закатывал.

Многие в свете утверждали, что его «лояльность» по отношению к жене-изменнице была награждена избранием «рогоносца» предводителем дворянства родной ему Владимирской губернии и придворным званием камер-юнкера.

Горчаков не скрывал своей любви к родственнице, которая чувствовала себя хозяйкой в его доме. Любители посудачить в свете на темы, волнующие кровь, называли её не иначе, как «всесильная Надин».


Надежда Акинфова


Министр внутренних дел Петр Валуев после одного из приёмов в доме князя записал в своём дневнике: «Вечером был на рауте у кн. Горчакова. Гостей принимала г-жа Акинфоева (так написано в дневнике – авт.), и кн. Горчаков при входе дам с нею незнакомых говорил: «Моя племянница». Дипломатические сердца тают. Кн. Горчаков не на шутку влюблён в свою племянницу».

Некоторые литературоведы полагают, что Надежда Сергеевна вдохновила Фёдора Ивановича Тютчева, не раз становившегося жертвой женских прелестей, написать прекрасное стихотворение «Как летней иногда порою…», в котором есть строки, содержащие легко читаемые намёки и позволяющие представить её образ:

 
При ней и старость молодела,
И опыт стал учеником,
Она вертела, как хотела,
Дипломатическим клубком.
И самый дом наш будто ожил,
Ее жилицею избрав,
И нас уж менее тревожил
Неугомонный телеграф.
Но кратки все очарованья,
Им не дано у нас гостить,
И вот сошлись мы для прощанья, —
Но долго, долго не забыть.
Нежданно-милых впечатлений,
Те ямки розовых ланит,
Ту негу стройную движений
И стан, оправленный в магнит,
Радушный смех и звучный голос,
Полулукавый свет очей,
И этот длинный тонкий волос,
Едва доступный пальцам фей.
 

Читателю, вероятно, будет интересно узнать, как развивалась далее эта любовная интрига?

Чтобы самому догадаться об этом, достаточно вспомнить слова из арии герцога Мантуанского в опере Джузеппе Верди «Риголетто», которые в русском переводе звучат так: «Сердце красавиц склонно к измене и к перемене, как ветер мая…»

Надежда Сергеевна не устояла перед чарами и молодостью отпрыска императорского дома – его высочества князя Николая Максимилиановича Романовского, герцога Лейхтенбергского.

Затухающая в Петербурге сплетня вокруг имени канцлера и его молодой пассии на сей раз своё змеиное жало направила против потомка двух императоров. Герцога Лейхтенбергского называли так, потому что его мать Мария была любимой дочерью Николая I и пасынка Наполеона – сына Евгении Богарне.


Герцог Николай Лейхтенбергский


Великий князь был младше Надежды Сергеевны на четыре года. Он отличался приятным обликом и изысканными манерами. Близкий к цесаревичу Александру Александровичу князь В.П. Мещерский, издававший газету «Гражданин», так описал внешность герцога: «Росту он был выше среднего, лицо бледное, волоса почти тёмные, много изящного и нарядного в манерах и в сложении, и в лице приветливость и оживление; в движениях что-то медленное и небрежное».

Великий князь отнюдь не был прожигателем жизни. «По внутреннему своему миру, – писал В.П. Мещерский, – он был образован, любознателен, восприимчив и предпочитал свою собственную домашнюю жизнь придворной».

Царь высоко ценил его качества, наделив своего племянника множеством обязанностей. Любимым из них для герцога было президентство в Императорском Санкт-Петербургском минералогическом обществе, что отвечало и его научным интересам. Он много занимался исследованиями в области химии и кристаллографии минералов и горных пород, участвовал в научных экспедициях по центральным губерниям России и Уралу. Им опубликован на эти темы ряд серьёзных научных работ. Один из найденных им минералов в его честь носит название лейхтенбергит.

Долгое время плотные завесы тайны окутывали любовную связь герцога и «всесильной Надин». Они удачно использовали чрезмерную занятость делами канцлера и то, что Горный департамент находился на Дворцовой площади, в здании Главного штаба. По счастливой случайности здесь же располагалась и казённая квартира Александра Михайловича Горчакова. Удачно распутывавший злонамеренные происки недругов России на внешнеполитической арене, князь узнал о сопернике лишь спустя четыре года, когда герцог заявил о своём желании жениться на Надежде Сергеевне.

Для канцлера это было потрясением, равносильным шоку от разорвавшегося рядом снаряда.

Но сильный характером Горчаков сумел справиться с мучившими его переживаниями и не только простить измену своей любимой, но даже хлопотать перед императором о разводе Надежды Сергеевны с мужем, чтобы она имела возможность выйти замуж за герцога Лейхтенбергского.

Уговорить мужа согласиться на бракоразводный процесс и, чтобы он взял на себя вину о якобы совершённом им прелюбодеянии, удалось лишь, выплатив ему 120 тысяч рублей (огромная по тем временам сумма). Кроме того, пришлось подкупить и двух свидетелей.

Дальнейшая судьба любовников заслуживает своего захватывающего романа с трагическими перипетиями. Весь царский двор восстал против их женитьбы. Они решают выехать из России. Но последовал секретный запрет: «всесильной Надин» не выдавать паспорт для поездки за границу. Положение усугублялось тем, что Надежда ожидала ребёнка. Наконец, не без помощи канцлера она получает паспорт и выезжает из страны.

Через месяц герцог тайно пересекает границу. Его выезд был необходим, чтобы записать новорожденного на его имя. Но негласное вето, наложенное императором на процедуру развода госпожи Акинфовой, не позволяло оформить всё законным образом. Начинаются мытарства влюблённых по Европе, пока великий князь Николай Лейхтенбергкский не получил от своей тётки в наследство небольшое поместье Штайн в Баварии. Зарегистрировать брак им удалось в Женеве лишь спустя одиннадцать лет после начала любовной драмы. В 1878 году после смерти матери герцога – великой княгини Марии Николаевны, император разрешил развод Надежде Акинфовой.

В это время груз сложнейших международных проблем, как на Европейском континенте, так и в Азии, навалился на хрупкие плечи стареющего канцлера. Шло постепенное освоение Россией территорий в Средней Азии.

Горчаков убеждал царя в необходимости вести дело к миру в конфликте с Бухарским эмиратом. Англичане, пользуясь временным влиянием на эмира, настаивали на продолжении выгодного им конфликта. Канцлера поддерживал и назначенный генерал-губернатором Туркестана генерал-адъютант Константин Петрович фон Кауфман.

В Европе назревало противостояние между Пруссией и Францией. Отто фон Бисмарк, ставший канцлером в 1867 году, сумел по итогам австро-прусско-итальянской войны навязать австрийцам мирный договор, по которому к Пруссии отошли Гессен-Кассель, Нассау, Ганновер и Франкфурт-на-Майне. А по итогам завершившейся три года до этого войны с Данией Пруссия присоединила Шлезвиг-Гольштейн. Столь значительное усиление своего северо-западного соседа весьма обеспокоило Францию.

В назревавшем конфликте Горчаков стремился занять нейтральную позицию. Он отдавал должное той линии, которой придерживался Бисмарк во время восстания в Польше в 1863 году. Тогда из всех европейских держав только Пруссия оказала поддержку России.

Возглавлявший прусское правительство Бисмарк направил в Петербург генерала фон Алфенслебена для подписания двухсторонней конвенции о сотрудничестве в подавлении восстания. Когда Англия, Австрия и Франция выступили с коллективным демаршем в пользу поляков, канцлер Горчаков решительно заявил, что происходящее в Российской империи – это её внутреннее дело, и она сделает всё возможное для восстановления порядка.

Канцлер хорошо понимал, что в тех условиях западные державы воевать за интересы польских повстанцев не будут, их антироссийские демарши сведутся лишь к демонстрации недовольства и отчётливо выявят расстановку сил в Европе.

Ведя дело к отмене Парижского договора, Горчаков стремился заручиться поддержкой Берлина. По предварительной договорённости между российским и прусским канцлерами летом и осенью 1866 года в Петербурге побывали с визитами генерал-адъютант прусского короля Мантейфель и прусский кронпринц Фридрих (неформально его называли «Фрицем»). Стороны договорились о том, что Петербург не будет препятствовать созданию Северо-Германского союза во главе с Пруссией, а Берлин поддержит Россию в отмене ограничительных статей Парижского трактата.

Ещё одной головоломной проблемой для канцлера Горчакова стала судьба Аляски. Её продажу предложил в своей депеше, поступившей в министерство иностранных дел в сентябре 1866 года, российский поверенный в делах в Вашингтоне Эдуард Андреевич Стекль. Он утверждал, что уступка Русской Америки предоставит реальную возможность правительству сосредоточить все свои средства, которые в течение многих лет впустую тратились на колонии в Северной Америке, на развитие Восточной Сибири и российских поселений на Амуре.

Стекль настаивал на том, что этим шагом Россия исключит в будущем какую-либо возможность столкновений с США, поскольку дальнейшая экспансия США в Северной Америке неизбежна и что никто ее от этого не сможет остановить.

«Наша роль заключается в доминировании над Востоком. Роль Соединённых Штатов заключается в осуществлении абсолютного контроля над американским континентом», – писал он Горчакову.

Стекль предлагал даже бесплатно передать Аляску Соединённым Штатам, если их правительство откажется платить за неё. На это он получил категоричный ответ Александра II:

«Прошу не говорить ни единого слова об уступке без компенсации. Считаю опрометчивым подвергать соблазну американскую алчность».

Идею о продаже Аляски перед Крымской войной в секретной записке высказывал императору Николаю I генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев. Он на практике убедился, сколь сложно управлять дальневосточными территориями, не имея развитых дорог и оперативных средств связи. У России не было флота, способного конкурировать с английским.