4

Красно-желтый трамвай, дребезжа и постукивая колесами на стыках рельсов, полз от разворотного кольца к улице Якуба Коласа. Кольцо располагалось напротив гастронома, в котором работал Николай, и со ступенек у входа в магазин было видно, как трамвай подъезжает к диспетчерской, замирает ненадолго, а затем отправляется по маршруту. Но сейчас Николай ждал его на остановке – предстояла поездка в психоневрологический диспансер. Алексеевна рассказала, как туда доехать и к кому там обратиться, а заодно – как себя вести. Николай испытывал небольшой мандраж. Как там дело повернется?

Подошел трамвай, распахнулись двери. Лосев поднялся по ступенькам, приобрел билетик у кондуктора, заплатив три копейки, и сел у окна. Шел десятый час утра, будний день, пассажиров мало. Трудится народ. Это перед сменой, а затем, по окончании ее, в транспорт не пробиться. Так ему сказала Алексеевна. Сам же Лосев ехал на трамвае в Минске в первый раз. До сих пор как-то не случалось – просто было незачем.

Дребезжа стальными сочленениями, трамвай неспешно полз по рельсам, Николай смотрел в окно. Улица Седых, где он жил, находилась на окраине, а сейчас он ехал в центр. Открывавшиеся виды не внушали. Кое-где стояли новые дома и строительные краны, остальное выглядело блекло. Частный сектор с серыми домами и заборами, двухэтажные бараки и сортиры во дворе. Улицу, по которой шел трамвай, покрывал потрескавшийся асфальт с выбоинами. Выходившие на нее другие «направления» кое-где имели мостовые из булыжника. Транспорта на улицах немного, в основном – грузовики. Все – капотные, с деревянными бортами или же фургоны с тентом. Иногда обитые металлом. Легковые автомобили большей частью старые, попадались даже «эмки». Николай их видел в фильмах про Великую Отечественную войну. Были и «Победы», а еще – «Москвичи» и «Волги» – 21-е, конечно. Некоторые несли на капоте блестящую фигурку оленя. Николай знал, что такие машины – редкие^[29]. В прошлой жизни побывал на выставке ретроавтомобилей, там ему и рассказали. Ну, а здесь – пожалуйста, катаются.

Трамвай вполз в плотную застройку. Двух-, трех- и пятиэтажные дома, сложенные из кирпича и оштукатуренные. Приближался центр города, как понял Николай. Появилась площадь – продолговатая, большая^[30]. Удивительно, но даже здесь выходящая на нее с правой стороны улица несла булыжное покрытие^[31].

Трамвай пересек Ленинский проспект, выбрался на улицу Первомайскую, покатил по ней. Остановок никто не объявлял, и Николай ориентировался по названиям улиц, которые считывал с табличек на домах. Красноармейская, Энгельса и Ленина. Следующая – стадион «Динамо». Здесь он вышел и, вертя головой по сторонам, чтобы под колеса не попасть, пересек улицу перпендикулярно стадиону. Никаких знаков перехода не имелось, как и светофоров – даже в центре. Движением управляли регулировщики с палочками в белых кителях, фуражках и перчатках.

Табличка на стене дома подтвердила, что он вышел на Октябрьскую. Посреди нее бежали рельсы, только Лосев ждать трамвай не собирался и пошел по тротуару – время позволяло. С левой стороны тянулись производственные здания, сложенные из кирпича, и похоже, что еще до революции. Выглядят весьма уныло, хотя жизнь кипит: из ворот ближайшего завода выезжали грузовики. В кузовах он рассмотрел знакомые ящики с бутылками – водочку везут^[32]. Кто попотеет, разгружая. Алексеевна нашла ему подмену на этот день, ну, а завтра… Все зависит от итогов встречи.

Наконец он подошел к нужному зданию. Вывеска у входа сообщала: «Республиканский психоневрологический диспансер»^[33]. Николай поднялся по ступенькам и, открыв дверь, ступил в холл. К регистратуре подходить не стал: если ему правильно сказали, это не потребуется. Он поднялся на второй этаж и, найдя нужную дверь, постучал в дубовое полотно.

– Да? – раздалось из-за двери.

Николай потянул ручку на себя и вошел. В небольшом кабинете за столом, заваленным бумагами, сидел мужчина средних лет, ни в малейшей мере не походивший на образ профессора из фильмов. Ни очков, ни встрепанных волос. Круглое лицо, лысина, двойной подбородок, набегавший на рубашку. Он почти скрывал узел шелкового галстука.

– Здравствуйте, – сказал Лосев. – Вам насчет меня звонили. Я – Борис Михайлович Коровка.

– Было, вроде, – протянул толстяк, почесав висок у края лысины. – Только что конкретно, не запомнил. Что-то там не так с диагнозом.

– Именно, Семен Прокофьевич, – подтвердил Лосев. Как зовут профессора, он прочел на табличке на дверях.

– Проходите, – указал на стул хозяин кабинета. – Документы принесли?

Николай выложил на стол паспорт, справку и удостоверение инвалида.

– Любопытно, – произнес профессор, все их рассмотрев. – Не согласны, значит, вы с диагнозом?

– Он ошибочный, – ответил Николай.

– Сомневаюсь, – собеседник покрутил лысой головой. – Мы в таких делах не ошибаемся.

– Но проверить можно?

Николай вытащил из лежавшей на коленях сумки бутылку коньяка и палку копченой колбасы. Взять их посоветовала Алексеевна, заплатил он сам. Николай выложил гостинцы перед профессором. Тот одобрительно хмыкнул, рассмотрев этикетку на бутылке. Затем вытянул ящик стола и сложил в него угощение. Взамен достал картонную папку и извлек из нее потрепанный листок с машинописным текстом.

– Прочитайте, а затем перескажите собственными словами^[34].

Николай пересказал. Профессор почесал в затылке и достал другой листок. На нем хаотично были разбросаны линии и геометрические фигуры.

– Расскажите, что вы видите^[35]?

– Вот ворона на кусте, – указал пальцем Николай. – Это девушка смотрит вдаль. Грустная чего-то. Здесь, похоже, ящерица…

– Гм, – сказал профессор. – Ну, а здесь?

Он протянул другой листок. Николай не выдержал и рассмеялся.

– Что смешного? – удивился хозяин кабинета.

– Извините, анекдот пришел на память.

– Расскажите! – предложил профессор.

– Психиатр показывает пациенту листок с треугольником и просит сообщить, что он видит на рисунке. «Палатка, а в ней мужчина и женщина занимаются любовью». «Хм! – произносит доктор. – Ну, а здесь?» Он показывает рисунок с квадратом. «Это кровать, на которой двое занимаются любовью». «А вот это?» – психиатр демонстрирует круг. «Это иллюминатор корабля, а в каюте двое занимаются любовью». Врач рисует на листке зигзаг: «Ну, а это что?» «Доктор! Да вы просто сексуальный маньяк!» – отвечает пациент.

Собеседник хрюкнул и захохотал.

– Я в такой интерпретации этот анекдот еще не слышал, – сообщил, перестав смеяться. – Говорят обычно так: «Что-то у вас все мысли о разврате, батенька», – замечает психиатр. «Сами виноваты: для чего похабные картинки мне показываете?» – отвечает пациент. Вы откуда про маньяков знаете?

– Так читаю много, – выкрутился Лосев. – Я люблю читать.

– Ясно, – покивал головой профессор. – Что ж, могу обрадовать: никакой вы не дебил, Борис Михайлович. На своем веку я их повидал. Ни единственного признака, говорящего об умственной отсталости. Почему поставили такой диагноз? – ткнул он пальцем в справку. – Странно.

– Может, я поправился?

– Невозможно, – покачал профессор головой. – Органическое поражение мозга исцелению не подлежит. Но могла быть временная задержка в умственном развитии. И бывает, что она проходит, хотя это редко. Вы хотите снять диагноз?

– Да, – ответил Николай. – Я хочу работать, получить образование, стать полезным членом общества.

– Что ж, похвально, – оценил хозяин кабинета. – Мы поступим так. В 14 часов соберется наша ВТЭК^[36]. Напишу вам справку об осмотре и подам на рассмотрение. Попрошу принять вас первым. Приходите. Заседание на третьем этаже.

– А диагноз точно снимут? – не поверил Николай.

– Обижаете, Борис Михайлович! – укорил его профессор. – Мое слово что-то значит в этом заведении. И еще открою вам секрет. Почти все из числа пациентов, приходящих к нам на ВТЭК, просят дать им инвалидность, а не снять нее.

– Для чего? – удивился Лосев.

– Пенсия и другие льготы, – улыбнулся собеседник.

– Если инвалидность снимут, можно сделать так, чтобы в документах не осталось и следов диагноза? – поинтересовался Лосев.

– Для чего вам это?

– Бывшего дебила в армию могут не призвать. Не служивших девушки не любят, замуж за меня не выйдут^[37]. И с учебой могут быть проблемы.

– Что ж, резонно, – согласился профессор. – Я подумаю, что можно сделать.

Николай поблагодарил и вышел. Стрелки на часах в холле показывали 11. Времени вагон, можно погулять по городу, чем Лосев и решил заняться. Опоздать он не боялся. Наручных часов у Бори не имелось, но хватало городских, предназначенных для всех. Он успел заметить это по пути к Октябрьской. В крайнем случае, спросит у прохожего – это удивления не вызовет. Не один он ходит без часов^[38].

Он дошел до железнодорожного вокзала, побродил по Привокзальной площади и, спросив дорогу, вышел на другую. Полюбовался бывшей церковью из красивого красного кирпича, заглянул на Главпочтамт. Писем посылать не стал, потому как некому, а приобрел газету. Полистал ее на лавочке в сквере возле «Фабрики заготовочной»^[39], где имелись ресторан и столовая. Пообедал в ней, заплатив полтинник за три блюда: суп картофельный с мясом, котлета с кашей и компот. Сытый и довольный отправился обратно.

Возле нужной ему двери с табличкой «ВТЭК» сидели ждущие приема – в основном, матери с детьми. Посмотрев на лица деток, Лосев понял: инвалидность им дадут – сам такой недавно был. Та неправильность в его лице, что он видел в зеркале после переноса, через день сошла на нет. Кто б иначе принял его грузчиком? Николай тихонько встал в сторонке возле двери в кабинет. Его снова бил мандраж. Да, профессор обещал, но комиссия что скажет?

Распахнулась дверь, из нее выглянула пожилая женщина в белом халате.

– Есть Коровка? Заходите.

Николай последовал за ней. Посреди большого кабинета, где он оказался, находился стол, и за ним сидели трое докторов в белых халатах. Среди них Николай узнал профессора. Тот был с краю. В центре восседал мужчина средних лет с суровым выражением лица. «Он, похоже, главный, типа – председатель» – понял Лосев.

– Проходите и садитесь, – председатель указал на стоявший перед ними стул. Николай поблагодарил и занял место.

– Так, товарищи, – произнес «суровый», положив перед собой бумаги. – Борис Михайлович Коровка, год рождения 1949-й. Обратился с просьбой снять диагноз вместе с инвалидностью. Был обследован профессором Петровым. Заключение: полностью здоров. Подтверждаете, Семен Прокофьевич?

– Да, – кивнул профессор. – У меня сомнений нет.

– А вот я имею, – хмыкнул председатель. – Не припомню, чтобы мы снимали дебилизм. Органическое поражение мозга не проходит просто так.

– У Коровки его не было, – возразил Семен Прокофьевич. – Так я полагаю. Временная задержка в умственном развитии. У детей случается. Пациента нужно было наблюдать, а ему поставили диагноз и на том успокоились.

– Инвалидом его ВТЭК диспансера признала, – не угомонился вредный главный. – Пусть не мы подписывали этот документ, – он поднял бумажку, – но ответственность несем. Вдруг ошибка? Сами знаете, как внушаемы дебилы. Подобьют его на преступление, а за это спросят с нас.

«Счас завалит, бюрократ трусливый, – подумал Николай. – И тогда – хана. Вот же сволочь!»

– Ну, его не подобьешь! – возразил профессор. – Хитрован Коровка, да еще какой. Анекдот мне рассказал, да к тому же в тему. Для дебила это невозможно. Нужно снять. Сделаем хорошее дело, Валентин Владленович. Пусть парень работает и приносит пользу обществу. Показатель инвалидности, опять же, снизим.

– Анекдот? – задумался главнюк. – Я хотел бы слышать.

– И какой вам рассказать? – поинтересовался Лосев.

– А вы их много знаете?

– Сотни.

Николай не врал. По слиянию сознаний память его стала как компьютер. Он прекрасно помнил все из прошлой жизни, в том числе и анекдоты.

– Про врачей не надо! – поспешил профессор.

– Пусть расскажет про себя, – ехидно улыбнулся председатель.

Если он хотел смутить «дебила», то старался понапрасну: Николай почувствовал приступ злости. Он ему расскажет!

– Про коровок, значит? – уточнил заказ Лосев. – Что ж, такие знаю. Вот вам первый. Зоотехник сделал искусственное осеменение корове. Та поворачивает голову и смотрит на него неодобрительно. «Чего тебе еще?» – спрашивает зоотехник. «А поцеловать?»

Первым прыснул третий член комиссии – пожилой мужчина, сидевший по другую сторону от председателя. Следом хохотнул профессор. Председатель не смеялся, но улыбки не сдержал.

– А еще?

– Корова лезет на березу. Мимо пробегает лиса. «Ты зачем сюда забралась?» – спрашивает у коровы. «Яблок поесть». «Дура, это же береза!» «А у меня с собой…»

Пациенты, ожидавшие своей очереди на прием, с удивлением прислушивались к громкому хохоту, доносившемуся из-за двери кабинета ВТЭК. Наконец, он стал стихать. Распахнулась дверь, и наружу вышел вызванный первым парень. Он счастливо улыбался, прижимая к груди лист бумаги. Встав в сторонке, прочитал ее внимательно и вскинул руку с кулаком:

– Йес!..

Поймав на себе удивленные взгляды, он смутился и сунул дорогой ему листок в сумочку из синей ткани. После чего удалился торопливым шагом…

Тем же вечером в кабине главного врача диспансера собрались все трое психиатров. Профессор отогнул полу белого халата и вытащил из кармана брюк бутылку коньяка. Водрузил ее на стол. Следом появилась палка колбасы.

– Хорошо живете! – заметил главный врач, он же председатель ВТЭК. – «Арарат», пять звездочек. И колбаска недешевая.