2

Утром следующего дня, по пути на работу, майор заглянул в морг.

Леша Ванин, патологоанатом, уже закончил вскрытие тела вчерашнего убитого и что-то записывал в журнал. Увидев Голубчикова, улыбнулся:

– Ох и нетерпеливый вы, Сергей Сергеевич! Я как раз пишу заключение.

– Ладно, – пробурчал майор, – есть еще что-то?

– Все очевидно, господин начальник, – не унимался Леша, – смерть наступила от ударов, нанесенных топором в область черепа. Есть еще одна рана на бедре. Судя по всему, тоже от удара топором, полученная примерно в то же время, что и по голове. Но не глубокая и не смертельная. Так что, ищите орудие преступления. Это единственная причина.

– Как думаешь, – спросил Голубчиков, – кто мог нанести такие удары?

– Имеете в виду мужчина или женщина? – уточнил Ванин.

– Да, – майор подошел к телу, накрытому простыней, отодвинул край и поежился от увиденного.

– Да кто угодно, – ответил Леня. – Даже подросток, если, например, убитый спал.

– Понятно, – еле слышно отреагировал Сергей Сергеевич, пожал руку доктору и вышел вон.

Пока ехал в отдел, думал об убитом:

«Кто же тебя так, парень? Чем же ты заслужил такую смерть?»

Если бы Юрий, а именно так звали мужчину, мог говорить, он бы, наверное, рассказал майору о своей проклятой судьбе, в которой тоненькие белые полосы лишь изредка чередовались с непроходящими огромными черными.

Например, начал бы с того, как однажды в яркий солнечный весенний день вышел за ворота колонии, в которой отбывал наказание за убийство.

Пятнадцать лет от звонка до звонка. В свои 40 лет он и не помнил жизни на свободе. Это была третья ходка, самая длинная, самая страшная, самая унизительная.

Закинув рюкзак на плечо, Юра побрел к железнодорожной станции. Предстоял длинный путь домой, в Мохов.

За окном плацкартного вагона мелькали пейзажи великой России, а мысли уносили его в родной Донбасс, где он родился, и который навсегда остался для него самым светлым воспоминанием.

Своего отца Юра никогда не видел и не слышал о нем. Рос вместе с матерью, которая пыталась оградить его от всех невзгод. Елизавета Васильевна была женщиной тихой, простой, работала нянечкой в детском саду. Красотой не блистала. Сына родила, что называется, для себя. Советская власть выделила ей однокомнатную квартиру в центре города.

Чем могла женщина баловать сына на зарплату в 60 советских рублей? Наверное, только своей неземной любовью. Сыночка одевала просто, но чистенько. Игрушки иногда таскала ему из детского сада. Оттуда же приносила еду. Так и жили, пока Юрочка не начал взрослеть. В школе среди одноклассников авторитетом он не пользовался. Учился плохо, без интереса, одевался бедно, интеллектом не был обременен, поговорить с ним было не о чем. Поэтому держался в классе особняком. Никого не трогал, его не замечали. Но это вовсе не означало, что внутри горячей души Юрочки не кипели страсти. Ему очень нравилась девочка из соседней квартиры. Он сильно хотел с ней подружиться. Она не отвергала его и всегда с удовольствием с ним болтала. Но однажды, когда он осмелился пригласить девушку на свидание, она не пришла. Он долго ждал ее, продрог, к горлу подкатывал комок. Весь мир казался злым и чужим. Юра не понимал, почему его отвергают. Он не понимал, почему он хуже других ребят. Ему и в голову не могло прийти, что для симпатии мало только лишь смазливой рожицы, коей он, кстати, обладал. Нужно еще что-то. Развитие? А для этого желательно читать, посещать театры, музеи.

Самое интересное, что в советские времена изысканная одежда и изысканные манеры отходили на второй план, уступая место эрудиции, интеллекту. Босоногий, небрежно одетый пацан, исполняющий свои песни под гитару, моментально становился кумиром всей дворовой братии.

Юра был далек от этого. Книг не читал, телевизора не было. Мог часами сидеть на диване, уставившись в одну точку. Мечтал о чем-то, наверное.

Так вот, пока он ждал свою соседку и понимал, что она не придет, внутри начала зарождаться злость. А тут еще, как назло, увидел мать, которая пряталась в кустах и следила за ним. Моментально гнев, возмущение, обида вылились бурным потоком на нее. Чего она только ни услышала! И зачем его родила, и жизнь ему поломала, и что у других ребят матери, как матери, и только она – хуже всех! Елизавета Васильевна застыла в полном оцепенении. Она, конечно, не первый раз следит за сыном, но делает это из благих побуждений, ради него. Но чтоб так, чтоб такая реакция от любимого сыночка? Не выдержала, разрыдалась, побежала домой. Думала, сынок догонит. Увы. Юра обозлился и на нее, и на соседку, и на весь мир. С этого момента прежнего Юры не стало. Озлобленный, взъерошенный подросток искренне не понимал, почему с ним все так плохо. Лишь одно осознание засело в его мозг – дальше он так жить не будет.

Домой в тот вечер Юрка не пошел. Брел по улице к скверу, где собиралась особая молодежь тех лет. Тусовка. Джинсы, майки, на головах ирокезы. Одним словом, панки и неформалы. Вот тут-то его встретили очень весело, дружелюбно, налили «Агдама», популярного портвейна, предложили закурить. К своим 14 годам Юрочка уже имел довольно приличный стаж курильщика – целых пять лет. Вот и сейчас он с удовольствием затянулся и почувствовал, как улетает. Мерзкий ненавистный мир вдруг оказался где-то далеко внизу, вокруг раздавались сладкие мелодии, тело освободилось от тяжести, мысли – от неприятностей. Как здорово! Девчонки вокруг ласково смотрели на Юру, принимали его ласки, не отталкивали. Вот она настоящая жизнь! Его жизнь.

Когда кайф прошел, он пошел домой. Уже совсем другой человек позвонил в дверь и грубо оттолкнул мать, которая набросилась на него, как фурия, с руганью и расспросами, где был. Впервые Юрочка позволил назвать мать непозволительным словом и пошатываясь рухнул на диван.

Спал он долго. О школе не думал. Елизавета Васильевна после вчерашнего боялась подойти, чтобы разбудить. Так и ушла на работу, оставив завтрак на столе и записку, в которой просила не прогуливать школу.

Юра проснулся в новой для себя жизни. Сел на диван и начал думать. Соседка – тварь. Он ей еще отомстит за то, что отвергла его. Мать – ничтожество. Она должна ему, как земля колхозу! Одноклассники – полное фуфло, нелюди. А вот ребята с тусовки – это люди. Отныне он принимает их образ жизни и их веру.

Встал с дивана, побрел на кухню. С отвращением смахнул блинчики на пол, попил воды, оделся и ушел в новую жизнь. Навсегда. Насовсем.

3

В скверике у театра оперы и балета уже кучковались первые бездельники. Было видно, что им скучно и пока нечем заняться. Юру, однако, встретили громким улюлюканьем, очень дружелюбно. Парни хлопали его по плечу, девочки целовали в щеки. Складывалось впечатление, что свой пришел к своим. Юрка был на седьмом небе от счастья! Наконец, его понимают, принимают. Он равный среди равных! Эйфория длилась недолго. Ровно до того момента, пока не пришел Хмель, видимо, старший среди них.

– Ну что, молодняк, оттянемся? – и начал раздавать дурь.

Когда очередь дошла до Юрочки, Хмель хитро улыбнулся и спросил его:

– Может, чего покрепче? Ты не стесняйся, здесь все свои.

Юра, конечно, желая укрепить свой авторитет, попросил покрепче. На что добрый Хмель выдал ему пакетик и проинструктировал, что с ним делать. В этот раз Юра не просто улетел, а умер. На время. Но так кайфово. И опять все вокруг такие милые, такие свои.

Домой идти не хотелось. Пошел с пацанами «на хату». Где-то у кого-то предки уехали, можно кайфовать неделю.

Так и завис. На неделю. В эйфории, без времени, без реальности.

Когда очнулся, Хмель выставил счет за дурь.

Юрка обалдел. И от суммы, и от неожиданности. Реальный мир вернулся и опять долбанул по голове.

– А ты что думал, я тебя буду просто так гулять? Хочешь кайфа, плати, – и выставил очумевшего Юрика за дверь. – Срок – неделя. Не вздумай петлять. Найду – убью.

Опустошенный, еще не до конца понимающий, что произошло, добрел до дома.

Вид плачущей матери взбесил. Впервые в жизни ударил ее по лицу, да с такой силой, что женщина отлетела и ударилась головой о стену, потеряла сознание. Юрочка испугался, начал трясти мать. Слава Богу, очнулась. А когда окончательно пришла в себя, потребовал у нее деньги. Много денег.

Поначалу он думал, что отдаст долг и завяжет.

Но жизнь распорядилась иначе. Уже через два дня начались сильные ломки, и стало ясно, что никуда ему от этого не деться. А силой воли, чтобы завязать, Юрочка не обладал.

Так пошло-поехало. Теперь за дозу надо было платить. Дорого, очень дорого, еще дороже. Начал постепенно продавать ценные вещи из дома. Требовал деньги от матери. Она искала. Иначе он ее бил. Однажды добрый человек предложил сэкономить и купить целый мешочек сухих маковых головок. Научил, как из них варить зелье и пускать по вене. Понадобилась мясорубка. Свою он уже давно продал. Попросил у соседки, той самой, которая не пришла на свидание. Иришка рассмеялась и спросила его:

– Что, котлетки будешь делать?

– Буду, – буркнул Юра и скрылся за дверью.

Но через полчаса он уже тарабанил в дверь и просил о помощи. Ира открыла и ужаснулась. Перед ней стоял сосед, весь в крови, держал в руках ее электромясорубку, внутри которой лежала отрезанная фаланга его указательного пальца.

Но девушка не испугалась. Ей уже приходилось оказывать первую медицинскую помощь. Она затащила его к себе, обработала и перевязала рану.

– Юра! Что случилось?

А случилось все очень просто: Юрочка решил перекрутить маковые головки на мясорубке, при этом проталкивал их пальцем.

Ира поморщилась от услышанного. Наркоман. Ее сосед – наркоман. Звучало, как приговор.

Собственно, вскоре ему и вынесли-таки приговор в народном суде. Обвинение предъявили за хранение и употребление наркотиков. Дали 2 года общего режима.

Мать до последнего билась за сына. Когда пришли к ним с обыском, она героически высыпала мак в форточку на кухне. Не помогло. Иришку позвали понятой. Она не была в квартире у соседей, наверное, года три. Когда зашла к ним, обомлела. Некогда уютная, небогатая, но аккуратно обставленная комната, теперь выглядела, как изолятор временного содержания: старый диван, стол, стул. Все. Ни шторок на окнах, ни милых салфеточек на диване и креслах, ни радиолы, ни ковровой дорожки. Пустота. Голый пол, голые стены. И сильно постаревшая Елизавета Васильевна.

Из колонии Юрочка вернулся разбитый, с кучей болячек. Но не один. Привез с собой существо женского пола. Бледная, худая, неразговорчивая. Они нашли друг друга по переписке. А потом выяснилось, что она тоже наркоманка. Так что недолго радовалась Елизавета Васильевна возвращению Юрочки. Было жалко ее. За два года отсутствия сына женщина похорошела, посвежела, купила в рассрочку холодильник. А тут опять завертелось, покатилось: драки, скандалы. К наркотикам добавился алкоголь. Совсем не стало жизни.

Чаша терпения переполнилась, когда однажды, вернувшись с работы, она не нашла холодильник. Зато в квартире стоял запах перегара, на полу валялись шприцы и участники оргии – Юрочка и Леся, гражданская супруга. Причем в голом виде. Женщину охватил ужас, и она вызвала милицию.

Приехавший наряд погрузил тела в милицейскую машину. Опять в присутствии понятых изъяли наркоту. Взяли с хозяйки заявление о краже холодильника. И опять пошел Юрка по этапам. Но на этот раз дали 5 лет.

Время пролетело незаметно. Конечно, Елизавета Васильевна любила своего непутевого сына и ждала его. Дождалась. Юрочка вернулся еще более злой и агрессивный.

Сразу с порога объявил матери, чтобы в комнате не появлялась.

– Спи, где хочешь, сволочь старая, – заявил он ей и на следующий день врезал в дверь комнаты замок. Установил там электроплитку и начал автономное существование.

Иногда, правда, нарушал затворничество и требовал от матери денег. Если не давала, бил.