В истории европейского строительства, понимаемого как создание панъевропейских структур, можно выделить три периода, оговорившись, что такая периодизация достаточно условна.
Вначале было Слово – утопические проекты объединения народов европейского христианского мира. Данный период можно также охарактеризовать как время неустойчивых союзов, протоимперий и империй, в которых волею судеб проживают вместе несколько народов. Это своего рода предыстория панъевропеизма, длящаяся до Первой мировой войны 1914–1918 гг. Происходит как бы фиксация общественного сознания на возможности преодоления государственной разобщенности европейских народов, установления вечного мира на европейском пространстве.
Следующая стадия европейского строительства – это время развернутых, но по разным причинам не реализованных проектов общественных и политических деятелей по объединению западноевропейских государств в союз или федерацию. Это уже история европейской интеграции, питающая своими идеями последующее европейское строительство, готовящая европейское общественное мнение к реализации проектов единой Европы.
Наконец, стадия практики европейского строительства, начавшаяся вскоре после Второй мировой войны и продолжающаяся по сей день, – период реализации европейских проектов, их корректировки с учетом европейской и мировой политической, военно-стратегической, экономической конъюнктуры.
Интересно, что к идее единой Европы в далеком прошлом мыслители шли двумя совершенно разными путями. С одной стороны, ее проявление у носителей передовых идей было вызвано сценами разрушений и войн как надежда на установление вечного мира: благодаря образованию единых органов по соблюдению мира и согласия между европейскими правителями создавалась бы, выражаясь современным языком, система европейской безопасности. Таковы были воззрения Данте, Дюбуа, Гуго Гроция и других мыслителей. С другой стороны, панъевропейские идеи исходили и от исторических деятелей, не скрывавших гегемонистских устремлений, достаточно назвать Карла Великого (742–814), Карла V (1500–1558), Наполеона I (1769–1821), не считая политических деятелей и авантюристов меньшего калибра. Их попытки имперской интеграции европейских народов имели, несмотря на большой хронологический разнос, общие черты: насилие над «объединяемыми» народами и неизбежные войны.
Естественно, в поле зрения нашего исследования попадают прежде всего проекты мирного объединения Европы, хотя история европейских империй тоже весьма поучительна. Прежде чем перейти к анализу идей единой Европы, вспомним основные формы интеграционных структур, когда-либо существовавших на Европейском континенте.
Народы, проживающие на Европейском континенте, накопили солидный исторический опыт создания наднациональных интеграционных структур. Не впадая в ревизионизм и не прибегая к подгонке фактов к требуемой теме «Европейская интеграция», постараемся все же выделить некоторые прецеденты, формировавшие исторический опыт европейцев.
Историческая память европейцев сохранила воспоминания об античных формах объединения народов, позволявших обеспечивать их безопасность, расцвет ремесел, торговли, интенсивный культурный обмен. Уже древние греки различали такие формы интеграции, как амфиктиония – религиозный союз с центром в Дельфах, затем в Афинах; симмахия – своего рода договорная конфедерация, имеющая общие вооруженные силы, общие представительные органы (Пелопонесский союз во главе со Спартой, два афинских союза, Делосский союз); симполия, или полития, – территориальная федерация, состоящая из нескольких субъектов: Фессалийская симполия V в. до н.э., состоявшая из тетрад, Беотийская симполия, состоявшая из мерес, а также описанные Гомером в «Илиаде» и «Одиссее» союзы греческих государств – архэ9.
Одна из самых захватывающих страниц древней истории – империя Александра Македонского, объединившая обширные завоеванные территории и народы от Балкан до Индии, но этой империи было не суждено пережить своего основателя10. Хотя все же одно последствие такой своеобразной интеграции зафиксировано историками: слияние в единое целое эллинов и македонян, особенно в военных поселениях. Одной из причин «срастания» двух народов немецкий автор Ф. Шахермайр считает «утрату переселенцами – как греками, так и македонянами – мелочного тщеславия и узкого городского патриотизма»11.
Определенные черты федерализма носила территориальная организация республиканского и имперского Рима, состоявшего из civitates foederatae. Однако древнеримские «федерации» были лишь формой перехода от разросшегося полиса к империи, условия колонизации все новых и новых народов требовали подчас гибкости в отношении господства и подчинения, допускалась и определенная автономия завоеванных областей. Однако назвать этот конгломерат завоеванных народов некоей исторической формой федеративной интеграции вряд ли правомерно: в отличие от греческих объединений полисов здесь отсутствовали и добровольность объединения, и его договорный характер12.
Тысячелетняя (V–XV вв.) история Византийской империи имела своим результатом сплав латинского, эллинского, славянского элементов на обширных территориях бассейнов Средиземного и Черного морей, Малой Азии13. В период своего расцвета (середина IX–XII вв.) Константинополь – очаг европейских культуры и религии – так и не стал экономическим и политическим центром и уже по этой причине не мог претендовать на ведущую роль в интеграции всей христианской Европы, хотя и имел выдающееся значение как своеобразный мост между Западом и Востоком.
Для нас византийская эпоха интересна еще и тем, что обогатила взаимоотношения между европейскими народами и государствами, введя понятия союза и подчинения14. Так, по учению Прокопия Кесарийского состояние союзничества предполагает политическую независимость, а понятие подвластных – разные степени несвободы: внесение податей, несамостоятельность в выборе правителя и обязанность выступать в поход вместе с императором, хотя, как отмечает С.А. Иванов, «в условиях этнической пестроты, подвижности границ и неустойчивости политических образований в VI в. грань между «своими» и «присоединенными» часто оказывалась зыбкой»15. В знаменитых Дигестах императора Юстиниана (правил с 527 по 565 г.) в титуле «О пленных, о праве постлиминия и о выкупленных у врагов» есть положения, актуальность которых несомненна: «Если один народ воспринимает другой как высший, это не значит, что он не свободен, подобно тому, как мы рассматриваем наших клиентов как свободных людей даже при том, что они не превосходят нас ни влиянием, ни достоинством, ни богатством. Точно так же те народы, которые добровольно признают наше величие, следует считать свободными»16.
В то время, когда Юстиниан составлял Дигесты и одновременно вел войну с остготами, на Западе Европы формировалось Франкское государство – самое обширное из конфедеративных объединений разных племен и народов, созданных на территории бывшей Римской империи Хлодвигом и его наследниками Меровингами17. Примечательно, что, подобно византийцам, франки уже на ранних стадиях формирования союза племен, составивших Франкское государство, производят в Северной Галлии записи народных и судебных обычаев, первой из которых стала классическая «Lex Salica» – «Салическая правда». В Южной Галлии продолжает применяться писаное римское право. Происходит также христианизация языческих германских племен (Хлодовиг принял католичество), усиливается взаимовлияние хозяйственного уклада галло-римлян и германцев. Языки обеих частей королевства имеют равное хождение и также испытывают влияние друг друга. Таким образом, создаются предпосылки естественной интеграции народов западной части Европы, но дальнейшая военная экспансия франков в период Каролингов, особенно при Карле Великом (768–814), захват Саксонии, войны с Испанией и Италией положили конец относительно мирному периоду VII–VIII вв. с его медленной интеграцией входивших в государство «территорий». Провозгласивший себя в 800 г. римским императором Карл Великий претендовал на роль не только главы обширной империи, но и главы церкви, мечтая объединить всю Европу под своей властью. Результатом такого агрессивного экспансионизма стал развал империи Каролингов вскоре после смерти правителя18. Усилившаяся феодализация отдельных частей империи, отсутствие экономических связей между ними, возросшая неоднородность этнического состава неизбежно провоцировали центробежные тенденции, дробление империи на королевства и более мелкие владения. За год до Верденского раздела (843 г.) империи между внуками Карла Великого они принесли в Страсбурге клятву верности делу деда, обратившись к своим вассалам на германском и романском (старофранцузском) наречиях. По иронии судьбы 11 веков спустя именно Страсбург станет столицей объединенной Европы, а локомотивами объединительных процессов будут Франция и Германия…
И все же, несмотря на неудачу создания общеевропейской империи как преемницы Римской империи, к достижениям Карла Великого следует отнести попытку введения единообразия в пеструю правовую систему Каролингской империи. Так называемые капитулярии предназначались для применения всеми народами империи как единый закон. И хотя эта унификация не была завершена, сама идея единого европейского права легла в матрицу будущей «европейской идеи», как, впрочем, и единая финансовая система, учрежденная Карлом, в которой денежной единицей была серебряная монета – денье.
«Священная Римская империя германской нации», провозглашенная в начале XVI в. Карлом V, была конгломератом немецких феодальных княжеств, имперских городов и ряда государств, которые он унаследовал по материнской линии (Испания, Чехия, австрийские земли, часть Венгрии, Нидерланды, север Италии). Можно квалифицировать это образование как временное династическое владение Габсбургов. Вместе с тем впервые со времен Цезаря многие народы Западной Европы жили, хотя бы временно, в формальном объединении.
Итак, первые европейские империи создавались завоеваниями, были недолговечными и скреплялись прежде всего силой оружия, либо правом наследования, либо династическими браками, хотя налицо уже проявление таких интегрирующих факторов, как общая религия, писаные своды законов, т.е. попытки создания единого правового пространства, сближение языков и культур19.
Объединения славянских племен и народов возникают уже в первой половине VII в., когда славяне, расселившиеся к югу от Дуная, создали политическое объединение – Союз семи племен. Когда в 70-е гг. VII в. на эту территорию вторглись кочевники – тюрки, хан Аспарух образовал в 680 г. государство Болгарию, причем болгарами стали именоваться и южные славяне, и тюрки. «Этноним болгары был, таким образом, заимствован славянами из названия тюркского племени булгары, причем тюркский этнический элемент был полностью ассимилирован славянами»20. Ассимилировали славяне и местное фракийское и греческое население. Византийское влияние сказалось на принятии христианства (865 г.), а 20 лет спустя гонимые из Моравии ученики Кирилла и Мефодия стали распространять славянскую письменность среди болгар. Византийское господство в Болгарии (1018–1185) лишь усилило интеграционные культурно-религиозные процессы на Южных Балканах.
Объединения IX–X вв. славянских племен сербской группы оказались непрочными; противоречия между князьями – жупанами, соперничество Рима и Константинополя за право христианизации сербских племен обусловили отсутствие церковного единства Сербии, что сказалось и на культурном единстве северо-балканских славян. Достигшая наивысшего могущества при Стефане Душане (1331– 1355), многонациональная держава Сербии и Романии разбилась вскоре после его смерти на тысячу осколков, став добычей турецких султанов.
Принявшие католичество западные славяне и венгры не смогли противопоставить натиску соседей объединенные силы и в течение нескольких веков входили в состав более сильных держав, не растворяясь в них.
Киевская Русь – обширное государство, сформировавшееся к середине XI в., – придала интеграционным процессам восточных славян особую динамику. Хотя к этому времени история восточных славян насчитывала уже два тысячелетия21, именно Киевская Русь стала, по мнению академика Б.А. Рыбакова, «третьей по счету (после Рима и Византии) европейской империей»22. Почему именно Киев стал геополитическим центром огромного пространства от Черного до Белого моря? Академик Б.А. Рыбаков дает свое объяснение: «Исторический путь дальнейшего развития славянских племен Восточной Европы был намечен и предопределен ситуацией VI–VII вв., когда русский союз племен выдержал натиск кочевых воинственных народов и использовал свое положение на Днепре, являвшемся путем на юг для нескольких десятков северных племен днепровского бассейна. Киев, державший ключ от днепровской магистрали и укрытый от степных набегов всей шириной лесостепной полосы стал естественным центром процесса интеграции восточнославянских племенных союзов…»23 Объединительной роли Киева способствовали и его интенсивные экономические, культурные связи с Византией и славянскими народами, его активная дипломатия24. Все это позволило ему быть на протяжении нескольких веков важнейшим интегрирующим звеном всех восточных славян, пока нашествие орд Батыя и межкняжеские раздоры не нанесли Киевской Руси сокрушительные удары. Ни Новгород, ни Владимир при всем их величии не смогли стать объединительным центром восточных славян. Позднее эту роль возьмет на себя Москва.
Естественно, все отмеченные формы территориальной интеграции не претендовали, за исключением, пожалуй, Священной Римской империи Карла V, на роль панъевропейских объединений. Но и империя Карла V скреплялась не договором, а захватами и династическими связями, чем обусловлена ее недолговечность.
Формой военно-оборонительного и политического союза, основанного на договоре, можно считать средневековые унии: Кальмарскую унию (1357 г.) между Данией, Норвегией и Швецией, Кревскую унию (1385 г.) между Польшей и Литвой, Утрехтскую унию (1579 г.) семи самостоятельных нидерландских провинций и др. Однако эти унии были географически ограниченными.
Подлинную предысторию европейской интеграции следует, очевидно, искать в глубинных пластах европейской истории. Под глубинными пластами мы подразумеваем не столько «историю событий», сколько ту «подспудную» историю, которая создавалась идеями, европейской цивилизацией.
О проекте
О подписке