Чтобы выразить свое несогласие с группой профессоров-писателей и, вероятно, чтобы польстить себе, я, АНДРеев, называю себя ихтиАНДРом, намекая на то, что я одинаково уверенно чувствую себя и в литературе, и в науке о литературе. И на суше, и на море (ихтиандр – это же человек-рыба). И в мире мысли, и в мире идей.

Конечно, по поводу себя любимого я могу заблуждаться; но я совершенно уверен, что я прав относительно того, что художник (писатель) и ученый (исследователь) – это разные культурные и человеческие специализации. Не стоит путать божий дар с яичницей. Как из ста зайцев невозможно создать одну лошадь, ровно так же из ста заметных мыслителей невозможно создать одного путного философа.

На сегодняшний день я являюсь автором тринадцати изданных романов («Легкий мужской роман», «Для кого восходит Солнце?», «Халатов и Лилька», «Мы все горим синим пламенем», «Маргинал», «Срединная территория», «Всего лишь зеркало…», «Игра в игру», «Отчуждение», «Авто, био, граф и Я», «Икар» и др.), книги повестей «Прелести Лиры» («Апельсины на асфальте», «Таков поэт», «Вселенная не место для печали» и др.), книги рассказов «За буйки», книги стихов «Сквозь Млечный путь – железная дорога», сборника пьес «Главные слова для любимой женщины» (10 пьес).

О чем я пишу?

О том, как распорядился бы своей жизнью умный и чувствительный к присутствию в жизни вопросов истины и нравственности Онегин, будь он моим современником. Я попытался в своих романах совместить мышление с философией. Мышление (мысли) – с идеями. Я честно пытался быть собой, то есть ихтиАНДРом.

Такая литература, которая представляется мне достойной всяческого внимания, оказалась никому не нужна.

Может, я просто плохой писатель?

Точно не такой плохой, как хотелось бы кому-то, но, скорее всего, не такой хороший, каким иногда кажусь себе. Два профессора (оба не являются при этом писателями) написали обо мне монографии, о моем творчестве вышло достаточно много статей научного характера. Кое-где мое творчество изучают. Кому-то оно нравится.

Тут дело не в моем самолюбии, дело в другом. Писатели моего художественного уровня (тем более уровня мышления) издаются, занимают свою нишу в общественном сознании, смело называют себя талантами и выразителями дум (мыслей вслух опять же). Меня среди них нет. Почему?

Потому что меня не мысли интересовали, как всех «приличных» писателей, а мысли, в которых обнаруживается потенциал идей, способных стать строительным материалом для картины мира. Мою прозу, которую я называю «мужской прозой» (умной прозой), при желании можно вынести за скобки литературы. Объявить ее несуществующей. Другой прозой.

Я не вписался в либеральную повестку («все на продажу, и да здравствует только то, что продается, да здравствуют „великие, но продажные мысли, коротенькие-коротенькие, как у Буратино“, и если умная, о-о-очень философская продукция не продается, тем хуже для нее, аминь»). Радикально.

За желание писать ту прозу, которую считаешь нужной, надо платить. Скорее всего, я так и не узнаю настоящей цены своему творчеству, за которое мне, кстати сказать, совершенно не стыдно. Я ни строчки не написал до того момента, пока не понял, что у меня есть идеи, есть моя, неисчерпаемая в своей глубине картина мира, мне есть что сказать людям, – до того момента, когда осознал сложность задачи: совместить идеи и литературу. Ведь чем дальше, тем больше свободной литературе предписывается быть «зоной», то бишь творчеством, свободным от идей (соответственно, я все дальше и дальше дистанцируюсь от такой «зоны»).

Только в сорок с небольшим написал я свой первый роман, «Легкий мужской роман». До этого молчал, не унижаясь до банальных мыслей, выдаваемых за идеи. Зато до сих пор не могу остановиться. Сегодня уже не романы, а стихи прут из меня, и я вовсе не пишу их в стол. Я наслаждаюсь творчеством. «Понимание – это радость жизни»: так называется одна из моих научных книг. Понимание, выраженное в идеях, – это радость жизни. Творчество (философское, художественное, мыслительное) – это самая настоящая радость жизни.

Я получил второй урок: в общественном сознании отсутствует запрос на проблемы, волнующие личность, как то: истина, добро, красота, свобода, счастье, справедливость; соответственно, отсутствует запрос на литературу умную, на литературу идей. Присутствует запрос на массовую литературу, на чтиво, которое отвлекает «маленького человека» (большого эгоиста при этом) от идейных проблем, волнующих личность. В лучшем случае есть смутный запрос на литературу, которая растекается мыслью по древу, – так сказать, демонстрирует пластику мысли, пластику ради пластики.

Литература умерла. Да здравствует «литература» (чтиво)!

Я усвоил урок. И моя литература стала более яростной. Я же читал «Старик и море» Э. Хемингуэя.

В конце концов я задал себе два простых вопроса: чем я занимался всю свою сознательную жизнь и каковы мои достижения?

Ответить на эти вопросы, то есть перевести взволнованные мысли на сдержанный язык идей, оказалось совсем не просто. Вот что у меня в результате получилось.

Мой вклад в научное познание. Попытка самооценки

Если попытаться кратко и внятно ответить на вопрос, каков вклад Андреева А. Н. в научное познание, то ответ может быть таким.

Андреев А. Н. внес в научную повестку закон информационной эволюции (закон сохранения и превращения информации) и предложил свою формулировку и трактовку этого универсального диалектического закона.

Чем вызвана актуальность подобного закона?

В науке гуманитарной, как и во всех других науках, накопились массивы больших данных (по аналогии со сферой IT их в известном смысле можно назвать Big Data). Возникла потребность их упорядочить – с помощью идей, законов, алгоритмов, концепций. Кроме того, стал очевиден междисциплинарный характер гуманитарных знаний; более того, все более очевидной становится связь гуманитарных дисциплин с негуманитарными. Одна наука плавно «перетекает» в другую, и определенно сказать, где начинается одна наука и кончается другая, становится все более сложным.

Все это делает феномен Big Data в науках гуманитарных беспредельным, безграничным, что угрожает энтропией смыслов и хаосом. Науки гуманитарные в буквальном смысле теряют предмет своего исследования.

Обо всем = ни о чем.

По отношению к сфере гуманитарной (к так называемому человеческому измерению) закон информационной эволюции проявляется как смена типов управления информацией: от низшего (бессознательно-психологического) к высшему (сознательно-разумному). От психики к сознанию, от натуры (которая доминирует сегодня в модусе цивилизации) к культуре, от индивида к личности, от социоцентризма к персоноцентризму. Культура, личность, литература, добро, истина, красота как чувственно воспринимаемый смысл, свобода, справедливость, счастье – словом, все высшие культурные ценности (следовательно, и их антиподы: цивилизация, индивид, чтиво, зло, ложь, красота как способ отлучения от смысла, воля, несправедливость, удовольствие) обретают свою ценностную маркировку в пространстве, образованном двумя полюсами – разными типами управления информацией.

В связи с категорией тип управления информацией вводится понятие законы гуманитарных наук (как частное проявление закона информационной эволюции в самой тонкой материи – материи ценностей, идеалов и смыслов). Таких законов всего три. Первый – закон личности (вся гуманитарная парадигма культуры представляет собой проекцию информационной структуры индивид-личность). Второй – закон двух языков культур (культура информационно неоднородна, она существует как сочетание психоидеологического и научно-рационального дискурсов). Третий – закон объективности познания (своеобразный закон гарантии объективности, отраженный в вертикали психика (низ) – сознание (верх)).

Персоноцентризм – вот ключевое понятие, которое определяет содержательность и гуманизма как такового, и гуманитарных наук в целом.

Человек в предложенном контексте трактуется как существо информационное.

Законы гуманитарных наук, по версии Андреева А. Н., определяют, в частности, содержательность целостно-антропологического (персоноцентрического) литературоведения, где художественность осмысливается как многоуровневая информационная структура (в противовес невнятной, субъективно интерпретируемой метафоре идейное, смысловое содержание). В науку о литературе (как следствие погружения в большие массивы данных) вводятся понятия, которые конкретизируют наличие потенциала персоноцентризма – например, персоноцентрическая валентность. Таким образом, понятие критерии художественности определяется присутствием в художественном произведении информационных законов, что позволяет превратить критерий художественности в инструмент объективной литературоведческой аналитики. Методология литературоведения меняется. Мировая литературная картина меняется. Например, место классической русской литературы в мировом литературном процессе в свете предлагаемой методологии оценивается как феноменальное и эпохальное.

Что касается актуальности предлагаемой персоноцентрической методологии (философии), то она оценивается как наиболее перспективное и научно состоятельное направление гуманитарных, и не только гуманитарных, исследований. Есть основания полагать, что информационная (персоноцентрическая) структура ментального (духовного) мира человека-личности реферирует со структурой таких объектов, как микрочастицы материи (бозон Хиггса), макрокосм (теория струн), роман в стихах «Евгений Онегин», истина, добро, красота. Универсальность персоноцентризма парадоксально может быть подтверждена физикой и математикой. Именно такой подход формирует актуальную научную повестку: выработать и применить методологию анализа больших массивов данных в гуманитарных науках. Персоноцентризм и является подобной методологией.

Таким образом, персоноцентризм из локального понятия гуманитарных наук может (по версии Андреева А. Н. должен) превратиться в категорию универсальную, в эталон научности как таковой, спроецированный на гуманитарную специфику. Информационная структура универсума – вот подлинный предмет персоноцентризма. Глобальный предмет исследования. Единый предмет исследования всех наук. Предмет наук гуманитарных – личность как информационная структура.

Что касается востребованности персоноцентрически ориентированной картины мира, то сегодня шансы быть услышанным научным сообществом (не говоря уже об узких кругах широкой общественности) оцениваются как мизерные, чтобы не сказать ничтожные. Стремящиеся к нулю.

И очень жаль, что персоноцентризм с таким трудом вводится в научный оборот. Грядущая эпоха искусственного интеллекта (ИИ), эпоха цифровой революции (где все прелести суперкапитализма могут похоронить человеческое измерение как таковое), именно в персоноцентризме может (по версии Андреева А. Н. должна) найти спасение для людей – может осуществить не только цифровую, но и информационную революцию (то есть смену типов управления информацией). Социоцентризм себя изжил; индивидоцентризм не имеет перспектив. Остается – персоноцентризм.

Точнее так: социоцентризм и индивидоцентризм имеют перспективы как составляющие персоноцентризма.

Ничего личного, просто объективный концептуальный расклад.

Тьма сгущается перед рассветом. Шансы быть услышанным могут резко возрасти.

Если попытаться кратко и внятно ответить на вопрос, в чем оригинальность писателя Андреева А. Н., автора тринадцати романов, книг рассказов, повестей, стихов, десятка пьес, то ответ может быть таким. Его проза и драматургия посвящены художественному исследованию феномена персоноцентризма, воспринятого в наше непростое время. Его «мужская проза» именно о гуманности персоноцентризма, о противоречивости феномена гуманизма.

О поэте Андрееве, кстати, можно сказать то же самое. Поэзия не стала последним прибежищем интеллектуала и проявлением старческой сентиментальности. Нет, не стала. Важно было обратить внимание заинтересованных: поэзия и персоноцентризм – вещи, которые нуждаются друг в друге. Потенциал и функционал поэзии можно и нужно расширять не только в сторону индивидоцентризма, но прежде всего в сторону персоноцентризма. В сторону идей. Лучшая поэзия – умная поэзия.

Если попытаться кратко и внятно ответить на вопрос, что Андреев А. Н. как человек и личность считает в жизни главным, ответ будет такой.

Любая проблема человека упирается в проблему мышления.

Если это осознать, если за любыми процессами в жизни человека и общества увидеть законы мышления, случится главная революция в жизни людей – информационная.

Смысл информационной революции: человек рожден для того, чтобы реализовать свой шанс на счастье. Для этого необходимо: 1) осознать свои возможности; 2) направить их на достижение самого главного.

Все получится.

Собственно, это все, что я понял о жизни.

Я не утверждаю, что я сделал все, что надо, что от меня требуется.

Я утверждаю, что я сделал больше: сделал все, что мог.

Хорошо, не все: почти все.

Во всяком случае, стремился к этому, как мог.

Вот, собственно, и все.

С уважением,

профессор Андреев А. Н.

P. S. По мере освоения персоноцентризма у меня появилась новая, редчайшая специальность: когда я выступаю как литературовед, культуролог или философ, я выступаю прежде всего в качестве эксперта, который оценивает соответствие определенного рода человеческой деятельности высшим культурным ценностям. Оценка политики, экономики, науки, литературы, искусства, философии, нравственности с позиций культуры (личности, разума), с позиций universal skills – вот моя человеческая и профессиональная специализация. Насколько понятия истина, добро, красота, свобода, любовь, достоинство, личность реально присутствуют в реальной жизни – вот что интересно и важно не только с позиций вечности, но и с позиций современности.

Как назвать эту специальность?

Во-первых, отметим, что названия у нее пока нет (хотя актуальность специализации очевидна). Во-вторых, будущее название должно отражать главное: умение работать с большими массивами данных и именно из анализа больших данных – опираясь на тотальную диалектику – выводить специфику гуманитарных наук. В-третьих, боюсь, название может быть весьма прозаическим – чем-то вроде гуманитарный оператор больших данных. Или: эксперт в области universal skills. Во всяком случае, «Big Data чародей», «экстрасенс-технолог», «специалист по счастью», «футуролог-оптимист», «специалист по человеческому измерению», «переводчик с языка смыслов на язык идей», «отчаянный мотиватор» или «инженер по чудесам» здесь совершенно неуместны.

Специальность, о которой я говорю и у которой пока нет названия, будет главной специальностью будущего.

Все остальное – суета как подспорье главному.

Суета важна, конечно, без суеты никак. Что наша жизнь?

Милая суета.

Однако главное важнее второстепенного.

2018–2019 гг.

После этого я подумал (честно, про себя, никому не собираясь докладывать о своих тайных мыслях): хорошо, результаты моей научной и художественной деятельности пока что особо никого не впечатляют, поэтому оцениваются как весьма скромные. Возможно, это достаточно объективная оценка, хотя мне это и не нравится. Хорошо, пусть так.

Но что, если я прав? Если допустить на секунду, что я прав?

Если я прав, то мои труды, которые могут реально помочь людям, надо оценивать совершенно иначе.

Я прав – и при этом молчу. Это уже не скромность и даже не высокомерие; это настоящая глупость. От которой до предательства рукой подать. Поведение, недостойное личности, человека культурного. Поведение, унижающее свой труд. Вообще труд всех великих, работавших до меня. Зачем я работал? Ради самолюбия и тщеславия?

Нет, конечно. Честолюбия во мне хоть отбавляй (то есть желания создать крутой проект – роман, например, или монографию, которые следует оценивать по шкале высших культурных ценностей), а вот с тщеславием (то есть с желанием угодить кому-то своим проектом, понравиться широкой публике) у меня явные проблемы.

Я работал ради истины, ради того, чтобы помочь людям жить лучше, интереснее, счастливее. Если я работал ради других, на общее благо, то какое право я имею наплевать на результаты моего труда?

Плюнешь на свою работу и свою биографию, а угодишь в себя и людей.

В жизнь человека.

Мое персональное поражение в миниатюре равно поражению человечества. Моя победа – победа всех.

Обидеть меня трудно, я давно усвоил правило: обижаются только кухарки и горничные (не знаю точно, откуда я взял эту формулу, по-моему, у великого Набокова); умные люди делают выводы. Обижаются глупые. Природа обиды в том, что человек начинает изображать жертву, вызывая к себе жалость.

Если эмоциональная реакция доминирует над разумной, ты проиграл.

Если ты ненавидишь (завидуешь, обижаешься, злишься, впадаешь в отчаяние и т. д.) – то ты проиграл.

Надо сделать вывод: личность обязана быть выше мелких обид и вообще выше мелочных человеческих слабостей. Выше эмоциональных реакций, заслоняющих реакцию холодного рассудка.

Личность обязана делиться тем, что ей кажется достойным внимания мыслящих людей. Личность должна, учась, учить. Вкладом личностей прирастает копилка человечества.

А что, личность действительно «обязана» и «должна»? Без этого никак?

По-другому никак. Это особый культурный сюжет – сюжет о том, как долг и обязанность превращаются в «хочу делать то, что должен». Сюжет о том, что личность, если вдруг перестает быть личностью, превращается в предателя.

Придется писать книгу «Зачем нужны умные люди?».

Так размышлял я. На письме идеи, в отличие от мыслей, выглядят так, как им и положено: пафосно, несколько прямолинейно, достаточно категорично. Казалось бы, надо испытывать чувство неловкости, если тебя уличают в таких идеях, потому что подобные идеи будто возвышают тебя над людьми, которым ты собираешься посвятить книгу «Зачем нужны умные люди?». Начинаешь невольно искать нимб на своей седой и лысой голове.

Там ничего нет.

Но тут же ловишь себя на другой мысли, быстро обретающей формат идеи: это пижонство. Чтобы писать книгу «Зачем нужны умные люди?», гораздо важнее быть не выше людей, а – не утратить способность быть одним из людей. Все понимать – и быть при этом не пупом земли, а одним из всех.

В общем, книгу придется писать.

Когда думаешь о книге как о проекте, когда мечтаешь, создавая нечто идеальное, тебя обволакивает облако смыслов, которое и самолюбие твое ласкает, и честолюбие подбадривает. Но когда надо приступать к работе, то есть извлекать из облака смыслов идеи, излагать их внятно, концептуально, отделяя главное от второстепенного, – когда надо приступать к черновой работе, ежедневно заставляя себя превращаться из рыбы в ихтиолога, пестуя ихтиандра, то становится не по себе. Чем масштабнее проект, тем больше работы.

Для книги «Зачем нужны умные люди?» нужны особые личностные мотивы, если вы понимаете, о чем я. Я подготовлен к своей книге всей своей жизнью.

Я всегда писал как жил и жил как писал.