Третий дар – чувство долга, чувство обязанности и самая глубина того и другого, из которого оба первых исходят – свойство взаимодавства, когда человек не может не ответить добром на услугу, помощь или внимание другого. Порой, бывает, один сделал другому совсем немного, да и обязан был сделать, а чувство взаимодавства отвечает на всю полноту: я теперь до самой смерти тебе обязан. Обязан – то есть схвачен, повязан обязанностью. Не насильно, но по жизненной и личной необходимости так делать. И будет теперь делать, как сказал. Это свойство души рождает верность, составляет суть преданности матушки своему батюшке, детям. Я по жизнь обязана быть тебе помощницею – так слышит себя матушка в отношениях с батюшкою, дети, я с вами всею душою до самой смерти – так слышит она себя в отношениях с детьми. И не может по-другому быть устроена душа, если ее сотворил Бог, сотворил по Своей благости и вложил в нее благие свойства. Лишь бы только человек услышал в себе эти дивные дарования Божии и жил бы весь в согласии с ними.

Четвертый дар души – деятельная сила, которая не знает праздности, но вся в трудах без усталости. Не любит играться, не любит сидеть или лежать, не любит пустых и никчемных разговоров, не знает пересудов, сплетен, не живет ими, избегает их; не знакома с ленью, бегает отлагательства, не будет раскачиваться или мотаться из угла в угол. Всегда при деле.

По темпераменту матушка может быть разной. Одна в трудах стремительная, быстрая: не успели оглянуться, а уж все переделала, все исполнила, во всем навела порядок. Другая в движениях медленная, степенная, однако, и она успевает все по дому. Никуда не торопится, но и у первой ее стремительность не есть торопливость. Вторая делает все ладно, добротно, но и у первой все ладно и добротно выходит, скорость только иная. Обе в деятельной силе, т.е. в чувстве труда и любви к труду, не обделены Богом, потому и лени не знают.

Пятый дар – творческая сила, умение души неповторимо совершать жизнь. Действительно, что бы мы ни делали от души, все выходит по-новому, все чем-то отличается от сделанного раньше. Лишь там, где душа схвачена установками или какими-то обязательствами непременно делать один в один, там она и штампует, сама при этом не живя в своей творческой силе. Либо, бывает, что человек от испуга начинает повторять одно и то же, либо от страха перед наказанием или перед «крутым» характером ближнего запирается в своих возможностях творить жизнь и начинает быть вымуштрованным, как оловянный солдатик. Ты ему одно, он тебе: «Никак нет». Ты ему другое, он тебе: «Как изволите», или «Как скажете». Да ты ответь по-человечески: «Не могу». Бывает, в разговоре человек постоянно поддакивает тебе или на каждое твое слово кивает головой. Это что-то не в порядке у него с душой. Каким-то страхом и подобострастием она перехвачена. Вот и творческая сила в тисках. Не может он творить жизнь, весь односложный, однотипный. Крайние случаи такой болезненности души описаны в литературе: человек в «футляре», человек-«шинель», -«нос» и другие.

Матушка, наделенная творческим дарованием души, как вода в ручье – сколько ни смотри, не наскучит. Ни один перелив не повторится, а, казалось бы, то же русло, те же камешки на дне, да и вода, не иное какое вещество, одни у нее свойства, прозрачная да быстротекучая. Но в движении неповторимая. Что в деле повтора не будет, что в беседе, что в обхождении. И со всяким человеком она жизнь творит, так что душа его жизненностью окрыляется, оживает, как пробуждается ото сна, и радостно становится всякое дело делать, любую обязанность нести. Разные матушки по-разному этот дар исполняют. Одни тихие и кроткие, скажут – утешат, сделают – ободрят; другие шутливые и веселые, скажут – рассмешат, сделают – как горизонты откроют; третьи серьезные и вдумчивые, скажут – встряхнут, сделают – словно заново родишься.

Все дарования души, сколько бы их не было, одной душе принадлежат, не отдельности какие-то, не разные стороны ее, но каждая свойственна всей душе. Как огонь источает свет и тепло вместе, поэтому и свет тепел, и тепло всегда со светом, так и душа со всеми ее дарованиями так живет, что одно дарование напояет богатством другие, и другие напояют богатством первую. Поэтому, когда трудится матушка, она влагается в труд всеми силами души, какие имеет. Оттого и дело получается добротное да ладное. От деятельной силы в него труд вложен, от творческой – неповторимость, от попечительной – чувство того, кому и для кого делалось это дело, от взаимодавства – верность человеку и делу для него, от созерцательной – благолепие дела. Так же и с остальными силами. Чем богаче человек, тем богаче и добротнее и дело будет исполнено.

Шестой дар души – почитание, благоговение перед большим. Что же есть благоговение? Страх, исполненный любовью. Это дивное свойство души, благодаря которому душа проникается особым отношением ко всему доброму в ближнем, благоговеет перед добром. Даже чувство уважения, признания меньше, т.к. относится к внешнему ближнего и к проявлениям его нрава. Почитание же слышит сам нрав, доброе в нем. Больше того – оно имеет в себе избыточное благоговение, которое дарится другому сверх того, что он заслуживает. Так как это проявление любви, то и отношение к ближнему оно дарит от избытка, даром, наперед. Сила этого чувства в том, что им один поддерживает в другом его доброе и возвышает другого над собой. Это возвышение придает другому силы, поэтому и дорожит он почитанием.

Почитание близко лежит к взаимодавству и одного с ним корня. Поэтому имеет отношение и к преданности, и к верности. Последние из него происходят. Господь вложил это свойство в душу человека как начальное и положил заповедь ему с самого младенчества: чти отца и матерь твою. И из этого свойства души разовьются многие добродетели.

Хорошо матушке, если в ней есть эта сила души. Ею она чтит батюшку, ею чтит своих и его родителей. Ею же она чтит все угодное Богу в детях своих: чистое и доброе в дочерях, мужественное и великодушное в сыновьях. Услышав со стороны родителей почитание тех или иных своих качеств, дети начинают дорожить ими, лелеют их в себе, берегут и растят. Имея почитание, матушка никогда не впадет в чувственность или душечковость к батюшке, никогда не услышит он от нее какой-либо дерзости, не найдет ее обиженной, не услышит капризов, истерик, не встретит кокетства, жеманства. Все это не свойственно почитанию, и оно гонит из души матушки все такие интонации и переживания.

Обращенное к детям, почитание хранит и развивает в них то, что по достижении возраста составит славу Божию в их характере и нраве. В мальчиках – все, достойное мужчины, воина, гражданина, отца семейства, мужа в супружестве, Божьего человека. В девочках – все, что достойно женщины, жены в супружестве, матери, дочери своего Отечества, человека Божьего. Отсюда в матушке мир, простота и одновременно сила в обращениях с детьми, почти не видимый, но явственно слышимый тон уважительности к ним, ласка и одновременно непозволительность с их стороны неприличного поведения. Это тот тон почитания, который обычно есть между равными и одинаково достойными, и, вместе с тем, незримо, но всегда присутствующая справедливость, по которой детям отведено все же детское место в семье. И это все просто и естественно живет в матушке, как что-то само собой разумеющееся, только потому, что в ней есть дар души – почитание. При таком свойстве матушки невозможно детям сделаться капризными, истеричными, непослушными, обидчивыми, упрямыми. Даже если и есть эти свойства в ребенке, очень скоро они исчезают в нем почти полностью, т.к. матушка ничем, никогда не поддержит их, не разовьет, больше того, даже как бы и не заметит их.

Седьмой дар души – разумная сила, та, которую многие отцы Церкви называют мыслительною силою души. Это не разсудок, которому свойственно наблюдать внешнее предметов и явлений, а о внутреннем заключать по внешнему. Это то зрение души, которым она проникает в самое существо вещей и явлений, открывает их для себя, во внутреннем взоре своем слышит, что происходит в окружающем ее мире. Этой силе души свойственно открывать существенное мира так, как оно есть, не придумывая, не представляя. Ибо в отличие от нее разсудок обо всем судит примерно, догадками, почти призрачно, почти всегда сочиняя и фантазируя, добавляя от себя, мечтая.

Разумная сила есть причина мудрости матушки. Благодаря ей она не торопится с результатами, но может предчувствовать, предведать их; слышит, как повести дело, когда и с чем подойти к батюшке, к каждому отдельному ребенку; никогда и никого не раздразит, не обидит; не будет многословна, но всегда скажет просто и точно по делу, обстоятельству или по нраву ближнего; знает, как кого поддержать, всегда с этим будет вовремя, кого и когда утешить, знает и чем утешить; ни перед кем не заносится, всегда скромная, уступчивая, незлобивая, со словом веским, или словом метким, или словом, смысл которого откроется спустя время, тогда удивишься матушке и невольно будешь прислушиваться к ней, уважать, а потом и почитать ее. И все это дается матушке по причине дара Божьего – разумной силы.

Восьмой дар – любовь, сердечная сила. К чему ни прикоснется этот дар, все то наделяется от нее сугубой живостью, теплом, исполняется добротностью и начинает быть в мире с каким-то особым правом на свое присутствие среди вещей и предметов, источая щедрость, возвышенность, благолепие, одним словом, источая жизнь.

Печет ли матушка лепешки, пироги, хлеб – все выйдет пышным, румяным; растит ли цветы дома, сажает ли огород – все подымается сочно, богато; вяжет ли платки, варежки, носки – наденешь и не хочется снимать, так все мягко, тепло, уютно; возьмет ли в руки младенца – только что плакал отчаянно, а тут затих, успокоился, утешился; присядет ли к средним детям, немного поговорит, скажет что-то – и те придут в особый лад души, в котором ребенок укрыт, наполнен ласкою, побудет ли со старшими – и те остепенятся, придут в радушие, благодарность; останется ли с батюшкою – и он услышит мир, а в нем себя, в себе же часть себя, матушку, как свет и славу свою. И все это потому, что в матушке есть любовь.

Девятый дар души – ее вожделевательная сила, вожделение добродетелей, желание добра, воление. Она, как говорит св. Иоанн Дамаскин, является естественным стремлением души к добру, разумным и свободным, т.к. в человеке соединяется с разумом, и душа через нее сама в себе имеет образ предмета, дела или поступка, к которому рождается вожделение, желание. Поэтому вожделение не бывает пустым. Оно всегда напоено предвкушением добродетелей. Более того, приобретая это предвкушение добродетелей, оно и становится вожделением, т.е. разумным и свободным стремлением.

В этом смысле сила эта, коль она есть в человеке, и почему она отличается от похожего в животных, всегда живет и предвкушением и уже единением с добродетелями. Она ими и в них живет, напояя их движением.

Поэтому, влагаясь в добродетели или сочетаясь с ними, вожделение делается действием, имеющим свою цель, и подвигающим в свою деятельность остальные силы человека, в том числе разсудок, память, тело с его членами, а вовне в деятельность вовлекаются все внешние составы дела или события: материалы, средства, условия, люди.

Три последние дара – разумная, сердечная и вожделевательная (волевая) силы являются, по словам святых отцов, основополагающими силами души. Ими, составляющими нравственные основания, совершается ведущая деятельность души. При этом, в разумную вовлекаются созерцательная и творческая силы, в сердечную вовлекаются почитание и взаимодавство, в волевую – попечительная и деятельная. Где-то вовлекаются, а где-то ведущие силы сами облекаются другими и через них или в них живут. Из этого складывается все богатство и разнообразие человеческих нравов и характеров.

Матушка, одаренная вожделевательной силой, имеет вкус к добродетельной, нравственной жизни. Это именно вкус, желание жить в добром, потребность души. Больше того, это и сама уже жизнь в добрых делах, поступках, в добром нраве. Это не разсуждение, что добро, что зло, не эмоциональное предпочтение, в котором живет чувственное «нравится или не нравится». Это по вкусу изнутри желаемое исполнение добра. Сама потребность добра вожделевательно живет в душе, ожидая возможности и условий для его осуществления. Но и не только ожидая. Многое матушка делает, потому что предвидит: первое – нужды своих домашних (одежда ли стареет – скоро потребуется новая; пост ли близится – нужно сделать заготовки; трудные испытания наступают – нужно упредить, утешить); второе – возможность устроения жизни в более удобное, уютное, доброкачественное; третье – необходимость перемены нрава домочадцев из жадности в щедрость, из зла в добро, из неверия в веру. Вожделение деятельного участия в домашних и порождает ее живое присутствие в доме.

Бывает, что матушка в этом неудержима и неутомима. Так сделает, как никто и придумать бы не смог, о таких деталях попечется, на что бы и не обратил внимание. Но вот сделала – и правда, удобно, так удобно, как никогда.

Вожделение воли батюшки – оно одно только и слышит послушание как послушание. Батюшка сказал – примется и будет сделано. Это существенное свойство воли – входить в отношения с волей другого. Не разумом, не разсудком, и не эмоциональным откликом на человека, но непосредственно самой волей. Воление, будучи разумным и добродетельным, свободно ищет и хочет таких отношений со старшими, с большими. Так живут дети в те моменты, когда они принимают от взрослых повеление, совет и сразу приступают к исполнению. Образ дела уже дан в словах взрослого. Они берут его не разсудком, чтобы через него потом включить волю, а может и не включить, пропустив через какое-нибудь самомнение. Они берут непосредственно волей, своим волением, т.е. желанием делать и делать так, как сказал старший.

Как сказал старший – в этом разумность воления. Разумность, т.е. разпознание добра в том, что сказал старший. В грех разумная воля не пойдет. Сразу остановится или воздержится. Свобода же в том, что берут непосредственно, без разсудительных заплетений. Последнее свойственно обычно разсудку, который по природе своей не знает, что есть добро, будет путаться в представлениях и самомнительных разсуждениях, боясь потерять какую-нибудь свою корысть. Входить в отншения непосредственно или свободно – это значит быть с человеком не через эмоциональное восприятие его: нравится он мне или не нравится, обижена я на него или нет, хочу быть с ним или не хочу. Так ведет себя только та воля, которая повязана эмоциональными впечатлениями.

Свобода же в том, что ребенок легко поднимается от своих увлечений или занятий, не повязан ими, сразу отлагается от своих хотений. Детское воление еще незрело в разуме, но зато исполнено доверия взрослым и потому свободно откликается на действия взрослых. Воление же матушки тем более свободно, чем более оно стало зрелым в разуме. А по внешнему и внутренним чувствам оно такое же: сказали – свободно отложилась от своих занятий, пошла и сделала. Потребность послушаться воли ближнего есть внутренняя потребность самого воления.

Этою же свободою матушка, исполняя то или иное дело, всею душою пребывает в нем, оставив все остальные попечения, всю себя посвящая тому, чем сейчас занята. Это тоже свойство свободной воли – предаваться всей душою одному занятию или одному из детей и быть с ним, пока не разрешится или не закончится обстоятельство.

Воля, исполненная разума, чтит нравственные правила и нравственный порядок жизни. Она своим существом узнает эти правила. Принимает их как жизнь свою, и сразу влагается в них, и с этого времени по ним живет. Разумною волею матушка чтит добрые обычаи, которые подмечает в людях, в своем народе и в той старине, которая сохранила их либо в виде книжных описаний, либо в разсказах старших, либо в их поступках и делах. Почитание обычаев старины – одно из важных свойств свободной воли. В воле почитание это всегда деятельное, ибо чтит вожделение, которое обычай не созерцает и не рассказывает о нем, восхищаясь или умиляясь ему, оно без слов приемлет его в исполнение и просто начинает им жить. Жизнь в добрых обычаях для вожделения – сладость.

Воля теряет свою свободу, когда начинает повязываться эмоциональными и чувственными впечатлениями: близость с мужем, пережитая со страстью, роды ребенка, кормление его грудью – все это сопровождается сильными впечатлениями. Воля оплетается пережитою сладостью и удовлетворенностью чувственного материнства и поглощается ими. В результате матушка может говорить: «Сын уже два с лишним года, а я никак не могу оторвать его от груди. Весь изводится в реве, чтобы я дала ему грудь».