– Что за урод… – приглушённо выругался он и, выбравшись из кустов, стал ждать появления шедшего следом Баринова, гнавшего перед собой пленённого чеха. Наконец те появились из-за ореховых зарослей и стали приближаться. Успокоившись и решив не раздувать произошедшее, Тулин повернулся и продолжил путь дальше. За спиной снова раздался треск. Он мгновенно развернулся – пленный чех делал очередной шаг, а в том месте, где только что стояла его ступня, виднелась надвое переломанная ветка.
– С-сука! – прошипел Степан, едва сдерживая рвущееся на свободу бешенство. В три широких шага он оказался подле пленённого. Его здоровенный кулак въехал тому в ухо. Подхватив рукой падающее тело, Тулин сунул ему под нос приклад своего автомата.
– Ещё раз хрустнет… все рёбра переломаю! – тихое шипение тем не менее не оставляло сомнения в неотвратимости наказания. – Усёк, сучара?
Чех съёжился и понятливо замотал головой.
– Топай дальше! – И уже Баринову, ещё тише: – Веди его, если что – пинка…
Стоявшего на фишке, а точнее лежавшего в охранении чеховской базы Тимура Даудова насторожил вдруг раздавшийся в отдалении треск сломанной ветки. Он приподнялся на локте и, наморщив лоб, тщательно всмотрелся в переплетение ветвей. То, что он сумел разглядеть, ему сильно не понравилось.
– Ильяс! – яростно зашептал он, теребя за плечо своего спавшего напарника. – Ильяс, русские…
– А? Что? – обеспокоенно завертелся Ильяс, сладкий сон которого был нарушен столь неприятным образом.
– Тихо! – ладонь Тимура легла на лицо напарника, закрыв и рот и нос. – Русские…
– Понял, понял! – усердно закивал головой мгновенно побледневший Ильяс, а на его лбу моментально выступила капля пота. – Стреляем?
– Нет, – Даудов отрицательно покачал головой. – Предупреди остальных! – скомандовал он, забыв о лежавшей подле себя радиостанции «Кенвуд». Впрочем, включать её сейчас и пытаться «докричаться» до своих было излишне опасно, в безветренном лесу даже малый звук мог долететь до противника и выдать их.
– Бегу, – всё ещё по-прежнему бледный, разве что более вспотевший, Ильяс, пятясь, начал отползать назад в спасительную глубину леса. Вот он наконец-то скрылся за ветвями и, встав на ноги, поспешил в направлении пока ещё ничего не ведающих подельников. А оставшийся в окопе Тимур вновь устремил свой взор в глубину леса, но ничего не увидел. В какой-то миг ему показалось, что он обознался, перенапрягшись в тревожном ожидании возвращения своего ушедшего на встречу со связником командира. Но вот в чаще снова мелькнула тень, затем на небольшом удалении ещё одна, ещё.
«Спецы», – теперь Даудов уже не сомневался, что видит перед собой русских. – Только бы остальные успели подтянуться, только бы остальные подошли вовремя! – молил он, а русские разведчики тем временем подходили всё ближе и ближе. Положение осложнялось ещё и тем, что Тимуру был виден только один небольшой участок местности, так что пока он ждал, идущие впереди спецы уже успели скрыться в зарослях орешника, и сколь близко они теперь находились, можно было только предполагать.
– Пора, пора, пора! – несколько раз повторил Тимур, наводя прицел на мелькнувшую в глубине леса фигуру, тщательно выцелил и мягко потянул спусковой крючок…
– Командир! – возглас Каюмова подстегнул меня не хуже удара плётки. Мне не было нужды гадать, что может означать этот крик. Ноги сами собой подломились, мышцы бросили навстречу земле, так что выпущенные по мне пули вошли в дерево на уровне высоты груди с небольшим опозданием. Даже моя голова успела опуститься чуть ниже. От чмокающего звука за моей спиной волосы на макушке зажили своей собственной жизнью.
– Чехи! – второе слово, вылетевшее из уст пулемётчика, достигло моих ушей под трескотню выстрелов. Я окончательно упал на землю, опустил предохранитель и скользнул за ближайшее дерево. Кто-то из бойцов уже открыл ответную стрельбу. Справа от меня срубило ветки, я выругался, приподнявшись на локте, заметил, откуда ведётся огонь и, почти не целясь, дал короткую очередь. Справа и слева огрызнулись выстрелами мои бойцы, на какой-то миг стрельба со стороны противника стихла, затем с недолётом начали падать ВОГи.
– Гриша! – я постарался докричаться до сержанта контрактной службы Потапова, должного находиться где-то слева от меня.
– На приёме! – сквозь выстрелы услышал я его голос, значит, слышит нормально.
– Работай по второму варианту, по второму! – отсутствие внутригрупповой радиосвязи вынужденно наложило на нас некоторые ограничения, так, для того, чтобы противник не понял отдаваемых команд, пришлось разработать собственный «засекреченный код». Вариант два означал стремительный фланговый обход.
– Принял! – на этот раз голос прозвучал едва слышно, а противник снова огрызнулся очередью. Пули потонули где-то в глубине чащи, мы ответили, окончательно прижимая вражеское охранение к земле. Я мысленно торопил бойцов Потапова. Следовало сбить, уничтожить охранение, прежде чем боевики на базе опомнятся и придут ему на помощь. Тем более что, судя по всему, противостоящих нам боевиков пока было никак не больше двух.
Нажимая спуск, он вдруг понял, что опаздывает, совсем немного, совсем чуть-чуть, но это ничего не меняло – выбранный мишенью русский начал падать, падать сам, без помощи, без воздействия посылаемых в него пуль.
– Шайтан! – взвыв от бессилия, Тимур сместил ствол ниже и снова нажал на спусковой крючок – длинная свинцовая плеть метнулась вслед ускользающему спецу, но вновь запоздала, а вот самому Даудову пришлось прятаться от хлестанувших над головой очередей. Он сжался на дне окопа, один за другим выпустил в направлении противника пять ВОГов, облизнул пересохшие губы, гусиным шагом переместился по окопу и, вновь поднявшись над бруствером, быстро, два раза подряд выстрелил. Автомат щёлкнул опустевшим затвором. В глаза ударили песчинки, выбитые из почвы зелёного бруствера вонзающимися в него пулями. Тимур снова юркнул на дно окопа, трясущимися руками отстегнул магазин, достал новый. Пробившая тело дрожь никак не желала униматься, новый рожок удалось пристегнуть лишь с третьей попытки.
«Где Ильяс? Где остальные?» – вопросил он сам себя, начиная смещаться в дальний конец укрытия. Пули хлестали над головой подобно внезапно хлынувшему дождю.
– Аллах акбар! – вскричал он, но вышло довольно жалко. Досадуя на самого себя за сорвавшийся на фальцет голос, Тимур выпрямился во весь рост и длинно-длинно прошёлся слева направо по всему лесу, никуда конкретно не целясь, лишь стараясь удержать рвущееся из рук оружие, затем вновь отпустился вниз и снова сменил позицию.
Продолжая стрелять, он стал молить бога о помощи. Он стрелял и молил, молил и стрелял, сменяя магазины, меняя позицию, забыв про радиостанцию и не зная о том, что его уже многократно пытались вызвать на связь, что помощник главаря уже трижды тупо орал в эфир, приказывая, требуя отходить, но Тимур его не слышал, не мог слышать. Он не знал и о том, что в конце концов боевики, вслушиваясь в разгорающуюся перестрелку, вручив судьбу Даудова Всевышнему, начали поспешное бегство. А бой продолжался. Тимур присел на дно окопа и приготовился выпустить очередной ВОГ, но в этот момент где-то на краю сознания появилось предчувствие чего-то стороннего, чего-то неправильного и недопустимого. Он начал поворачивать голову, но даже не успел зафиксировать взглядом возникшего на хребте разведчика. Короткая, хлесткая очередь взрезала его голову. Та лопнула как переспелый арбуз, распухая тысячами больших и малых серо-белых и алых брызг. Мир умер, исчез, Тимур, уронив оружие, грузно повалился на стену окопа. Бой для него закончился, выстрелы начали стихать, наступила звонкая тишина.
– Командир, косяк! – из-за кустов вынырнул неугомонный Тулин. Нутро сжало от нехорошего предчувствия. Впрочем, тут же подумалось: «косяк» – это не то слово, которым можно определять потери среди личного состава. Подумалось и немного отлегло.
– Чего у тебя опять? – если это снова Баринов, то оторву бошку, точно.
– Там это… чех, – мой всегда уверенный в себе зам запнулся… Неужели гад удрал? Нет, невероятно, ладно Баринов, но Степан…
– И что? – с деланным спокойствием поинтересовался я, хотя внутри всё буквально клокотало в ожидании ответа.
– Да чех там… того… – слова находились с большим трудом.
– Да не тяни ты кота за хвост! – всё-таки из себя он меня вывел. – Если чех удрал, так и скажи!
– Да нет, он это… – Степан опять замялся. – Труп…
– Не понял? И кто?
– Что кто? – переспросил Тулин, не уразумев заданного вопроса.
– Кто постарался? – и вглядевшись в непонимающую физиономию старшего сержанта, пояснил: – Кто его шлёпнул? Только не надо заливать, что при попытке к бегству…
При последних словах морда моего заместителя вытянулась.
– Да никто, он сам, то есть свои его… в спину, – теперь настала моя очередь удивлённо вытаращивать глаза. – Как только стрелять начали – он и рванул, я за ним, и тут его кто-то из своих… – И чтобы окончательно расставить точки над i: – Наши не стреляли точно! Я проверял!
– Вот ведь чёрт! – я судорожно сглотнул, не верить своему заму у меня оснований не было, не помню, чтобы он когда-нибудь врал. То, что пленный убит – очень хреново. Но то, что его грохнули свои, всё же лучше, чем если бы при попытке к бегству… Хотя с нашим комбатом не угадаешь. А то, что влетит мне по самое не горюй – можно не сомневаться.
– Веди, показывай! – чего уж теперь, теперь как есть, хорошо, что я не стал докладывать «Центру», что иду к базе, а то бы вообще кранты были. Сейчас хоть какой-то шанс отбрехаться есть.
– Угу, – обречённо прогундел Тулин и, развернувшись, потопал к тыловой тройке. Надо бы ему всё одно лекцию прочитать, мог бы и поближе к чеху в нужный момент оказаться. Не дать ему подставиться, но что уж там, теперь поздно.
Идти долго не пришлось – тыловой разведдозор отстоял от головняка метров не больше ста. Труп с неестественно скрюченными ногами я увидел, не доходя до него метров пятнадцать. Он лежал под деревом, и из-под него на зелёную, примятую при падении траву всё ещё вытекали тёмно-рубиновые капли.
– Баринов, сука, иди сюда! – моё шипение разлилось по окружающему лесу. – Я тебе что, сука, говорил?
– Я, тарищ прапорщик! – вид у снайпера был пришибленнее некуда. – Я его носом ткнул в землю, залёг, а он как вскочит, как метнётся назад! Я – за ним, а он уже падает, думал – споткнулся, гляжу – кровь. – Рассказывал он на удивление складно, видно, долго готовился.
Вот ведь чёрт! Он бы ещё комбату так же живописал, а то вызовет его Шипунов, он дар речи сразу и потеряет. Н-да, следовало бы провести над телом Баринова определённую работу, так сказать, массаж почек и ещё чего несущественного, но с другой стороны, его большой вины в произошедшем вроде как и не было. И вот что самое противное: пуля, прилетевшая в Саидова, была шальной. С позиции пулявшего по нам чеха место, где наш пленник был убит, было сокрыто сплошной стеной кустарника и листвы, возможно, что его вообще убило рикошетной пулей. Вот дела, теперь ничего не попишешь, имеем то, что имеем. Может, комбат сильно гнобить и не станет, не знаю. Но то, что спасибо не скажет – это точно. Иметь на руках «языка» и так бездарно его потерять!
– Ладно, Барин, живи, и вот что – прицел ты свой погнул, когда за чехом метнулся, – глядевший на меня боец сморгнул, не совсем улавливая смысл сказанного. – За корень зацепил, понял?
Наконец-то до Баринова дошло, он кивнул. Хоть тут какая-никакая выгода! Изломать прицел в бою о коренюшку всё же лучше, чем тупо задеть о борт, прыгая с кузова грузовика.
– Труп к базе! – это я скомандовал Тулину уже разворачиваясь чтобы уйти, для меня вопрос с потерей пленного был закрыт.
Вернувшись к головному разведдозору, я в первую очередь подошёл к старшему радисту, всё ещё ждущему моих указаний. Радиостанция его была развёрнута, но не получив моих команд, в связь он не входил – вдоволь наслушавшись замечаний за ересь, несомую в эфир самостоятельно действующими радистами, я заранее ему определил: «В случае вступления в бой сообщение о его начале только по моей команде или после моего выхода из строя и невозможности отдать такую команду». А к моим указаниям радисты привыкли относиться со всем почтением.
– Кашкин, записывай: при выдвижении в район эвакуации обнаружил по координатам Х… У… боевое охранение боевиков. В результате завязавшегося боя, один, хотя нет, пиши, два боевика убиты. При осмотре местности обнаружена база, захвачены один автомат АКМС с ГП–25, четырнадцать выстрелов к РПГ–7, значительное количество подготовленных к применению СВУ, три цинка с патронами пять сорок пять. Материальное имущество, три рюкзака, прочая военная амуниция и обмундирование. Номера и серии боеприпасов перепишешь сам. Понял? С нашей стороны потерь нет, при перестрелке убит ранее захваченный в плен полевой командир Доку Саидов. Это передашь в крайнюю очередь, передашь, и сразу отключишься, уяснил?
– А то! – с видом бывалого заговорщика радист поднялся и потопал изучать номера захваченных гранатомётных выстрелов.
«Так, полдела сделано», – решил я, закончив с радистом. – Теперь осталось собрать старших троек и тщательно их заинструктировать на предмет: «Шли на эвакуацию, знать ничего не знали, натолкнулись на пост охранения, вступили в огневой контакт». Одним словом: «Бой в Крыму, всё в дыму, ничего не видно, ничего не знаю». А то если комбат дознается, что мы шли именно на базу и так бездарно её профукали, да ещё и пленного потеряли – не миновать всей группе неделю щебёнку в карьере добывать. Вот эту последнюю мысль надо потщательнее вдолбить в головы подчинённых, а то появится желание поделиться с другими группами, а кто знает, откуда к Шипунову ушки тянутся?
«И ведь сволочь какая! – это я уже подумал про нашего пленника. – Сначала направил нас прямиком на пост охранения, – а потом ещё и предупредить попытался или даже предупредил? Действительно услышали чехи треск веток или и без того нас увидели? Право, сволочь, и надо же как получилось, свои же грохнули! Блин, жалко! Хотя ни хрена не жалко! В конце концов, так сволочу и надо! Это ещё удачно всё получилось, могло быть и хуже, гораздо хуже! Если бы не Каюмов, стоял бы я сейчас здесь!»
– Командир, комбат на связи! – подле меня появился всё ещё не отошедший от горячки боя Кашкин.
– Вот блин! – как не вовремя! И так настроение ни к чёрту, сейчас ещё и комбат скажет своё «веское». – Я тебе что сказал? Сразу отключиться!
– Дак он… я ещё и передать ничего толком не успел…
– О пленном доложил? – спросил я, предполагая именно это сообщение причиной появления в эфире тарщсча подполковника.
– Доложил… – угрюмо подтвердил мои подозрения наконец-то осознавший свою вину Кашкин.
– А чёрт, пошли! – сейчас комбат мне окончательно настроение испортит, наорёт и отправит досиживать засаду до упора… Однако его первый вопрос меня удивил… в какой-то мере.
– У тебя все целы? – голос Шипунова даже сквозь помехи казался обеспокоенным. – Приём.
– Все, – слегка опешив, ответил я. – Приём.
– Точно? И раненых нет? – короткая заминка. – Даже поцарапанных?
– Вроде нет, – взгляд по сторонам, вдруг я что упустил. – Точно нет.
– Ладно, тогда давай не спеша выдвигайся, – стало понятно, что он имеет в виду эвакуацию. – Трупы не забудь сфотографировать. – «Уже» подумалось мне, а комбат продолжал говорить: – Что ты на минном поле, знаешь?
– Знаю. – И добавил: – Мы аккуратно. – Только сказав это, до меня дошло, почему командир так мягок – определив место эвакуации, он не взглянул на карту или взглянул невнимательно, и теперь наше нахождение чуть не посередине «минки» мнил собственной виной. Вот оно откуда ушки растут.
– Хорошо. – Хотя, что здесь хорошего? – Внимательнее под ноги, не спеши! До связи.
– До связи! – в пустоту ответил я и, отдавая гарнитуру своему радисту, почувствовал в душе сильное облегчение. По-крайней мере, сразу по эвакуации комбат орать на меня не станет, и то хлеб.
– Иванов, Тулина ко мне! – теперь снова требовалось провести рокировку.
– Я сейчас… быстро, – отозвался второй радист, и в то время, пока первый сворачивал радиостанцию, он побежал в тыловую тройку. Не получив от меня никаких указаний, Тулин по-прежнему оставался там.
– Товарищ старший прапорщик, старший сержант Тулин по-вашему…
– Садись! – оборвал я его клоунаду. Степан то ли был до сих пор на меня обижен, то ли и впрямь чувствовал себя виноватым. – Мы на минном поле…
– Знаю, – ответил он, и я вспомнил, что сам показывал ему карту, на которой поверх ламинирования (вопреки всем требованиям секретности) гелиевой ручкой были нанесены условные обозначения.
– Поведёшь группу – будь внимательнее, смотри под ноги, – сказал почти комбатовскими словами. Хотя какими, к чёрту, комбатовскими? Мы все так говорим. А больше можно было ничего не говорить, но не сдержался, – И иди там… короче, сам знаешь.
– Угу, – подтвердил Тулин, начиная оттаивать.
– Начало движения через три минуты, – сидеть на базе и дальше и рассусоливать я не видел смысла, можно было бы, конечно, здесь же и перекусить, но лучше всё же сделать это подальше и от неё и от минного поля.
– Чи, – ровно через три минуты я, заняв своё место в боевом порядке, махнул рукой, отдавая команду двигаться дальше. Бойцы зашевелились, и людская цепь двинулась на северо-запад к ожидающей нас бронированной колонне.
Слава богу, при передвижении к месту эвакуации обошлось без эксцессов. Стальные громадины «Уралов», притулившись на обочине с заглушенными моторами, ждали нашего появления.
– Серёга, как ты лоханулся! – встречавший меня Паламарчук был как всегда галантен. – Поймать бородатого за яйца и упустить! Ха-ха, а комбат рвёт и мечет.
– Представляю, – я не разделял Игоревой жизнерадостности, вполне могло статься, что вместо тёплой баньки мне придётся весь вечер писать отписки и объяснительные.
– Ротный пива и рыбы закупил, – продолжал повествовать Паламарчук, – хотя тебе-то что, ты не пьёшь.
– Зато я ем, и много! – в конце концов, должна же быть у меня какая-то радость в жизни.
О проекте
О подписке