Но на этом тосте и закончилась приятная часть нашего знакомства. Пришел Миша и разогнал наш дружный коллектив. Однако дело было сделано, опохмелье состоялось. Мне опять повезло.

«Нет, жить можно и с поломанной ногой, – подумал я, когда разъяренный Миша, хлопнув дверью нашей комнаты, вышел на кухню, – везде найдутся добрые люди… похмелят».

Из кухни доносились звуки Мишиного баритона и звон посуды. Он о чем-то спорил с запорожцами и даже повысил тон, кажется, до «фа» второй октавы, когда Грыцько попробовал и его спровоцировать на сто граммов. «По сто за знакомство, только по сто!» – донеслась сакраментальная фраза до моих ушей и сразу за ней громкий Мишин голос: «Прочь от меня, пропойцы. А если вы еще раз подойдете к моему коллеге, я вам уши пооткручиваю!»

«Хорошо жить на свете, – продолжал я свою мысль, – хорошо!»

Краснодарское солнце, вобрав в себя за день протьму весенних даров, пропиталось багрянцем и лениво ложилось спать в невидимое Кубанское море.

* * *

По приезде в Минск мне надлежало стать на учет в поликлинике по месту жительства и продолжать лечение порванных связок на моей многострадальной ноге. Надо было снова обращаться к травматологу.

Звали врача обычно – Алексей Петрович. А вот фамилия была польская – Чепеловский. Он и сам любил подчеркивать свою «польскость», рассказывая пациентам о своих якобы польских корнях, о канадском родственнике графе Прушинском, у которого при поляках было имение – усадьба под Волковыском, но пришли большевики и отобрали… Но придет время, граф приедет и переоформит усадьбу на него, Чепеловского, так как он единственный наследник.

Разбитые и покалеченные пациенты молча слушали врача и не возражали – еще не так зашьет, не то отрежет… А этот мог…

Если что-то не так, не угодил, скажем, чем-то пациент, то разговор был короткий: «На операционный стол его!» Чепеловский брал страшный хирургический нож – и через несколько чудовищных манипуляций с телом несчастного собирал его по частям, резал, зашивал и отправлял домой.

Этот стол травмированные бедолаги прозвали «сковородкой», а самого Чепеловского – Чепелой. «Придет Чепела и положит тебя на сковородку!» – пугали новичка. Прозвище Чепела прочно закрепилось за хирургом-травматологом, и под такой кличкой его знала вся Серебрянка.

Здесь следует сделать одно существенное замечание. Популярность Чепелы объяснялась вовсе не его польским происхождением. Вовсе нет. «Пусть бы и немчик, и жидок – лишь бы человек хороший!» – говорила моя покойная бабушка. И действительно, Чепела для определенного контингента жителей микрорайона Серебрянка был человеком не просто хорошим. В некоторых ситуациях он был просто необходимым.

Травматолог – это врач, который лечит травмы. А какие травмы бывают? Ну, переломы, резаные или рваные раны, вывихи. И просто сильный удар.

Теперь посмотрите на характер травмы. Перелом вам покажет любой рентген. А врач только констатирует этот факт, наложит гипс и выдаст необходимый документ о нетрудоспособности.

А теперь – внимание! Вы получили удар. Удар – это тоже травма. И может быть серьезным и, как перелом, требует лечения и соответственно больничного листа. А может быть несерьезным. И если вы сунетесь с такой «болячкой» к врачу – он вас погонит и ничего полезного, чтобы оправдать вашу неявку на работу, вам на руки не даст. А рентген при ударе, как для первого, серьезного, случая, так и для несерьезного – абсолютно ненужная вещь. Вердикт выносит исключительно врач.

Поймал ли читатель нужную волну? Поняли ли вы, куда я клоню? Я полагаю, что догадались. А если все же не догадались, даю последнюю, самую «забойную», как говорят, наводку: Чепела любил выпить! И не просто выпить, а хорошо выпить.

И опохмелиться любил.

Нет, для описания процесса опохмелья глагол «любить» не подходит. Если человек похмеляется, то он это делает вовсе не от любви к процессу, а по жестокой необходимости. Он – лечится. Потому что он – алкоголик.

Таким образом, я полагаю, читатель понял: Чепела находился в глубокой зависимости от алкоголя. И поэтому ему всегда требовались деньги. Его профессия в условиях развитой советской бюрократической системы, где без справки вас никуда не пустят и ничего не дадут, как никакая другая, позволяла иметь так называемые левые доходы. Он выдавал справки как оплачиваемые, то есть бюллетени, так и неоплачиваемые. И пьяницы платили. Кто 10 рэ – за неоплачиваемую справку с диагнозом «бытовая травма», кто 25 рэ – за оплачиваемый больничный лист. За продление бюллетеня – еще 25, ну и так далее.

«…Упал с трапа самолета», – громко прочитал Чепела фразу из истории моей болезни, которую я привез из Краснодара. Он посмотрел на мое сконфуженное и измученное лицо, поднялся и вдруг расхохотался.

– Каких только пьянтосов я не видел, каких только историй я не наслушался на своем веку травматолога, но с такой богатой фантазией встречаюсь впервые. Долго ты думал над этим шедевром «изящной словесности»? – омерзительным голосом прокурора, обличающего преступника, процедил Чепела. И, повернувшись к медсестре, сидевшей напротив, продолжил: – Вы только послушайте, Люба, – «упал с трапа самолета»!

Я молчал и думал со злостью: «Ты-то не упадешь здесь в уютном кабинете. Во, харю отъел на нас, несчастных пьяницах…»

На самом деле Чепела совсем не «отъел харю». Лицо его хоть и было округло-надутым по форме и красно-фиолетовым по цвету, но совсем по другой причине – вчера травматолог-хирург Чепеловский отмечал День Военно-Морского Флота и немного перебрал. Я, конечно, этих интересных фактов из биографии моего доктора не знал, но момент истины уже был близок…

– Любаша, выдайте этому краснодарскому казаку пустую трехлитровую банку. Она вон там, за ширмой, стоит, – приказал Чепела.

Медсестра Люба закончила смеяться и принесла банку.

– А теперь слушай мое первое докторское предписание, – обратился он уже ко мне. Ты по дороге сюда видел пивной киоск, возле кинотеатра «Салют»?

– Видел, как же. Мимо трудно пройти.

– Бери эту банку и принеси нам пива. Понял? Быстренько, одна нога здесь, другая там.

Я посмотрел на свою многострадальную ногу, что прочно скрылась в килограммах гипса, перевел взгляд на костыли и хотел что-то спросить о других докторских предписаниях и курсе лечения, но не успел, так как послышался голос испуганной медсестры:

– Алексей Петрович, он же загипсованный, как он дойдет? Я бы сама сбегала, но нельзя же, на работе я. Может, Сеньку, сантехника, послать?

– Как профессиональный хирург скажу вам, что лечение пациента, который «упал с трапа», на данном этапе требует срочного тренинга травмированной ноги, – надув и без того толстые щеки, важно сказал Чепела и добавил: – А поход за пивом – это первый этап лечения, но не последний…

«Какой же следующий этап будет?» – задавал я себе вопрос, волочась за своей больной ногой, которая «бросилась» выполнять предписание врача. Двигаться на костылях я уже научился, но сумка с банкой ощутимо мешала движению, так как при естественных шатаниях периодически била меня то по правой – больной ноге, то по здоровой – левой.

Но нет худа без добра – статус инвалида оказался полезным около пивной: увидев мою красноречивую фигуру при двух костылях, ноге, завернутой в гипс, и с трехлитровой стеклянной банкой в правой руке, очередь мгновенно расступилась.

Обратный путь был особенно тяжелым, так как полная банка била меня уже на всю катушку. Кроме того, меня все больше и больше тревожил вопрос следующего этапа лечения у неприступного травматолога всей Серебрянки.

Вскоре все выяснилось. И нужно отметить, что второй этап лечения оказался еще более интересным, чем первый.

– Ставь банку на столик, – сказал Чепела, когда я робко открыл дверь хирургического кабинета. – Пора лечиться!

С этими мудрыми словами первый хирург Серебрянки открыл невзрачный, серый шкафчик у операционного стола и достал оттуда большую бутылку со знакомой и такой родной надписью: «Портвейн Агдам». Сердечная, добрая медсестра Любаша составила нам компанию…

Еще до этого эпохального знакомства с травматологом Чепеловским я заметил одну интересную вещь, даже закономерность, которая касается невероятного покровительства и любви Господа к пьяницам. Где бы пьяница ни был, в каких, казалось бы, безвыходных ситуациях он ни оказывался, в какое тяжелое экономическое положение ни загоняла бы его судьба – он все равно похмелится! Однажды на берегу Немана, недалеко от своей дачи, откуда до ближайшей виноводочной точки 10 км, под жесточайшим контролем жены я смог выпить хороший глоток того же «Агдама». Этот глоток размером в 300 граммов предложил мне незнакомый рыбак, который неизвестно как там оказался.

И таких примеров – уйма.

…Второй этап лечения «по-Чепеловскому» прошел еще более продуктивно и эффективно. Во-первых, было выпито три бутылки вина «Агдам» и трехлитровая банка пива. Во-вторых, больничный лист, выписанный в Краснодаре, был продлен на неопределенный срок. Но явиться на какие-то процедуры необходимо было завтра.

* * *

…С момента той встречи лечащий врач, ведущий травматолог микрорайона Серебрянка Алексей Петрович Чепеловский и его пациент – ведущий инженер НПО «Центр» Антон Кулон на неопределенный срок составили новую структурную единицу поликлиники № N г. Минска, особенностью которой было полное единство и понимание процесса лечения. Иногда процесс лечения заходил в такую фазу, где уже невозможно было разобраться, где – врач, а где – пациент. Благодаря второму закону термодинамики, а также неизбежному его результату – тепловой смерти Вселенной, уже через каких-то шесть недель Кулон потерял свою квалификацию специалиста по кариолисовым силам и механике тел вращения. Зато Чепеловский стал постепенно разбираться в конструкциях устройств по разделению суспензий и даже съездил на полигон испытаний новых конструкций центрифуг в город Березино, где посетил знаменитую сауну ВИП-персон и попил пива со знаменитым космонавтом Василием Коморовским.

Антон Кулон через два месяца понес наконец закрытый бюллетень на работу в НПО «Центр», где узнал, что его начальник И.П. Зубков не дождался конца совместных работ по проекту «Краснодар – Минск» и уволился. Говорили, что краснадарцы обвинили минчан в нарушении правил Аэрофлота и разорвали с ними договор. В качестве аргумента они приводили документальные факты о группе командировочных, которая свалилась с давно не ремонтируемого трапа самолета, и при этом была утеряна вся документация по центрифугах. Скорее всего, тот трап подпилили американские шпионы – и есть неопровержимые доказательства этому преступлению века, но никто в НПО «Центр» почему-то не стал во всем этом разбираться.

Антону Кулону пришлось также уволиться, так как он совсем перестал разбираться в теоретической физике и философии ранних агностиков. Расстроенный теми печальными событиями, он, однако, не пал духом, окончил курсы «Теории механизмов и машин» при политехническом институте и написал большую работу «Безопасные лестницы, эскалаторы, трапы и тротуары», где на 350 станицах машинописного текста были изложены различные конструкции полностью безопасных механизмов. Где-то через год проект конструкций трапов был включен в пятилетний план развития народного хозяйства СССР – так называемую «пятилетку», а сам А. Кулон стал лауреатом премии Ленинского комсомола.

На все вопросы любопытных журналистов Кулон всегда говорил одну фразу, что объясняло его успех: «Не стоит падать с трапа самолета!».