– Вам что, вашу мать, особое приглашение надо?! – рявкнул он и выдернул меня наружу под короткие уколы холодных дождинок. – А ну, бегом жмуров таскать! Или, может, я их сам должен перетаскивать?!
События приобретали совсем неприятный оборот: с трудом поднимая заплетающиеся ноги, я захромал к лежащим в грязи телам, от которых в кювет медленно стекали ярко-красные полосы. Юрик и Серёга уже были здесь: схватив покойного братана за руки за ноги, они впихивали промокший труп в один из джипов. На лице Юры застыло тихое отчаяние. Сергей, повернув лицо ко мне, едва слышно матюгнулся. На большее он не решился, покосившись на одного из водил с автоматом на изготовку, стоявшего рядом.
– Ну, потащили? – деловито осведомился нарик, остановившись около покойничка.
Взглянув в стекленеющие глаза мертвеца, я ощутил сосущее чувство в животе, но делать было нечего, приходилось подчиняться. Ухватив труп за лодыжки около дорогих туфель, измазанных грязью, я с трудом приподнял тяжёлое тело. Наркоман, дыша, как накуренный паровоз, топал сзади, бормоча нечто неразборчиво-неприличное.
Труп мы кое-как уложили на пол машины, и, пока нарик, посапывая, выбирался наружу, я успел прихватить кое-что любопытное, а именно: тяжёлый тупоносый пистолет, выпавший из кармана кожаного пальто. Его я тотчас сунул за пояс джинсов и огляделся – никто не успел заметить мою находку? Вроде никто – Швед махал рукой, дескать, быстрее, а больше никому до нас не было никакого дела. Подстёгиваемый сокрушительными ударами сердца, я едва не вылетел наружу. Удары ледяных дождинок перестали меня раздражать, а все мысли занимал только тяжёлый предмет, оттягивающий пояс.
Иметь оружие, как мне кажется, сокровенное желание каждого индивидуума, носящего штаны и бреющего физиономию. К сожалению, это желание вступает в определённое противоречие с некоторыми статьями Уголовного кодекса, за соблюдением которых следят люди, имеющие оружие. Жуткая несправедливость!
Остальные тела мы загрузили так быстро, что единственное, сохранившееся в памяти, – ловкость, с которой нарик содрал золотой браслет с мощной руки одного из покойников. Чувствовался профессионализм.
– А ну, валите отсюда! – скомандовал Швед и, отдав автомат Зверю, полез за руль осиротевшей машины.
Два джипа, доверху набитые покойниками, съехали на обочину. Вряд ли кто-то подойдёт к этим крутым тачкам и поинтересуется, чем конкретно заняты их хозяева. А когда содержимое летучих голландцев будет обнаружено, отыскать убийц окажется очень непросто. Такие мысли приходили мне в голову, пока я занимал место в уютном салоне, нервно поглаживая пистолет, упирающийся в бедро. Единственное, чего я сейчас опасался, так это что смертоносная машинка может сама по себе бабахнуть, продырявив ногу. Зато в игре появился никем не учтённый фактор, который я мог использовать для самозащиты. Если только успею… С братанами расправились очень быстро. Никто не пытался поговорить, объясниться, извиниться, в конце концов. Щелчок затвора – треск автоматов. Вот и весь разговор.
От всего этого становилось не по себе. Особенно когда я попытался ответить себе на один простой вопрос: на кой хрен в научной экспедиции столько автоматического оружия и людей, способных его применять? Какова цель поездки, если для её достижения можно, ничтоже сумняшеся, прикончить семь человек?
Вопросы эти в одночасье вылетели из моей головы, когда Зверь, пофыркивая, словно морж, заполз в кабину и подвинул нарика ко мне. Следом занял место Теодор Емельянович. Как я заметил, своё оружие он отдал гиганту ещё снаружи и теперь тщательно протирал руки чистым белым платком. Должно быть, платок был пропитан одеколоном, так как по салону плыли волны какого-то терпкого запаха. Осматривая идеально чистые руки, Теодор недовольно ворчал:
– Всё это – грязь. Ненавижу участвовать в избиении младенцев, а эти ребята – сущие телята или, по вашим определениям, лохи.
– Никто не спорит, – равнодушно пожал плечами Зверь, укладывая оружие в баул. – Скорее всего, сынки каких-нибудь мухосранских шишек. Привыкли кататься на тачках, потрахивать своих шлюшек и бить мордасы всем, кому ни попадя. Провинция, одним словом.
– Наша стерва всё-таки успела отрезать парочку ушей, – восторженно сообщил Швед, плюхнувшись на своё место. – Вылажу из тачки, глядь: а у одного жмура уже чего-то не хватает. Когда только успела?
– Эти наклонности… – недовольно поморщился Теодор. – Поехали. Мне хотелось бы успеть до заката, а времени осталось в обрез.
– Какая разница? – Зверь покачнулся, когда джип рванул вперёд. – Там-то всё равно, день или ночь.
– Прежде чем угодить туда, – Емельянович особо выделил последнее слово, – нам предстоит удалить полтора метра слежавшейся мокрой почвы. Если не успеем засветло, придётся работать при свете фар.
– А сколько осталось до места-то? – Уши Шведа, подобно локаторам, поворачивались из стороны в сторону, улавливая каждое слово.
Теодор зашелестел бумагой, а Зверь, наклонившись вперёд, начал давать ему советы, но так тихо, что я ничего не мог разобрать. Наконец они сошлись во мнении, определив искомое расстояние в семьдесят километров. Судя по спидометру, скорость держалась на уровне полутора сотен, поэтому ехать оставалось не так уж и долго.
Непроизвольно поглаживая спрятанный пистолет, я пытался представить себе то место, куда мы едем. Почему-то понятие «пещеры» вызывало у меня образ подпирающих небеса скал, у подножия которых чернели отверстия, ведущие в неизведанные глубины. В общем, некое подобие Морийского царства.
В чём-то я оказался прав.
– Есть какие-нибудь особые приметы? – спросил Зверь после долгого молчания. – А то как бы не пришлось увязнуть в этой глухомани надолго.
К этому моменту мы успели свернуть с относительно пристойной дороги на просёлочный тракт, представлявший собой невообразимое месиво из грязи и каких-то булыжников. Пожалуй, здесь могли пройти только танки, да ещё, может, машины, подобные нашим. Даже эти сверхмощные джипы временами бесполезно ворочались в потоках жидкой грязи, пытаясь вырваться из липкого плена. Стеклоочистители работали на пределе, с трудом удаляя грязевые нашлёпки с лобового стекла. Швед непрерывно матерился и скрипел зубами. Его лысина стала багровой.
– Не совсем приметы, – Емельянович оставался спокоен, – скорее ощущения. Каждый, кто хоть раз побывал там, всегда чувствует приближение к порталу. Это – как зуд внутри тебя. Обычно он слаб и практически не ощущается, но чем ближе врата, тем мощнее становится. Он становится всё сильнее и исчезает только в точке врат.
Слова, которые он произносил, становились всё более плавными и напевными, точно он засыпал. Потом его левая рука медленно поднялась, чтобы резко обрушиться на плечо яростно пыхтящего Шведа. От неожиданности тот нажал на тормоз, и джип, клюнув носом, остановился.
– Здесь, – сказал Теодор и некоторое время сидел молча, рассматривая ничем не примечательный участок абсолютно голого поля. Другие машины, уехавшие было вперёд, тоже остановились и начали сдавать назад. Их колёса утопали в грязи едва ли не по верхние края дисков. Когда двигатели заглохли, наступила полная тишина. Прекратился даже дождь, барабанивший по крыше, а быстрый ветер начал разгонять пелену туч, сковывающих тёмно-синее небо.
– Ну и? – спросил Швед, вытягивая короткую шею и ворочая круглой головой, очевидно в попытке разглядеть хоть что-нибудь. – Ни хрена тут нет.
Вместо ответа Теодор открыл дверцу машины и некоторое время сидел без движения. Как я заметил, его тонкие ноздри жадно втягивали холодный воздух, точно он пытался уловить некий, хорошо знакомый ему запах, приносимый промозглым ноябрьским ветром. Потом руководитель поднял правую руку и негромко приказал:
– Дай мне лозу.
– А как же тот зуд, о котором ты говорил? – поинтересовался Зверь, извлекая из-за пазухи нечто тонкое и блестящее, похожее на скрученную проволоку.
– Так вернее. Иначе мне придётся очень долго блуждать по этой грязи, отыскивая нужную точку, а времени у нас в обрез.
– Может, стоит тогда выпустить нашу учёную братву? – Проволока перекочевала в руки Теодора, и тот начал изгибать её, превращая в диковинное подобие бабочки. – Пусть начинают отрабатывать свои деньги.
– Если бы я ещё знал, какую именно вещь им нужно искать. – Емельянович выбрался наружу и направился прямиком в чистое поле, поворачивая из стороны в сторону своё загадочное приспособление. – Впрочем, пусть достанут какие-нибудь приборы, фон снимут, что ли…
Зверь легко вымахнул из джипа и направился к автомобилю, где, очевидно, располагались болоньевые дутыши. Не прошло и минуты, а учёные уже начали вытаскивать из машины какие-то ящички, подключая их друг к другу многочисленными проводами. Один учёный умело устанавливал треногу, на конце которой ослепительно сверкала серебристая тарелка антенны, уставившаяся в стремительно темнеющее небо, уже пробитое множеством ярких звёзд.
Но моё внимание было поглощено не этой суматохой, а одинокой фигурой в чёрном бушлате, медленно бредущей по полю. Казалось, человек не имел определённой цели и блуждал по случайной траектории. Так вдребезги пьяный пытается добраться домой по короткой, но очень широкой дороге. Проволочное кружево в приподнятых руках казалось странно живым. Присмотревшись, я понял почему: оно непрерывно двигалось из стороны в сторону, мелко вибрируя.
– Курануть бы, – тоскливо протянули у моего уха, и я отвлёкся, взглянув на нарика, тоскливо уставившегося в опустевшую коробочку. – Ща как дунул бы, да так, чтобы крышу вырвало! На прошлой неделе кореша план привезли – Кубанский! Рубит на раз! Жалко лавэ нету, а то купил бы нефиг делать.
Очередной бред, не имеющий ни начала, ни конца. Я отвернулся от грезящего наркомана и увидел кое-что интересное: лоза в руках Теодора превратилась в нечто полупрозрачное, размытое от скорости и с оглушительным свистом улетела в тёмное небо. Емельянович покачнулся, но сумел сохранить равновесие, сделав лёгкий взмах обеими руками. Зверь уже бежал к нему, а за ним неслись учёные, волоча какие-то ящики, ощетинившиеся уродливыми микрофонами. До нас донеслись возбуждённые крики охотников, напавших на след долгожданной добычи.
– По-моему, нашли, – сказал я, помимо своей воли ощущая возбуждение. Наконец-то я увижу цель нашего путешествия.
– А мне до задницы, – сказал нарик, но тем не менее тоже уставился в ту сторону, где группа людей что-то горячо обсуждала. – Мне лишь бы лавэ быстрее отвалили. Я тогда сразу накуплю себе дури побольше и как заторчу! Уже скоро! Я уже макли набил с нужными барыгами, отменную дурь должны привезти!
Отчасти из любопытства, отчасти из-за того, что этот вздор достал меня до крайности, я выбрался из машины и пошёл в сторону полевого консилиума. Внезапно кто-то сильно дёрнул меня за рукав куртки, едва не оторвав его напрочь. Как выяснилось, это был Швед с двумя лопатами в руках. Одну он, не говоря ни слова, вручил мне, а второй, судя по всему, собирался воспользоваться сам. По крайней мере, физиономия его выражала лишь крайнюю степень недовольства. Такого, какое и должна отражать морда лица человека, которому предстоит ковырять лопатой в мокрой слежавшейся земле. Следом ковылял нарик, недоумённо разглядывая инструмент в своих руках. Этот гробокопатель выглядел так, словно видел сие садо-огородное приспособление первый раз в жизни.
Неожиданно стало очень тесно, потому что на узком пространстве грязевого пятачка, вытоптанного ногами десятка людей, злые индивидуумы с лопатами в руках начали остервенело вгрызаться в тело земли. Со всех сторон доносились громкие команды и ещё более громкие ругательства.
Нам предстояло разрыть участок трёх метров в диаметре и глубиной не менее полутора метров. Это был тихий ужас, заполненный тяжёлым дыханием, ледяным ветром, забирающимся под куртку, и водопадом холодной воды, вновь хлынувшей с неба. Со стороны эта картина должна была очень напоминать ускоренное воспроизведение давнего клипа Сергея Галанина, в котором несколько психопатов зачем-то роют яму в пустынном месте.
Я не обращал внимания на темноту, окутавшую нашу компанию, пытаясь удержаться на ногах в потоках плещущей грязи, и при этом заставить непокорную лопату выполнять возложенную на неё работу. На какой-то период в нашей компании самым употребительным стало короткое словечко, обозначающее девицу лёгкого поведения. Оно произносилось непрерывно, слившись в единое непристойное бормотание. Будь земля посуше, мы уже давно прорыли бы тоннель к самому центру планеты, а сейчас просто бесполезно топтались на дне неглубокого грязевого бассейна.
Люди, орущие вокруг меня, временами поскальзывались и падали в мутную жижу, поднимая фонтаны брызг. И вообще попытка устоять на ногах отнимала намного больше сил, чем сама работа. Некоторое время мне удавалось сохранять вертикальное положение, пока какие-то грязевые боги не решили, что незачем делать для кого-либо подобные уступки. Обе мои ноги одновременно поехали вперёд, в то время как задница, засомневавшись в компетенции Ньютона, решила проверить действие закона всемирного тяготения на практике. Короче, я упал в жидкую грязь, холодную, словно лёд. Едва не захлебнувшись, я ощутил под своей пятой точкой какую-то твёрдую хрень вроде камня. Кто-то, стоявший рядом, автоматически воткнул обросший комьями грязи штык лопаты рядом с моей головой.
– Мать твою! – прохрипел я, выныривая из грязи и отплёвываясь. – Ты чё, не видишь, на фиг, куда втыкаешь?!
Но меня никто не слушал: стук о твёрдую поверхность услыхали все копатели и в свете автомобильных фар (когда они успели поставить джипы вокруг ямы?) в лужу воткнули длинный гофрированный хобот, содрогающийся от натужного рёва. Насос оказался весьма мощной штукой, и, пока я вылезал из ямы (честно говоря, оказавшийся рядом Зверь просто выбросил меня наружу, ухватив грязной лапищей за капюшон куртки), машина успела высосать половину слякоти.
Выбравшись на твёрдую поверхность, я огляделся, попытавшись привести себя хотя бы в относительный порядок. Оказалось, вся наша группа выглядит точно так же, напоминая бурых грязевых снеговиков. Единственным чистым человеком во всей компании остался Теодор Емельянович, замерший в свете фар, словно ангел в окружении демонов. Он поднял руку и посмотрел на циферблат массивных часов, после чего на его физиономии появилась довольная усмешка – стало быть, всё шло по плану.
У меня тоже всё было о’кей – пистолет лежал на своём месте, оставшись единственным фактором, который в это отвратительное время продолжал согревать мне душу.
Кто-то подошёл ко мне и что-то спросил. Помотав головой, я с некоторым трудом привёл мысли в порядок и посмотрел на Серёгу, грязевые полосы на лице которого весьма напоминали боевую раскраску коммандос.
– Чё ты спросил? – поинтересовался я, стряхивая с ушей комья застывающей грязи. – Извини, я слегка затрахался.
– Я вижу, – натужно рассмеялся он. – Кабздец какой-то! Как ты думаешь, какого мы рылись в этом говне? Я недавно слышал, типа один крендель нашёл клад. Скифский, кажется. На поллимона баксов. Может, и здесь та же фигня?
– Может, – пришлось повысить голос, перекрикивая рёв надрывающегося насоса, – хотя мне говорили о каких-то пещерах.
– Какие тут, на фиг, пещеры? – усмехнулся Сергей. – Кто бы их рыл в этой глине? И зачем?
– Вот он, – торжествующе сказал Теодор Емельянович, и его звенящий голос разорвал тишину, наступившую после того, как насос, заклокотав, остановился.
По-моему, начиналось самое интересное.
Все дружно подались вперёд, и я, пытаясь не упустить ничего из происходящего, вместе с ними подошёл к краю вырытой нами ямы. Вся липкая жижа исчезла, и нашим взорам открылась блестящая в свете фар каменная плита. Одна странная вещь тут же бросилась мне в глаза: обычно, как ты ни откачивай жидкую грязь, всё равно где-нибудь останутся лужицы, куски слизи, но не в этом случае. Плита выглядела так, словно её тщательно вымыли, а затем высушили. В центре камня выступало что-то наподобие идеально круглого люка около метра в диаметре. На поверхности этой крышки был начертан замысловатый узор из тонких линий, образующих нечто вроде спирали. Зверь попытался спуститься туда, но Емельянович властным жестом остановил его и зашептал в ухо, указав пальцем на нарика. Тот не обратил на это внимания, он просто стоял и, тяжело дыша, смотрел вниз.
Зверь, выслушав руководителя, пошёл к наркоману, осторожно огибая яму, словно приближение к ней могло ему чем-то повредить. На ходу он достал уже виденный мной в автомобиле длинный блестящий нож, напоминающий оружие спецназовца. На лице Зверя я заметил странное для этого человека выражение растерянности, точно он не мог понять, правильно ли он поступает в данную минуту. Подойдя к нарику, гигант остановился перед ним и твёрдо сказал, тыкая острием клинка в заляпанную грязью грудь:
– Теперь полезай вниз.
Тот вскинул голову и, выронив от неожиданности лопату, спросил:
– Это ещё на хрена?
– Объясняю для полных тормозов, – размеренно произнёс Зверь, продолжая тыкать ножом при каждом слове, – ты полезешь вниз и ощупаешь вон тот кружок. На нём имеются выступы, и ты будешь на эти выступы нажимать до тех пор, пока этот люк – а это именно люк – не откроется. Всё понятно или повторить?
– А почему именно я? – проблеял нарик, сглатывая слюну. Видимо, у него возникли какие-то сомнения относительно этого приказа. – У тебя учёные есть? Пусть они и лезут.
– Ты свои деньги получить хочешь? – грозно осведомился Зверь, сведя брови к переносице. – Ты как думал, тебе за них ни хрена делать не надо будет? Или ты задницей собирался отрабатывать? А ну, ползи вниз, и побыстрее!
Тяжело дыша, наркоман затоптался около края, прикидывая, как лучше спуститься, и тут произошло ещё одно странное событие: Зверь неловко повернулся, опуская руку с ножом, и случайно задел ладонь нарика, разрезав её в кровь.
– Ах ты, падла! – выкрикнул тот, в испуге глядя на струящуюся кровь. – Ты меня порезал, урод!
Я решил – всё, несчастному пришёл конец, и его немедленно разорвут на куски, но великан лишь мрачно ухмыльнулся, вытирая лезвие клинка извлечённой из кармана тряпицей.
– Ползи, ползи, – почти добродушно проворчал он и спрятал оружие. – До свадьбы заживёт.
Привлечённый каким-то непонятным движением, я поднял глаза и увидел, как Теодор быстро листает страницы толстого фолианта, невесть откуда появившегося в его руках. Обнаружив в книге нужное место, наш руководитель начал нараспев читать нечто непонятное, но явно угрожающее. Под эти завывания нарик сполз вниз и, прижимая раненую руку к груди, стал ощупывать сверкающую поверхность каменного люка. Зверь досадливо поморщился и, склонившись над ямой, крикнул:
– Обеими щупай, урод! Иначе не найдёшь.
Теперь и окровавленная ладонь опустилась на камень, оставляя на нём красные отпечатки, пересечённые линиями загадочного орнамента. Из ямы доносились громкие проклятия и всхлипы. Люди, стоявшие вокруг, подошли ближе, пытаясь лучше рассмотреть, как скрюченная фигура ползает по метровому кругу, намереваясь найти нужные выступы.
Внезапно меня словно ударило: я поднял голову, охватив взглядом ВСЮ картину. Воистину нереальное зрелище. Набросок серых теней на тёмном полотне сумерек. Если до этого был криминальный сериал из жизни бандюков, то он незаметно сменился какой-то мистикой. Неглубокая яма, по дну которой ползло странное согбенное существо и тёмные в свете ярких фар фигуры без лиц, окружившие её. Высокий человек с толстенной книгой в руках, звенящим голосом выкрикивающий непонятные фразы.
О проекте
О подписке