4

С малых лет Лиля усвоила: чтобы в жизни чего-то достичь, нужно много работать. Так трудились ее родители – в колхозе и дома. Колхоз выращивал сахарную свеклу. Ее сдавали на завод, где перерабатывали в желтоватый, сладкий песок. Мешки с ним привозили в дом осенью: колхоз помимо зарплаты поощрял работников натурой. Так что можно было зачерпнуть из мешка горсточкой и отправить в рот лакомство, медленно рассосать, а потом облизать пальчики…

Двор их дома был полон живностью: корова, поросята, куры… Время от времени появлялись индюки и гуси: родители то заводили их, то отказывались, то снова заводили. Их всех надо было обиходить и накормить. А еще огород и «сотки» с картошкой… Зато и жили они сытно. В доме Девойно всегда были сало, масло, яйца и картошка. Молоко пили все, включая кота. На Рождество и в другие праздники родители накрывали большой стол, который ломился от еды. Приходила многочисленная родня, соседи, все пили и ели, но все равно оставалось так много, что наготовленное доедали несколько дней.

Как все деревенские девочки, Лиля рано приобщилась к труду. Пасла гусей, кормила поросят, давала пойло корове и рано научилась ее доить. Подростком ходила «на бураки». Свеклу на колхозных полях сеяла и убирала техника, а вот пололи вручную. Дело тяжелое, муторное, но за него хорошо платили.

Работа не мешала учиться. Школу Лиля окончила на пятерки. До золотой медали не дотянула совсем чуток. Получив аттестат и отгуляв выпускной, Лиля поехала в Минск – поступать. Выбрала филфак университета. Она любила книги и обожала читать. Родители не возражали. Дочь станет педагогом – хорошо. В деревне учитель – уважаемый человек.

На дневное отделение Лилия не прошла – не хватило балла. Конкурс оказался большим. А вот на заочное ее взяли. Домой возвращаться Лиля не захотела – город манил. Устроилась прессовщицей на тракторный завод – там принимали всех. Поселилась в общежитии и стала привыкать к столичной жизни.

Платили ей хорошо, но работа не нравилась: грязная, шумная. В прессовом корпусе стоял неумолчный грохот. Здесь рубили, гнули металл. Работникам выдавали беруши – без них можно было утратить слух. Лиля подавала в штамп металлическую полосу и нажимала педаль. Ползун пресса прижимал верхнюю плиту штампа, пуансон вырубал деталь, и та по желобу скользила в короб. Когда короб наполнялся, приезжал электрокар и увозил его на склад. Взамен доставлял пустой. И так изо дня в день.

Когда монотонный ритм становился невмоготу, Лиля говорила себе: «Сейчас я сделаю очень красивую деталь. Такой у меня еще не было». Это помогало. Еще она искала возможность сменить работу. Будучи приметливой, обратила внимание на машинисток, сидевших как в кабинетах заводоуправления, так и в приемной начальника их корпуса. Лиля записалась на курсы машинописи и успешно их окончила. И надо же было случиться – уволилась секретарь их корпуса. Она вышла замуж за офицера и отбыла к месту его службы. Лиля, захватив удостоверение об окончании курсов, отправилась к начальнику. Тот сидел в кабинете и листал бумаги.

– Чего тебе? – спросил хмуро.

– У вас освободилось место, а я – вот! – Лиля протянула удостоверение.

Начальник пробежал его глазами и хмыкнул.

– Держи! – он протянул ей пару рукописных листков. – Машинка в приемной, бумага и копирка – в столе. Там же найдешь образцы. Отпечатай в двух экземплярах. Посмотрим, какой из тебя секретарь!

Через десять минут Лиля вошла в кабинет и протянула листки.

– Уже? – удивился начальник и взял их. Пробежав глазами, покачал головой: – Надо же! Ни единой ошибки. У твоей предшественницы хватало. Ладно, беру. Только учти: оклад – девяносто рублей. Еще премия, но все равно меньше, чем у прессовщицы. Жалеть не будешь?

– Нет, – ответила Лиля.

Она знала, что говорит. Студентов-заочников на тракторном работало много. Они писали курсовые и дипломные. В институтах нередко требовали подавать их в печатном виде. К машинисткам стояли очереди. 20 копеек за страницу – не много. Но если страниц набирается 100–200 в месяц? Лиля не бедствовала. Денег хватало даже на подарки родным.

С общежитием ей повезло. У Маши Кутырло из заводского КБ вышла замуж соседка. Освободилась койка. В общежитии Маша жила давно и всех здесь знала. Она попросила коменданта подобрать ей хорошую девочку. Работящую, умную и, желательно, – заочницу. Лиля этим критериям вполне соответствовала. Так она поселилась в однокомнатном блоке на втором этаже.

С Машей они ладили. Соседке по комнате было под тридцать. Старуха, что скажешь? Костлявая и некрасивая, Маша не привлекала взоры мужчин. К тому же имела острый язык. Кто такую возьмет? Маша ходила в походы и филармонию, но умный и интеллигентный жених все не попадался. Маша ждала, пока подойдет ее очередь на квартиру. «Тогда заживу!» – говорила она, и Лиля догадывалась, почему. Невесты с квартирами в Минске были наперечет.

Лилю соседка взяла под крыло. Первым делом просветила насчет парней. Учила не верить их обещаниям. Со слов Маши, каждый из них только и ждал, чтобы воспользоваться неопытностью девушки. Лиля кивала, но не верила. Парни в общежитии жили хорошие. Многих она знала – печатала им курсовые. Однако ею они не интересовались. Приносили работы, забирали готовые, платили – и все. Лиля осознавала, что она не красавица, но ведь – и не урод? Фигура у нее нормальная, разве что рост маленький. Может, поэтому не замечают?

…В первый раз Лиля увидела Сергея в прошлом году. Он заглянул в корпус после «дембеля». Пришел в форме, весь в значках и медалях. Был обеденный перерыв, девчата сбежались поглядеть. Многие знали Сергея до призыва – он работал в корпусе. Сергей смеялся, шутил и давал потрогать медаль. А вот за что наградили, не сказал. Говорил: «Военная тайна!» и загадочно улыбался. На Лилю он внимания не обратил – возможно, даже не заметил.

Потом он вышел на работу. Пробегая мимо его участка, Лиля видела Сергея у верстака или у шлифовального станка. Он работал, не обращая на нее внимания. Лиле сказали, что Сергей крутит любовь с Галькой. «Блядь!» – говорила про нее Маша, и в этой характеристике был резон. Галька пользовалась в общежитии определенной репутацией. «Мог бы и порядочную найти!» – осуждала Лиля. Порядочная в корпусе имелась, только Сергей ее не замечал.

Потом с ним случилось беда. Узнав, Лиля едва сдержалась, чтобы не полететь в больницу. Сходила б, конечно, не утерпела, но мастер Мамай принес известие, что Сергей поправился. Она и сама увидела его в субботу. Несмотря на забинтованную голову, выглядел он бодро.

Назавтра общежитие облетел слух: Сергей дал Гальке отставку. Эту новость перетирали в комнатах. Девчонки гадали: с чего? Сошлись во мнении: узнал, с кем водится. Кто-то просветил – в общежитии с этим просто. Лиля обрадовалась, но ненадолго. Порвав с Галькой, Сергей исчез. То есть не появлялся на дискотеках, перестал играть в футбол. Днями сидел в своей комнате – переживал, как поняла Лиля. Еще он ходил на работу и бегал в саду. Там Лиля его и видела. Сад – место общественное, всякий может гулять. Только он опять не обратил на нее внимания.

Наконец, Сергей явился на дискотеку, и Лиля обрадовалась. Похоже, с переживаниями он справился. Выглядел Сергей довольным. Она набралась храбрости и пригласила его на танец. Он не отказал, хотя и сказал поначалу, что разучился. Скромничал, конечно. В танце он вел ее уверенно. Они поговорили. От Сергея пахло спиртным, но Лилю это не смутило. Многие парни являлись на дискотеку с запашком. На ногах стоит твердо, говорит четко – чего же еще?

И тут выяснилось, что в последние месяцы он отнюдь не переживал разрыв с Галькой. Писал повесть. У Лили от этой новости перехватило дыхание. Он – писатель! Когда Сергей предложил напечатать рукопись, Лиля немедленно ухватилась. Такой повод сойтись ближе!

Она не обратила внимания на беспорядок в его комнате – у парней это обычное дело, и вцепилась в текст. Прочитав пару страниц, поняла: хорошо! Поэтому и заторопилась к себе, хотя планировала задержаться. Ей хотелось остаться с рукописью наедине. А с Сергеем они встретятся – он же пообещал.

Читала она допоздна. Маша стала ворчать, Лиля выключила верхний свет и пересела к столу с лампой. И лишь закончив, легла. Сон не шел. «Невероятно! – думала Лиля. – Неужели это он написал?»

В многотиражке завода время от времени публиковали стихи и рассказы начинающих авторов. При редакции работало литературное объединение. Лиля читала эти выпуски. Стихи и проза были слабыми. Лиля относилась к этому с пониманием – начинающие. Сергей сказал, что и он такой. Но из рукописи этого никак не следовало. Текст писала уверенная рука. «Неужели он у кого-то заимствовал?» – мелькнула мысль. Подумав, Лиля отвергла ее. Во-первых, рукопись несла следы работы. Много правок, нередко вычеркнуты целые куски. Новые вписаны на обороте страницы. Так не заимствуют. Кроме того, Лиля не представляла, у кого он мог списать. Повесть даже в малой степени не походила на знакомую ей литературу. Лиля в этом разбиралась – читала много. Студентка филфака как-никак. История о любви балерины и рабочего навевала грусть. В то же время по прочтении оставалось светлое чувство. «Как это ему удалось? – размышляла Лиля. – Откуда он знает балет? И ведь видно, что разбирается. Неужели он любил балерину? – Лиля почувствовала укол ревности. – А как же Галя?…»

Ответов на эти вопросы Лиля не находила. Она долго ворочалась, но все же уснула. Назавтра перечитала повесть. В этот раз заметила в тексте шероховатости, и это успокоило ее. Сергей явно писал сам. Значит, он талант. Самородок, как Максим Богданович^[7]. Помогать такому – счастье. Она не пожалеет сил…

Всю оставшуюся неделю Лиля работала. С ошибками она справилась быстро – это не составляло труда. А вот редактирование… Основные словари у нее были – будущему филологу без них никак. Лиля взяла в библиотеке еще. Словари синонимов, антонимов, эпитетов… Она просеивала текст, как золотоискатель песок, пробуя слова на вкус и запах. И радовалась, когда находила замену. К пятнице она справилась. О чем и сказала Сергею, заглянув к нему на участок.

– Приходи вечером, – сказал он. – Часам к шести. Попьем чаю, посмотрим текст…

– Буду! – ответила Лиля, мысленно обрадовавшись этому «приходи». Он перешел с ней на «ты»!

Ровно в восемнадцать она подошла к вахте с папкой в руках. Сергей ее ждал. Они оставили пропуска и прошли к лифту. Подошла кабина, открылась дверь, и Лиля шагнула внутрь. Не подозревая в тот миг, что выбрала судьбу…

* * *

После того, как мы закончили с рукописью, я некоторое время сидел, охренев. То, что эта пигалица сотворила с моей рукописью, не поддавалось определению. Есть люди с абсолютным музыкальным слухом. Один на десять тысяч населения. Но есть и обладатели абсолютного литературного слуха. Как музыкант безошибочно определяет ноту, так и они чувствуют слово в каждом его оттенке. В том времени я знал такого человека. Одного за всю жизнь…