Цитаты из книги «Екатерина Воронина»

Удивительно, как с такими взглядами вы выпускаете книги для детей.

– Заметьте, милая, – басила Юлия Михайловна, – настоящие женщины всегда неудачливы в семейной жизни, она мешает им проявить свои способности. Не дети, не семейные заботы, не домашние дела. Мешает муж. Он требует внимания к своей персоне. Свое дело он считает главным, ваше – второстепенным. Он подавляет вас морально, заставляет разделять свои взгляды на искусство, если вы работник искусства, на науку – если вы работник науки, на жизнь – если вы просто жена. Он превращает вас в некое свое подобие. И я оправдываю женщин, изменяющих своим мужьям.

Человеческое сердце открыто добру, оно оставляет в своей памяти только хорошее. Сердце, отравленное злыми воспоминаниями, не может биться. Слепая любовь – не любовь. Но если бы недостатки любимого стояли на пути любви, то не было бы и самой любви – совершенных людей нет. Катя верила, что хорошее, доброе, настоящее победит плохое, злое, наносное в Ледневе.

Рядом с Катей прожил жизнь человек, ее мать, и никому не было до нее дела. Ведь мать была более одинока, чем она сама, – кроме дома, ничего не имела. В этом доме ее заботы принимали как само собой разумеющееся, а недостатки – как нечто неизбежное. А все ее недостатки заключались в неумелости. Сначала была неумелой от страха перед бабушкой, а потом стала боязлива из-за своей неловкости.

Она вдруг поняла то, в чем раньше разобраться не могла, но что все время стояло за ее спорами с Ледневым, увидела то чужое и враждебное, чего простить уже не могла. Для него люди – пешки! Люди, которые трудятся, живут, спорят, в поте лица своего создают все, что есть на земле, в каждом из которых бьется живое человеческое сердце, – все эти люди для Леднева безыменные единицы. Он может двигать их туда и сюда, так, как это нужно ему, его положению, его репутации. Раньше она думала, что он равнодушен. Теперь она поняла, что он бездушен. Он, которому народ дал все – образование, положение… Он согласился с ней, подумаешь! Берег свое спокойствие, не хотел с ней спорить, да ему в общем наплевать – так или этак!

Раньше Катю только забавлял его канцелярский педантизм, теперь он уже ей не казался таким невинным. За каждым словом, выражением, знаком препинания для Леднева стояла целая система служебных взаимоотношений. Главное – не быть битым, не попасть в историю, не иметь пятна, обладать безупречной биографией, главное – «как мы будем выглядеть». Он искрение считал свою репутацию чем то вроде государственной ценности. Для Леднева было бы лучше, если бы его назначили на практическую работу, начальником какого-нибудь небольшого порта, где он хлебнет горя и поймет, что такое настоящая жизнь.

Леднев уходил от разговора. У него был для этого большой набор мимических приемов: неопределенное поднимание бровей, кивок, наклон головы, который может означать и согласие, и несогласие, и принятие к сведению, и непринятие к сведению, а может, и вовсе ничего не означать; улыбка, которую понимай как хочешь, а не хочешь так вовсе не понимай… Кате оставалось только вышучивать его привычные выражения: «Как мы будем выглядеть?», «Руководство нас поправит», «Правильно расставьте людей», «Поговорите с народом». В ответ Леднев смеялся и сам вспоминал казенные фразы, которые он употреблял или слышал от других. Это превращалось в игру, и Катя ничего не достигала. У Леднева была самая непроницаемая броня – мягкая, от нее даже ничего не отскакивало.

– Тебя уважают. Но люди ждут, что ты, облеченный властью, решишь то, что они решить не могут. Толченов – он вертится как белка в колесе, ведь там еще причалы не восстановлены после войны. А ты не решаешь его вопросов, уходишь от них. Ты знаешь, что делается у нас с подачей вагонов, с подходом судов. И опять же уходишь от этого.

участок превращается в показательную станцию скоростной обработки судов, от которой никому нет пользы. И в данном случае она пыталась, если не оправдать Леднева, то хотя бы как-то разобраться в нем. В сущности, он не имеет опыта практической работы. Сразу после института пошел в аппарат, не преодолел трудностей, которые закаляют человека, делают его способным к руководству другими людьми. Он не уверен в себе, в своих знаниях, в своих силах, но привык к своему высокому положению, боится потерять его. Он не на своем месте. И, может быть, если бы он расстался со своим высоким постом, было бы лучше.

женщины. Мужчина так не поступает. Если бы она могла поговорить об этом с Ледневым, этот разговор, возможно, успокоил бы ее. Может быть, ее удовлетворило бы его объяснение, тронуло бы его раскаяние.