От талантов владеть оружием зависело само существование в этом опасном мире.
Конечно, я знал много больше орудий убийств, чем придумано к концу шестнадцатого века, но не было никакой возможности изготовить хотя бы малую их часть. Я довольно точно представлял устройство автомата Калашникова и не сомневался, что дюжина их стволов одним только эффектом неожиданности обратит в бегство даже стотысячную армию, но понятия не имел, какие соединения применяются в капсюле патрона, открыты ли они к 1570-м годам и как называются на местном алхимическом языке. Про технологию легирования стали, чтобы ствол не разорвало первым же выстрелом, прошу у меня не допытываться.
Все, что удалось сделать за полтора года пребывания в Париже из огнестрельного оружия, так это воплотить в металле пару двуствольных пистолетов с кремневым механизмом запала пороха вместо фитильного и нарезными каналами стволов.
Когда разведчика готовят к операциям за границей, в число навыков входит сооружение смертоносных штучек из самых простых подручных материалов. Я обзавелся комплектом метательных звездочек, а кошель с золотыми монетами, перепавший мастеру-оружейнику, замкнул ему рот, чтоб не задавал лишних вопросов и ни с кем не откровенничал. По понятным причинам отрабатывать бросок выдавалась возможность только в стороне от любопытных глаз, обычно в лесу, где никто не заметит мои ошибки и не укажет, как их исправить, поэтому все сам, сам…
С фехтованием проще, к моим услугам был самый квалифицированный наставник Франции. И самый колючий на язык.
– Ангард!
Я преспокойно уклонился от атаки и обвел его шпагу, одновременно не выпуская из виду левую руку Шико с кинжалом, готовую нанести предательский удар. Он вдруг кинул кинжал прямо мне в лоб, резко и сильно, словно получил команду меня убить. Едва парировал бросок, но его шпага тут же вспорола мне ватную куртку до сорочки.
– Выпью сегодня за упокой вашей души, де Бюсси, вы уже трижды покойник!
Первый раз он поймал кончик моей шпаги гардой кинжала, и я не сумел отразить своим кинжалом молниеносный укус его клинка. Потом во время моей, казалось бы, безупречной атаки Шико отскочил назад и зачерпнул сапогом свежий конский навоз, щедро рассыпанный по Вавельскому холму близ дворца, ароматные шары брызнули мне в лицо, залепили глаза… Он не уколол, всего лишь приставил клинок к горлу и ядовито заметил:
– За жизнь нашего Генриха не поставлю и ломаный грош, если тот отправится в ночную вылазку под защитой «рыцаря конского дерьма».
Я не пытался его увещевать, что подобные подлые приемы не делают чести дворянину. Он в таких случаях неизменно ухмылялся в усы, заявляя: «С того света всем объяснишь, де Бюсси, как ты был прав, а твой противник – нет». Или: «Сохранить честь хорошо, но неплохо бы сохранить и жизнь».
Но «рыцарь конского дерьма» – перебор даже по меркам придворного шута. И что мне было делать? Вызвать его на дуэль? В четвертый раз стану покойником, причем в последний. Даже отказаться от его уроков не могу. Здесь, если долгими часами не упражняешься ежедневно, непременно встретишь более подготовленного любителя скрестить шпаги. А лучше, чем эта заноза, никто в Кракове не составил бы компанию.
Жаль, что я не увлекался фехтованием в прежней жизни. Впрочем, изящное владение шпагой на спортивной дорожке здесь пригодилось бы только отчасти: надо быть готовым к нападению двух или даже трех противников, вооруженных самым разнообразным оружием и не брезгующих любыми средствами, уметь постоять за себя верхом, в узких коридорах, на скользких улочках, лестницах, галереях… В этом спорте есть всего лишь одна награда – проснуться на следующее утро живым.
Фехтование на шпагах уступило место рубке на саблях, они затупленные и не наносят ран, но оставляют сине-бордовые отметины, Шико не упустит случая покарать за ошибку. Я тоже, но мне его достать удавалось гораздо реже.
Опробовали с ним ситуацию, когда один из нас вооружен шпагой и кинжалом, на французский манер, а противник саблей или излюбленными поляками клевцом и шестопером. Шпага позволяет достать соперника в выпаде и увернуться от встречного удара, но отразить ею кавалерийскую саблю, палаш или другие тяжелые польские игрушки, призванные пробивать кольчугу, очень сложно. Особенно если противников больше, тогда только сабельная защита обещает спасение.
Предполагаю, что за нашим единоборством следили десятки пар глаз, в первую очередь – польских, шляхтичи и их окружение надеялись перенять французское искусство выпускать кишки из ближнего не менее, чем их дамы желали переодеться в наряды по последней европейской моде. Что же, наблюдать со стороны одно, а самому померяться силами с Шико – совершенно иное, он десятки раз побеждал меня одним и тем же виртуозно отточенным финтом, хорошо известным.
Завтра нам понадобятся все силы и все умение, чтобы выследить убийцу, подосланного Радзивиллами к Генриху, и вовремя перехватить.
Анжу, как обычно, просыпался в Вавеле после полудня. Мы с Шико удостоены ежедневной чести присутствовать при завтраке, здесь же суетился Чеховский с парой парижских лекарей – они следили за лакеями, на которых опробованы королевские блюда, пытаясь узреть признаки отравления. Я видел лишь признаки обжорства.
Обеденный зал Вавельского дворца в отсутствие толпы приглашенных гостей казался большим и гулким. Живописных полотен и прочих украшений мало, вдоль стен скучали пустые рыцарские доспехи, добрая половина – с рубцами от русского или татарского железа, боевые отметины считались предметом гордости.
Генрих с мрачной гримасой лениво ковырял грудку фазана. Краем уха слышал его жалобы лекарю – некоторые болячки, в том числе не обсуждаемые вслух с посторонними, его начали беспокоить.
Здесь нет антибиотиков, а рекомендовать ему пары ртути я воздержался, это лекарство порой хуже самой болезни. Но есть народное средство, подавляющее возбудителей большинства инфекций.
Я наклонился к уху короля, привычно оттянутому двумя сережками с драгоценными камнями, и скороговоркой прошептал о рекомендованном моим эскулапом средстве – «баня а-ля рюсс». Генрих скривился, нервно закрутив пальцами ус.
– Ты хочешь сварить меня заживо, де Бюсси?
– Разделю испытание с вами! Посудите сами, мой король, предложенные парижскими лекарями колдовские зелья еще в меньшей степени вызывают доверие.
Русская баня с влажным паром на западных землях Речи Посполитой была не слишком распространена. Но, видно, потакая вкусам православных князей из Великого княжества Литовского, в Вавеле одну такую соорудили. Веники тоже нашлись.
В предбаннике король, совершенно голый и обмотанный только белой полотняной туникой, тревожно втянул носом влажный воздух.
– Нательный крест настоятельно прошу тоже снять. В парилке он нагреется и начнет немилосердно жечь кожу. Я свой снял!
Рядом с ноги на ногу переминался Шико, у него даже желание острить пропало. Спокойно чувствовал себя только Чеховский, ему русская баня не впервой. Он тоже был без креста.
– Вы, двое… – решился король. – Идите первыми! Если уцелеете, я подумаю. Сгорите – туда вам и дорога.
– Вы всегда были добры ко мне! – с этими словами я нырнул в горячий полумрак.
Свет едва пробивался через крохотное оконце, в парной было ужасно темно.
– Готовы, сеньор де Бюсси? Начинаю!
Я не успел ничего возразить, как Чеховский обильно плеснул воду на камни. Кошмар… Конечно, париться приходилось многократно и в русской бане, и в финской, и в турецкой. Но в другой жизни и в другом теле, для де Бюсси это впервые!
Терпел на полке, пока не ощутил приближение потери сознания. С трудом удалось свалиться на пол. Мучитель восседал вверху и что-то напевал.
– Еще добавим парку, сеньор?
– Если такое вытворишь при короле, посажу тебя голым задом на камни!
Кубарем выкатившись из парной, я продемонстрировал Генриху и Шико самое счастливое лица, которое только смог состроить. Лишь после бадьи ледяной воды на голову обрел дар речи.
– Великолепно, мои друзья! Чего же вы ждете?
Следующий отрезок времени, наверно, запомнился мне больше, чем Варфоломеевская ночь и схватка в лесу под Лодзью, вместе взятые. Генрих поклялся всеми святыми уничтожить мою семью до седьмого колена, сжечь тела и пепел развеять… если он выйдет из парилки живым. Под веником король только жалобно стонал. На очередной его ноте Шико взвыл в унисон где-то у ног, на полу, а неугомонный Чеховский, ободренный признаками высочайшего энтузиазма, опрокинул на камни следующий ковш воды!
Когда мы пришли в себя снаружи, попивая прохладное кислое вино, шут первый раз после входа в пыточную связал фразу длиннее трех слов. Не считая, конечно, проклятий.
– Дьявол тебя задери, де Бюсси! Если ты решил заменить коронацию королевскими похоронами, тебе это почти удалось.
– Неужели ты не ощущаешь восторга, прилива новых сил?
– Только восторг, что все это кончилось, – ответило неблагодарное создание. – Клянусь отныне вести праведный образ жизни, если в адских котлах хотя бы наполовину так горячо, как в бане а-ля рюсс!
Его величество только обессиленно кивнуло.
– Зато здесь никто не посмеет мешать или подслушивать, – я выразительно глянул на лекаря-банщика, поляк немедленно исчез. – То, что мне не удалось в парилке – убить вас, мой Генрих, завтра попытаются сделать Радзивиллы.
– И что же мне делать? – Анжу воздел очи вверх, будто на влажном потолке проступили буквы ответа. – Обставить коронацию тайно, как венчание сбежавшей из-под родительского надзора юной парочки? Удалить всех этих Радзивиллов, Потоцких, Чарторыйских… Кроме одной Чарторыйской, она – пусть.
Не забыл, не успокоился… Хотя если мне не удалось выкинуть ее из головы, почему он должен? Генрих, в конце концов, завтра наденет корону. И не ему выпало сделать Эльжбету вдовой. Шансов на успех у короля неизмеримо больше!
О проекте
О подписке