На стойке перед Шутовым стоял бокал с начатым бурбоном, это был уже третий за сегодняшний вечер. По опыту он знал: и не последний. С тех пор как три дня назад он был отлучен начальством от всякой деятельности, он взял за обыкновение просиживать здесь, в баре «Тики Коув» на крыше «Поларис-отеля», с открытия до закрытия. Сейчас, в июне, в Фэрбенксе почти всю ночь было светло как днем. Вид, открывавшийся отсюда, с крыши отеля, на реку и город, был действительно волшебным. Но он довольствовался лишь частью этого вида, отражавшегося в зеркале за спиной бармена, индейца в национальной куртке с бахромой по краям. Красоты ландшафта ему заменяли огоньки, вспыхивающие под потолком. Причина его пребывания здесь была проста: бар был единственным местом, где он мог хоть как-то успокоиться.
Особенно важно для него было прийти в себя сейчас, после разговора с Макнэлли. Главное, рядом не было Дика. Дик бы все понял. Понял без лишних слов. Понял бы горечь, которую он сейчас испытывает. Эта горечь, безнадежная и глухая, напомнила ему о Сибири, работе на золотых приисках. Начальником тамошней милиции был капитан Кандыба, редкостный мерзавец. Однажды, во время очередного конфликта, Кандыба сказал ему: «Шутов, завязывай с идейностью. Идейные у меня не будут работать никогда, понял?» На языке Кандыбы работать «за идею» означало не брать взяток и не покрывать преступления. Когда Шутов понял, что в отделении Кандыбы из идейных он остался один, он тут же смотал в Штаты, единственный раз в жизни дав взятку капитану сухогруза, на котором уплыл.
Огоньки под потолком, вспыхивая в такт музыке, складывались в узор, претендующий на изображение северного сияния. Бар был забит до отказа. Шумевших за своими столиками приезжих можно было легко отличить от местных завсегдатаев, в основном сидевших молча. Здесь было немало путан. За три дня Шутов наметанным взглядом определил: для городишки вроде Фэрбенкса многие из них очень даже ничего. Однако сейчас ему было не до путан.
Вообще, бары и злачные места он не любил. Там, где он провел молодость, на золотых приисках Чукотки и Колымы, никаких баров не было. Молодым ребятам вроде него, в случае если им нужна была девушка, бар заменяла обыкновенная бутылка. И комната, свободная хотя бы на несколько часов. Он же, Шутов, был в этом отношении в привилегированном положении: кроме собственной однокомнатной квартиры, у него была еще и гитара. Играл он, по собственному убеждению, средне, но виртуоз-музыкант тамошним девушкам, как он вскоре понял, был и не нужен. А поскольку хорошеньких девчонок в тех местах хватало, выбор у него был широчайший. К барам же, и вообще к американским порядкам, его приучил Дик. Особенно в последний год.
Вспомнив о Дике, Шутов выпил бокал одним махом. Что да, то да: всевозможные притоны и бордели были для Дика родной стихией. Он читал их, как некоторые люди читают книгу. Войдя в любой бар, Дик мог по одним только позам проституток и выражению лица бармена рассказать, что здесь только что произошло. Однажды они ухитрились провести ночь в баре в Гарлеме, и никто в эту ночь их там пальцем не тронул. Потом в полицейском участке им объяснили: за всю историю этого бара там не рискнул показаться ни один белый.
– То же самое? – Остановившийся перед Шутовым бармен поднял одну бровь.
Поскольку за эти три вечера они научились отлично понимать друг друга, Шутов вместо ответа коротко моргнул. В следующую секунду бокал был уже наполнен бурбоном точно на том же уровне: не доходя сантиметра до ободка. Взялся было за ножку, чтобы пригубить только что налитое, но его остановил женский голос. Голос был низким, но довольно приятным.
– Я бы тоже очень хотела «то же самое».
Скосив глаза, Шутов встретился взглядом с только что севшей на соседнюю табуретку девушкой лет двадцати. Она была довольно милой. Может быть, даже больше чем милой. Светлая шатенка с темно-голубыми глазами и отличной фигурой. Судя по манерам, а также по откровенно вызывающему мини-платью – типичная «девушка для танцев», хотя раньше здесь Шутов ее не видел.
– Привет. – Девушка улыбнулась. – Я – Хайди. А вы?
Прокол, подумал Шутов. Выговор не местный. Наверняка приехала сюда из Нью-Йорка или, в крайнем случае, из Нью-Джерси. Впрочем, это не важно. Ведь не исключено, что путаны могут приезжать на заработки и оттуда. Девушки такого типа и особенно с таким напором не совсем в его вкусе. Но собственно, а почему бы нет? Работа, настоящая работа, для него практически закончилась. Так почему бы не расслабиться? Девчонка довольно мила.
– Я вам не нравлюсь? – спросила Хайди.
– Вы? Почему же? У вас все в полном порядке.
– Спасибо. Именно поэтому вы не хотите называть свое имя?
– Майк.
– О'кей. В бокале у вас бурбон, я правильно поняла?
– Правильно. – Шутов посмотрел на бармена: – Бурбон для леди, о'кей?
Направив на бармена сжатый кулак, Хайди сказала:
– Только плачу я, запомните.
– Плачу я, – сказал Шутов. – И хватит разговоров на эту тему, ладно?
Несколько секунд они смотрели друг на друга в упор. Казалось, Хайди пытается понять, насколько сильным может быть его взгляд. Наконец, взяв бокал, сказала:
– Ну вы и персонаж. Никогда таких не видела.
– Какой есть.
– Да уж. Из Нью-Йорка?
– Нет. – Сообщать, откуда он, в данном случае не было никакой необходимости.
– О господи… – Хайди осторожно дотронулась до его руки своей ладонью. Прикосновение было очень приятным, не сухим и не влажным, а как раз таким, как нужно. Кроме того, при этом движении до Шутова донесся еле слышный запах хороших духов. – Представляю, какое я на вас произвожу впечатление. Но я такая, я ничего не могу с собой поделать. Не обижайтесь на меня, ладно?
– Ладно.
– И вот что, Майк… Вот что… давайте поговорим, пока мы еще можем говорить…
– Пока мы еще можем говорить?
– Да… Вы остановились в этом отеле?
– В этом.
– Понятно. – Хайди сделала глубокий глоток. Обняла бокал ладонями так, будто хотела его согреть. – Майк, только честно: вы хотели бы меня еще увидеть?
– Еще? Вы уходите?
– Нет, но… Ответьте: хотели бы или нет?
– Ну… хотел бы. – Шутов еле сдержал усмешку. Хайди сидела, не глядя на него, и, судя по напряженному профилю, была очень серьезна. – Не понимаю только, что происходит.
– А я не понимаю, хотели бы вы меня увидеть или нет.
– Хайди, я же сказал: хотел бы.
– Когда действительно хотят увидеть, так не говорят.
– Господи… Хорошо, Хайди. Я очень бы хотел вас еще увидеть. Очень. Теперь верите?
– Ладно. Верю. – Хайди поставила бокал на стойку. – Все. Они. В каком номере вы остановились?
– В двести восьмом. Кто «они»?
– Не важно. Майк, умоляю: не связывайтесь с ними. Особенно с Грэгом. Он играет в футбольной команде. В настоящей. Они вас просто расплющат.
– Они – кто?
– Не важно. Просто я с ними приехала. Они воображают, если я позволила им поехать вместе со мной, они могут рассчитывать на что-то большее. Особенно Грэг.
Рассмотреть в зеркале за спиной бармена тех, кого, видимо, имела в виду Хайди, было не так-то просто. Он видел только, что их трое, что это довольно отчаянные ребята, похожи то ли на студентов, то ли на спортсменов из промежуточной лиги. Один из тройки, громила с короткой стрижкой, в полосатой футболке, выделялся особо. Видимо, это и был Грэг. Перехватив взгляд Шутова, Хайди сморщилась так, будто проглотила целый лимон.
– Майк, только не нужно ничего начинать. Получится, что я втравила вас в историю. Не спорьте с ними, умоляю. Слышите, Майк? Не спорьте. Мы встретимся позже, ладно? Я сумею отшить его сама. Только умоляю, Майк, честное слово, очень прошу: не встревайте в наш разговор. Сделайте вид, что вы меня не знаете. Хорошо? Майк, ну пожалуйста…
В зеркале было видно, как громила, отделившись от товарищей, медленно двинулся в их сторону. Трое, подумал Шутов. Что ж, бывало, они с Байером, встав спина к спине, отбивались от двенадцати. Правда, сейчас в нем сидит почти бутылка бурбона. Ничего. Он себя знает. Раздражение, накопившееся в нем за эти дни, способно нейтрализовать десяток бутылок.
– Хайди… Вы только не волнуйтесь. Ладно?
– О, Майк… Ну пожалуйста, ну я вас очень прошу…
В этот момент громила, встав между ними, положил руку на стойку. Он стоял спиной к Шутову, явно намеренно отгородив его от Хайди. Что ж, подумал Шутов, одно к одному. Он смотрел на локоть громилы, почти касавшийся его бокала. Вниз, от локтя к кисти, тянулась вытатуированная синим надпись: «I fluently speak rednecks»[2]. Судьба сама посылает ему случай выплеснуть всю накопившуюся в нем ярость. Без всяких предисловий.
– Хайди. – Несмотря на то что громила разговаривал с Хайди шипящим шепотом, Шутов все отлично слышал. – Мы так не договаривались. Ты куда исчезла?
– Слушай, Грэг. – Хайди старалась говорить спокойно, но, похоже, ей это не очень удавалось. – Грэг, не затевай истории.
– Я не затеваю. Куда ты делась?
– Я хочу побыть одна. И запомни: я ни с кем ни о чем не договаривалась. Вообще, может быть такой вариант: какое-то время я провожу здесь без вас? Или не может?
– Хайди… Мы приехали вместе и будем вместе.
– Это еще почему?
– Потому что ты не допускаешь мысли, что я могу бояться за тебя.
– Бояться в каком смысле?
Обернувшись и бросив беглый взгляд на Шутова, громила снова повернулся к Хайди:
– Бояться, например, что к тебе могут пристать. Типы вроде этого.
«Пора», – подумал Шутов. Тронул громилу за плечо:
– Молодой человек… Можно вас на минутку?
Громила повернул голову. Обшарив Шутова взглядом, бросил через плечо:
– Хайди, извини. Я на секунду. – Повернулся всем корпусом. – Что надо?
– Я хотел сказать, что вы себя неприлично ведете.
Склонив голову набок, громила сделал вид, что рассматривает Шутова. Захохотал. Резко перестав смеяться, сказал:
– Слушай, мозгляк, заткни пасть. И скажи спасибо, что остался живой. Понял?
– Понял, что большего хама, чем ты, я не видел. Поэтому я думаю засунуть тебе ухо в рот. Тебе никогда не засовывали ухо в рот?
О проекте
О подписке