А к утру зарядил дождь, холодный, с промозглым, пронизывающим до костей ветром. Низко опустившиеся серые тучи, казалось, цеплялись за ветви деревьев и тянулись своими лохмами к лежавшим на земле разведчикам.

– Лисицын, – зябко передернул плечами Кузнецов и, не снимая с себя плащ-палатки, встал с коврика, – поднимай всех. Тридцатиминутная готовность.

– Есть, – скорее пошевелил губами, чем ответил, радист и, прихватив автомат, юркнул в серость начинающегося утра.

– Кошкин… – чувствуя, как его начинает колотить мелкой дрожью, Кузнецов понял, что, не взяв с собой ни спальника, ни бушлата, он малость погорячился. – Давай связь с Центром.

Вынырнувший на свет божий старший радист кивнул и снова скрылся в свое плащ-палаточное укрытие. Зашуршала настраиваемая антенна.

– Центр – Мавру, Центр – Мавру, – забубнил радист.

Кузнецов, слушая его, даже скривился. Столь экстравагантный позывной его группа получила благодаря все тому же Димарику…

…Второй день шли занятия. Бойцы Кузнецова отрабатывали действия в составе троек. Время близилось к обеду, и Олег уже собирался объявить сбор, когда из ворот КПП вышел весело улыбающийся комбат.

– Противник с фронта! – закричал он, и мгновенно прыгнувший за ближайший бугорок старший лейтенант громко продублировал поданную команду.

– Противник с фронта, радисты – связь! – Постоянного позывного у него еще не было, и поэтому работали, отзываясь по номерам групп.

– Центр – Четвертому, Центр – Четвертому, – понесся в эфир голос вызывающего отряд радиста…

В общем, отработали хорошо. Комбат остался доволен. А когда построил группу, не смог удержать улыбки: Димариково лицо было черным. От корней волос до самого подбородка тянулись черные, грязевые полосы, оставленные широкой пятерней сержанта.

– Маркитанов, это что у тебя такое?

– Маскировка подручными средствами! – бодро отрапортовал Димарик, и комбат перестал улыбаться. Когда начал говорить, голос у него был совершенно серьезен.

– Становись! Равняйсь! Смирно! За проявленную находчивость в ходе проведения занятия сержанту Маркитанову объявляю благодарность!

– Служу Отечеству! – радостно рявкнул отличившийся Димарик…

На этом занятия окончились. А группа получила позывной «Мавр». Группники смеялись, командир роты только пожимал плечами: мол, «решение комбата, утверждено в группировке». А потом добавлял: «Да ты не переживай. Мавр он и в Африке мавр».

Сколько ни пытался Кузнецов убедить комбата переиграть и дать ему что-нибудь более подходящее, тот остался непреклонен.

И сейчас, слушая выходящего в эфир радиста, старший лейтенант мысленно плевался, но изменить что-либо не мог. «Мавр» действовал ему на нервы, казался глупым и ничего не выражающим словом, будто относился не к нему, а к кому-то другому. Будь он таджиком, узбеком или хотя бы смуглым, тогда бы он не возникал по поводу такого позывного, а так… Другое дело у других: «Сокол», «Ястреб», «Ворон» – стремительность, полет, ум. «Звезда» – свет, «Лесник» – знание природы. И по фамилиям: «Звонарь» – Колокольчиков, «Биатлонист» – Лыжин. Все позывные что-нибудь да означают, а у него – черная рожа сержанта Маркитанова, шутка командира отряда. Тьфу!

– Товарищ старший лейтенант, Центр передал приказ выдвигаться в квадрат … организовать засаду по координатам Х… У…

Кузнецов кивнул, озябшими руками вытащил из разгрузки карту и, присев на корточки, нашел заданную точку. Требуемое место оказалось на пересечении двух лесных дорог. Олег оценил расстояние до перекрестка и мысленно прикинул, сколько требуется времени на прохождение этого участка. «К двум часам дня должны добраться», – решил он и начал прокладывать маршрут движения. Из раздумий его вывел голос подошедшего Борисова.

– Завтракал? – без всякого предисловия спросил заместитель комбата и, стряхнув набежавшие в углубление коврика капли воды, сел рядом.

– Нет, – старший лейтенант отрицательно покачал головой.

– Так чего ждешь? – в голосе Борисова сквозило легкое раздражение.

– Да вот, задачу поставили. Думаю, как идти…

– Ну-ну. Думай, голова, картуз куплю. Я вмешиваться не буду. Только по минам не попрись. У меня лапок запасных нет, если что – твои возьму.

– Не попрусь, – в тон заместителю комбата ответил Кузнецов и наконец-то, спрятав карту, принялся за еду.

Олег рассчитывал добраться к нужному месту не позднее четырнадцати ноль-ноль. Но они не пришли ни к двум, ни к трем, ни даже к четырем часам. Дождь только усиливался, размокшая под дождем земля липла к ногам, выскальзывала из-под подошв. Оказавшийся на пути небольшой, но крутой хребет пришлось преодолевать почти полтора часа. Влажные с утра и за день промокшие насквозь берцы, казалось, наполнились свинцом. От холода и усталости начали поднывать икры. Кузнецов, на мгновение остановившись, чтобы перевести дух, обвел взглядом растянувшуюся по склону группу: первый боец ядра только начал выползать на еще минут сорок назад оседланную головняком хребтину, а тыловой дозор телепался где-то на середине подъема.

«Ничего, эти догонят», – сам себя успокоил Кузнецов. В конце концов, не зря он в головной и тыловой дозоры поставил самых сильных. Видит бог, не зря.

Единственное, о чем старший лейтенант сильно жалел, так это о том, что начал восхождение на этом участке, а не поискал местечка с более пологим склоном. Подъем действительно оказался крут. Чтобы хоть как-то продвигаться вперед, бойцы буквально вгрызались в раскисшую землю. Каждый метр давался с трудом – удар ноги, чтобы хоть как-то краем подошвы зацепиться за скользкую поверхность, руками – за мелкие деревца. Ветки шиповника обдирали руки, оплетали ноги стебли ежевики. По пропитавшейся водой земле бойцы ползли, как улитки. И только один шаг вперед. Упереться ботинком в корни растущего на склоне дерева, встать и немного отдышаться, чтобы снова идти. И так метр за метром, к вершине, к промерзшему насквозь головняку. А вот поднимающимся было жарко: промокшая насквозь от дождя и пота одежда валила паром. Не чувствовались ни пронизывающий до костей ветер, ни шлепающий по листве холодный дождь. Сухое, средней величины дерево, лежавшее почти на самом верху подъема и воткнувшееся обломанными ветвями в землю, несколько ускорило движение. Теперь разведчикам только и оставалось, что, хватаясь за его растопыренные во все стороны сучья, уцепиться за верх, а там, перебираясь от дерева к дереву, добраться наконец до вершины. Самому же старшему лейтенанту до заветной валежины надо было пройти еще десятка полтора шагов…

– Черт, – сорвалось у кого-то с языка; треск переломившейся ветки – и сержант Маркитанов, едва не выпустив из рук пулемет, заскользил вниз, по пути сбив с ног не сумевшего отскочить в сторону Лисицына. Димарик так и не смог остановиться и в считаные мгновения оказался напротив группника. Уставший и с трудом переставлявший ноги Кузнецов едва успел схватить неудачливого «слаломиста» за ремень пулемета и, наклонившись вперед, с трудом удержался, чтобы вместе с ним не полететь дальше.

– Уф, блин, повезло! – то ли выругался, то ли восхитился тяжело дышавший сержант-пулеметчик. Поднявшись на ноги, попробовал отряхнуть налипшие на ноги комья. Серая земляная масса полетела во все стороны, забрызгав собой поднимающегося на ноги радиста и стоявшего чуть впереди Олега.

– Командир, извини, командир! – успокаивающе подняв руку, пробормотал Димарик и со всей пролетарской любовью попробовал стряхнуть с «горки» Кузнецова налипшие на нее небольшие куски грязи своей совершенно уляпанной грязью перчаткой.

Не сразу понявший намерения Маркитанова, Кузнецов не успел среагировать, и мелкие точки, успешно растертые Димариком, превратились в обширные глиняные разводы. Олег с тоской посмотрел на это гадство и молча махнул рукой: «продолжаем движение». «Все равно дождем смоет», – стараясь не огорчаться, трезво рассудил он и, пропустив Маркитанова вперед, шагнул следом.

Поднявшийся на ноги Лисицын что-то зло выговорил проходящему мимо Димарику, но тот, вопреки своему обыкновению, не разразился ответной тирадой, а лишь виновато разведя руками, поплелся дальше. Когда радист случайно повернул голову в сторону Кузнецова, тот сразу все понял: на носу радиста виднелась широкая царапина, оставленная прикладом пулемета, от него же под правым глазом расплывалось темное пятно синяка…

По нужным координатам они добрались, когда уже начало смеркаться. На этот раз Борисов сам контролировал выбор мест расположения троек. И когда уже совсем стемнело, он возвратился к занимающемуся устройством дневки Кузнецову.

– Нормально! – Закрепив крайний угол плащ-палатки, старший лейтенант довольно потер руки. Двухместная «хижина дяди Тома» была готова. Олег невольно усмехнулся: Мавр в хибаре американского негра…

– Коврики слегка внахлест клади, чтобы не расползлись, – посоветовал майор, нагнувшись к сидевшему на корточках Олегу. – Спина к спине прижмемся и моей плащ-палаткой накроемся. А я пока пончо сверху твоего шалаша кину. – Он зашуршал в своем рюкзаке, отыскивая позаимствованное у старшины пончо и, несмотря на вновь усилившийся ветер, одним движением накинул его поверх плащ-палатки Кузнецова.

– Ну, вот и все. – Пришпилив к земле затрепыхавшиеся углы заранее заготовленными штырьками, майор оглядел дело своих рук и, кажется, остался доволен.

– Переодеваться будешь? – спросил он закончившего укладывать коврики и выглянувшего из дневки группника.

– Пока нет, – отрицательно помотал головой тот, – мне еще охранение проверять.

– Переодевайся, – посоветовал Борисов, – хоть немного согреешься. А проверять… – казалось, он задумался, – все равно долго ходить не будешь. Свитер не успеет промокнуть, а «горка» все равно насквозь мокрая. Так что я тебе говорю, переодевайся.

– Да в принципе… – Олег махнул рукой, что, по-видимому, должно было означать согласие, нырнул в дневку и начал рыться в своем рюкзаке, выискивая сухие, тщательно сложенные в пакеты вещи, заодно вытаскивая из кармашков хлебцы и консервы, приготовленные для ужина. Взяв свитер и тельняшку, он выбрался наружу и принялся переодеваться.

Остывшая кожа почти не ощутила падения холодных капель, когда Олег расстегнул и скинул разгрузку, поспешно сбросил с себя «горку» и резким движением стащил через голову липнувший к телу тельник. Надеть сухую тельняшку оказалось гораздо сложнее: нижний край скатывался, никак не желая сползать по мокрой, липкой от дождя и пота спине.

– Помоги, – попросил Кузнецов сидевшего под брезентовым навесом старшего радиста рядового Кошкина. Второй радист, свернувшись калачиком, лежал тут же, на расстеленных под навесом ковриках, и, кажется, уже спал. Он нехотя приподнялся, достал из-под плащ-палатки руку и, ухватившись за нижний край командирской тельняшки, потянул ее вниз.

– Спасибо, – Олег скорее подумал, чем произнес это слово прыгающими от холода губами и, поспешно взяв свитер, одним движением натянул его на дрожащее тело. Затем залез в мокрую «горку» и, скинув обувь, быстро стащил штаны, надел зимние офицерские подштанники, а поверх все те же штаны от «горки». Разгрузку он надевал и застегивал уже сидя в импровизированной палатке. Его всего трясло. Рядом ворочался уже полностью одевшийся Борисов. Олег слегка распустил лямки разгрузочного жилета, натянул на голову сухую шерстяную шапочку и, прижавшись спиной к замкомбата, накрылся брезентовой плащ-палаткой.

Более массивный, а значит, и более холодоустойчивый Борисов уже спал. Его спокойное, изредка всхрапывающее дыхание было едва слышно; но, заполняя внутреннее пространство дневки, оно не давало совсем замерзшему Олегу сосредоточиться на чем-то, как ему казалось, важном. На чем-то, что обязательно нужно было вспомнить и сделать. Он приподнялся на локтях и неожиданно для самого себя увидел чернокожую девушку. «Странно, – подумал он, – откуда здесь могла взяться негритянка?» Девушка стояла у ближайшего дерева и тянула к нему свои руки. Неожиданно он заметил, что она совершенно нагая. Даже сквозь темноту окружающей ночи он видел, как лоснится под дождем ее кожа, как блестят двумя маленькими звездочками ее острые соски. Олег, приподнявшись, сел и только хотел подняться, чтобы шагнуть ей навстречу, как в ее черных ладонях сверкнул узкий, остро оточенный нож. «Наемница», – мысль холодом прошла по спине и заставила вздрогнуть все тело. Стальной клинок, рассекая воздух, устремился к его груди. Олег попытался отпрянуть в сторону и внезапно понял, что это сон – никакой девушки, никакого ножа нет и не было. Тут он окончательно проснулся. Тело сотрясалось от дрожи, а по натянутому над головой брезенту били порывы налетающего ветра. Олег взглянул на часы. Он спал всего минут сорок. Страшно хотелось есть. Группник протянул руку и коснулся пальцами приготовленной для ужина банки с рисовой кашей. Чуть сместившись, нащупал ложку и пачку галет. Положив все это перед собой, достал из разгрузки нож и двумя уверенными движениями вскрыл крышку. В холодном воздухе распространился запах жира и специй. По-прежнему стуча зубами, Кузнецов устроился поудобнее и начал есть. Когда с кашей было покончено, он отложил пустую банку в сторону, вытер о приготовленную салфетку нож и ложку и, осторожно выбравшись из дневки, встал на ноги.

Дождь лил по-прежнему, и, судя по все усиливающемуся холоду, ночка предстояла еще та… Олег надел капюшон и, взглянув на терпеливо сидевшего подле радиостанции Кошкина, пошел проверять боевое охранение.

Насквозь промокшие бойцы, соорудив навесы и завернувшись в плащ-палатки, пытались согреться и хотя бы немного поспать. Куда там! Вымотанное за день тело, хотя и подпитанное холодными кашами и тушенками, никак не могло найти в себе достаточного количества энергии. Иногда все же бойцы проваливались в сон, чтобы через несколько минут проснуться от бьющей тело дрожи. Не лучше было и тем, кто оказался в охранении. Кузнецов почти физически ощущал исходящее от бойцов состояние бесконечного холода. Сам промерзший до костей, он чувствовал, как задеревенели сжимающие оружие пальцы, вздрагивают чуть приподнятые над землей плечи, кривятся посиневшие губы, а зубы выбивают дробь.

Осторожно ступая по темному лесу, старший лейтенант добрался до тыловой тройки.

– Чи, товарищ старший лейтенант, это вы? – тихонько окликнул его сидящий под деревом боец. По голосу Кузнецов угадал сержанта Гудина.

– Замерз? – вместо ответа поинтересовался группник и осторожно опустился рядом. Под деревом было суше. Капли дождя, растекаясь по кроне, скатывались, образуя круг и оставляя корням и стволу сущие крохи.

– Дубак, – не стал лукавить Гудин. – До утра зубами нащелкаемся. Надо было бушлаты брать.

– Надо, – согласился Кузнецов. – Умная мысля приходит опосля.

– Это точно, – поддакнул ему сержант и осторожно покосился на светящийся циферблат часов.

– Скоро меняешься? – правильно истолковав движение Гудина, уточнил Олег и, желая узнать, который час, невольно приподнял собственную руку.

– Через пятнадцать минут, – все тем же шипящим шепотом ответил сержант, и его взгляд вновь вперился в окружающий мрак. БН-третий, практически бесполезный в темноте сегодняшней ночи, заботливо укрытый в пакете, лежал рядом.

– Ну, тогда бди. – Олег выпрямился и, развернувшись, зашагал в направлении своей дневки. Уже подходя к несшему службу радисту, он понял, что ходьба по ночному лесу, даже несмотря на беспрестанно льющийся дождь, оказала свое благотворное влияние – старлей почувствовал, что начинает согреваться.

– На связь выходил? – на всякий случай уточнил он, прежде чем забраться под брезентовый полог.

– Только что, – выдавил радист. Кузнецов одобрительно кивнул (только кто это увидит в такой темени?), отвел в сторону свешивающийся до земли край пончо и, разогнувшись, лег на своей коврик.

Некоторое время он ворочался, устраиваясь поудобнее, и только собрался уснуть, как:

– Командир. – Голос Димарика было невозможно спутать ни с чьим иным.

– Да, – зло отозвался уже начинавший засыпать группник. – Что случилось?

– Фонарики, командир! – Олега буквально подбросило. Он вывернулся и, едва не разломав свое творение, выбрался наружу.

– Где и сколько? – Старший лейтенант почувствовал, как в кровь устремился выбрасываемый организмом адреналин.

– Там, – Димарик неопределенно махнул рукой, – много.

– Кошкин, выходи на связь! – коснувшись рукой плеча радиста, приказал Кузнецов, но внезапно передумал. – Хотя подожди. – В голове у группника щелкнул какой-то предохранитель. – Выйдешь, если услышишь выстрелы. Но с места не уходите, оставайтесь здесь, понял?

– Да, понял. – Старший радист на всякий случай щелкнул тумблером, включая радиостанцию, и надел на голову наушники.

Они шли, стараясь двигаться тихо, но спеша как можно быстрее добраться до тройки Маркитанова.

– Вон они, видите? – Присаживаясь на корточки, Димарик показал рукой в направлении соседнего хребта. – Видите, сколько фонариков? «Чехи»! – уверенно заключил он.

Старший лейтенант посмотрел туда, где Маркитанов увидел противника.

В первое мгновение ему показалось, что сержант прав и на хребте действительно засели бандиты. Мгновение спустя он почувствовал: что-то было не так. Присмотревшись, Кузнецов понял: фонарики не двигались. Он поднес к глазам бинокль и едва не выругался: сквозь редкие деревья соседнего хребта просвечивали огни поселка. Мыслей не было. Плюнув с досады, Олег молча сунул бинокль в руки сидевшего рядом Маркитанова и отправился спать дальше. Дождь продолжал идти…

– Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант!

– Что там еще? – Кузнецов не сразу узнал голос рядового Есина из тройки Маркитанова.