Эдвин… Ну почему, почему он не мог, как этот франт Кастанелло, следуя моде, купить баснословно дорогой самодвижущийся экипаж? Зачем решил ехать верхом? Я словно наяву ощутила, как тряхнуло тогда карету, как гулко вскрикнул кучер, как завыла-застонала почтенная леди Осси, мать Эдвина, ехавшая чуть сзади в открытом экипаже. Я вновь потянула за ручку, отчаянно желая выскочить наружу и броситься туда, где лежал упавший с лошади всадник.

Моего лба коснулась рука в тонкой кожаной перчатке. Вторая рука перехватила запястья, вынуждая откинуться на сиденье.

– У нее жар. – Слова лорда слышались как сквозь толщу воды, едва доходя до сознания. – Галлюцинации.

Я дернулась еще раз, но хватка у лорда Кастанелло была крепкой.

– Едем домой, – коротко бросил он водителю, и экипаж тут же тронулся.

Я обернулась к лорду, чтобы хотя бы попытаться уговорить его вернуться, но перед глазами все расплывалось. Сознание покинуло меня, и последним, что я услышала, погружаясь в беспамятство, был шорох листов, соскользнувших вниз с колен лорда Кастанелло.

* * *

Я приходила в себя медленно, выплывая из забытья, в котором снова и снова переживала смерть Эдвина. Тело, ослабленное лихорадкой, не слушалось, голова казалась тяжелой, налитой свинцом.

В полубреду мне виделись неясные силуэты людей – приходивших и уходивших, осматривавших меня, о чем-то негромко переговаривавшихся. Одним из них, как мне казалось, был сам лорд Кастанелло. Он выглядел то ли озадаченным, то ли недовольным: брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию. Другой мужчина – вероятно, лекарь – что-то говорил ему, но я не могла разобрать слов.

С трудом открыв глаза, я обнаружила, что лежу в незнакомой комнате на кровати, по самый подбородок накрытая пуховым одеялом. Полог кто-то отдернул, так что можно было разглядеть в дальнем углу массивный шкаф и небольшой столик, на котором стояли стакан, кувшин с водой и несколько баночек с порошками и таблетками. Потянувшись за стаканом, я обнаружила, что меня переодели в ночную рубашку из тонкого хлопка, оставив, однако, перчатки, которые я получила в ратуше перед встречей с лордом Кастанелло и главой городского совета. Что ж, удивляться нечему: мало кто решится запросто прикасаться к женщине, обвиненной в использовании ментальной магии.

Воспоминания о последних полутора сутках, что я провела перед тем, как сдаться лихорадке, вызванной холодом и нервным истощением, постепенно возвращались, вызывая в голове болезненные спазмы. Заставив себя приподняться на подушках, я налила стакан воды и, отыскав среди баночек болеутоляющий порошок, отмерила себе нужную порцию, предварительно убедившись по вкусу и запаху, что он приготовлен верно. Даже столь нехитрое действие потребовало от меня огромного количества сил, и, вернув стакан на столик, я сползла на подушки, надеясь поспать еще немного.

В дверь деликатно постучали.

– Войдите, – отозвалась я. Голос звучал хрипло, надтреснуто.

Горничная, невысокая женщина средних лет, проскользнула в комнату с горячей грелкой в руках.

– Миледи. – Она чуть присела, поклонившись, и, не дожидаясь ответа, опустилась у изножья кровати.

Я наблюдала, как женщина ловко вытаскивает остывшую грелку и меняет ее на новую, и не могла решить, стоит ли заводить разговор.

Закончив свою работу, горничная окинула меня равнодушным взглядом.

– Обед принесут в час пополудни, – сообщила она мне и, еще раз поклонившись, вышла из комнаты, плотно затворив за собой дверь.

* * *

В течение следующих нескольких дней, которые я провела в постели, горничная заходила ко мне только для того, чтобы оставить на столике поднос с едой, а после забрать его почти нетронутым, да поменять грелку или перестелить белье. Никогда женщина не пыталась заговорить со мной, а на вопросы отвечала уклончиво или предпочитала отмалчиваться. Лорд Кастанелло не появлялся вовсе. Когда же я поинтересовалась у горничной, зашедшей за подносом, могу ли увидеть супруга, женщина смерила меня долгим взглядом и сухо произнесла:

– Милорд не имеет привычки рассказывать нам о том, где находится, миледи. А теперь прошу меня извинить.

Дверь вновь захлопнулась, отсекая меня от прочих обитателей поместья, и я устало откинулась на подушки, все еще не чувствуя в себе силы выйти за порог комнаты.

Все это до дрожи, до оторопи напоминало тот, другой огромный дом, где я оказалась невольной пленницей, в надежде расплатиться с долгами, оставшимися от второго мужа, беспечного гуляки Лайнуса, приняв предложение Грэхема Ридберга. После роскошной и пышной свадьбы, устроенной лишь для того, чтобы пустить пыль в глаза всем сплетникам, распускавшим грязные слушки о, скажем так, нетрадиционных предпочтениях уважаемого господина, Грэхем привез меня в свою загородную усадьбу и полностью потерял ко мне всякий интерес. Наши встречи ограничивались лишь редкими выходами в свет, где мне надлежало производить впечатление довольной и счастливой госпожи Ридберг, не обращая внимания на крепкую, до синяков, хватку, которой Грэхем стискивал мое плечо, расточая во все стороны обаятельные улыбки.

Таковы были условия нашей сделки. Господин Ридберг оплачивал все мои немаленькие долги, а я взамен стала щитом между ним и мнением общества.

В своей усадьбе Ридберг не считал нужным притворяться. Мужчины приезжали и уезжали, не скрываясь, а я старалась не попадаться им на глаза, чтобы лишний раз не становиться предметом презрительных насмешек. Грэхем был мне противен, равно как и его интересы, и в этом единственном вопросе наши чувства оказались полностью взаимными.

Все слуги до одного знали об увлечениях хозяина и верно оценивали мое положение, подчеркнуто игнорируя существование госпожи Ридберг. Большую часть времени я была предоставлена самой себе, ограниченная в перемещениях садом и библиотекой. В библиотеке я штудировала все книги из университетской программы, которые только могла найти, втайне лелея мечту однажды пройти обучение, получить достойную профессию и перестать, наконец, зависеть от мужчин. Один раз я даже рискнула отправить запрос с просьбой зачислить меня вольной слушательницей и тем же вечером имела возможность наблюдать, как Грэхем вскрыл, прочел и разорвал письмо, глядя мне в глаза. Казалось, этот небольшой спектакль со мной в главной роли был единственным случаем за все годы совместной жизни, когда я доставила ему удовольствие.

Я никогда и никому не пожелала бы такой смерти, какая постигла Грэхема Ридберга во время охоты. Но, стыдно признаться, после его кончины я испытала невероятное облегчение.

Получив долгожданную свободу, я смогла исполнить давние мечты. Окончила университет, получив заветную лицензию зельевара, нашла работу у уважаемого в городе аптекаря господина Кауфмана, обустроила по собственному вкусу небольшой уютный дом. И практически забыла о трех мучительных годах, проведенных в третьем браке.

Но сейчас, вновь запертая в четырех стенах и забытая обитателями поместья лорда Кастанелло, я думала, что, может быть, расплачиваюсь за давние жестокие мысли…

* * *

В шкафу обнаружилась кое-какая одежда простого кроя, приблизительно подходящая мне по размеру. В знак траура по Эдвину я предпочла черное платье. Одевшись и более-менее приведя себя в порядок впервые с того дня, когда оказалась в поместье, я вышла из комнаты. У меня не было часов, но по внутренним ощущениям и положению солнца, ярко светившего в окно, мне казалось, что близилось время обеда. Я рассчитывала в этот час встретить хоть кого-то из обитателей дома.

Вынужденное безделье тяготило, вопросы и сомнения не находили разрешения. Для чего лорду Кастанелло нужен брак с женщиной, обвиненной в использовании ментальной магии? Что он намеревался со мной сделать и почему за все дни моей болезни так ни разу и не появился, чтобы сообщить об этом?

Мои шаги гулко отдавались в тишине дома. Массивные двери с коваными ручками были заперты, задернутые шторы на окнах не пропускали ни лучика света. Едва заряженные накопительные кристаллы погружали коридор в тусклый полумрак, достаточный лишь для того, чтобы различать, куда идешь – и не более. Казалось, в этом крыле дома жила я одна.

Я отодвинула тяжелую портьеру и, выглянув в окно, сощурилась от белого света, мгновенно ослепившего меня после темного коридора. Когда глаза немного привыкли, я смогла разглядеть парадный вход с двумя полукружьями лестниц по бокам и уходящую вдаль аллею, заканчивающуюся темными воротами. Свежие следы шин чернели на припорошенной снегом дороге, и я испытала разочарование. Лорд Кастанелло, скорее всего, недавно покинул поместье.

По обеим сторонам от аллеи раскинулся сад – искусный лабиринт из деревьев, постриженных в виде причудливых фигур, и низкого кустарника, с фонтанами, сейчас безмолвствующими, беседками и скамейками. Снег лежал на дорожках ровным белым слоем, и я решила, что вряд ли кто-то, кроме садовника, имеет обыкновение бывать здесь.

В этой заброшенной нетронутой красоте скрывалось что-то, притягивающее взгляд. Словно воспоминание о славном прошлом старого поместья. Вероятно, род Кастанелло некогда был многочисленным и влиятельным, а ныне его представителем остался один лорд Майло. Ждал ли этот пустой и холодный дом хозяйку, которая вновь вдохнет в него жизнь?

Впрочем, эта роль явно предназначалась не мне.

Я потянула плотную ткань, занавешивая окно, и продолжила путь. Контраст между миром снаружи – ярким, светлым, огромным – и мрачной пустотой поместья лорда Кастанелло был почти физически ощутим. Одетая в черный шелк, идущая по погруженному во тьму коридору, я чувствовала себя привидением, затерянным среди покинутого дома. Отчаянно хотелось отыскать хоть одну живую душу. И – я вздрогнула, некстати вспомнив сплетни, ходившие о браках лорда Кастанелло, – желательно не увидеть ни одной мертвой. Не встретить призрака, поверить в существование которых здесь было легко.

Полутемное крыло заканчивалось спускающейся вниз лестницей. С другой стороны от нее располагалось еще одно крыло, столь же темное, как и то, в котором поселили меня. Я могла лишь гадать, где должны располагаться покои хозяина дома, – настолько все казалось пустым и необжитым.

Нижний этаж призывно манил теплым светом, но я по-прежнему не видела и не слышала никого из обитателей поместья. Я осторожно спустилась вниз, стараясь производить как можно меньше шума, и замерла у приоткрытой двери, откуда выбивался тоненький лучик. Прикоснувшись пальцами к дверной ручке, я потянула ее на себя.

– Миледи, – раздался за спиной незнакомый голос.

От неожиданности я отдернула руку и отпрянула в сторону. В глазах тут же потемнело: едва оправившийся от перенесенной лихорадки организм протестовал против столь резких движений.

Передо мной стоял мужчина, по форменной одежде которого я предположила, что он служит у лорда Кастанелло дворецким. Он смотрел на меня с равнодушием и безо всякого уважения, неосознанно вызывая воспоминания о слугах в доме Ридберга.

– Что миледи здесь делает?

Я вдохнула и медленно выдохнула, собираясь с мыслями.

– Я ищу лорда Кастанелло.

Дворецкий шагнул в мою сторону так, чтобы двери комнаты оказались за его спиной, и плотно затворил створки.

– Милорд уехал в город, – сообщил мужчина. И, пресекая дальнейшие вопросы, добавил: – Мне неизвестно, когда он вернется. Но я могу передать, что миледи о нем спрашивала.

– Благодарю, – ответила я.

Дворецкий зашагал в сторону лестницы, жестом показав идти за ним. Я покорно поплелась следом, гадая, в чем же причина такой скрытности.

– Позвольте пояснить кое-что, миледи, – с нажимом сказал дворецкий. Остановившись посреди лестницы, он заглянул мне в глаза, и взгляд его был полон неприкрытой неприязни. – Лорд Кастанелло не любит, когда кто-то в его отсутствие разгуливает по дому. Особенно это касается второго этажа. Он также не одобряет ничего, что может отвлекать его от привычного распорядка дня, как то: совместные обеды, поездки и все прочее. Кроме того, слугам были даны четкие указания следить, чтобы миледи нигде не появлялась без пары перчаток. Которых, как я погляжу, на миледи сейчас нет.

– Милорд мог бы сообщить об этом мне лично, – с трудом скрывая раздражение, произнесла я.

– Вероятно, милорд не счел это необходимым. – Дворецкий жестом предложил продолжить путь.

Он шел по коридору, оборачиваясь через каждый шаг, словно опасался, что я сбегу, стоит ему на секунду выпустить меня из поля зрения. У дверей моей комнаты дворецкий поклонился и коротко сообщил:

– Обед принесут через полчаса.

Дверь закрылась за моей спиной.

Я вздохнула.

* * *

Лорд Кастанелло появился вечером того же дня. Коротко кивнул вместо приветствия, размышляя, казалось, о чем-то, со мной совершенно не связанном. Будто визит к супруге, продиктованный данью вежливости, был для него пустой тратой времени.

Вынув часы, на этот раз не светившиеся, лорд задумчиво посмотрел на циферблат.

И тут же впился в меня цепким и внимательным взглядом.

– Что-то не так? – спросила я, сбитая с толку его странной реакцией.

Он не ответил. Молчание, долгое и тягостное, повисло между нами – настолько осязаемое, что я слышала, как двигаются в карманных часах крохотные шестеренки, отсчитывая секунды. Бом. Бом. Лорд Кастанелло смотрел на меня, почти не мигая, и сердце испуганно замерло, а затем забилось, обгоняя ровный бой часов.

Что понадобилось от меня этому загадочному и пугающему человеку?

Спустя, казалось, целую вечность лорд отвел взгляд, вновь потеряв ко мне всякий интерес. Я выдохнула, словно невидимая рука, почти сомкнувшаяся на горле, ослабила хватку, разжав сведенные пальцы. Но вместе с вернувшимся самоконтролем пришла злость. Злость на вопросы без ответов, на выводившую из себя неприязнь, читавшуюся в глазах лорда, на подчеркнутое равнодушие, как будто я значила в его жизни не больше, чем вещь или инструмент.

Словно я и вовсе не была человеком.

– Боитесь уделить супруге лишнюю минуту вашего драгоценного времени, милорд? – поинтересовалась я, вкладывая в вопрос весь сарказм, на который была способна.

– Можете спуститься вниз, – коротко ответил он, захлопывая крышку своей дорогой игрушки. – Ужин накрыт в столовой.

– А вы? – вырвалось у меня.

Лорд Кастанелло покачал головой:

– Дела. Прошу меня извинить.

Я не решилась ослушаться, хотя больше всего после разговора с лордом Кастанелло мне хотелось запереться в своей комнате и не выходить оттуда, пока экипаж супруга вновь не скроется за воротами поместья.

Столовая была пуста. Светильники источали приглушенный свет, бросая причудливые блики на позолоченную лепнину и рамы огромных картин. Величественные мужчины и женщины, изображенные на темных холстах, безмолвно взирали на меня, и глаза их, прорисованные до мельчайших деталей, казалось, следили за каждым моим шагом, от чего я чувствовала себя неуютно. Стол, способный вместить несколько десятков гостей, был сервирован на две персоны: одно место во главе и еще одно – рядом.

Лорд Кастанелло так и не спустился в столовую. Горничная, принесшая ужин, поставила передо мной тарелку и без единого слова убрала приборы, предназначавшиеся для хозяина дома.

Кусок не лез в горло. Я снова и снова вспоминала каждую деталь нашей беседы и все больше убеждалась в том, что что-то пошло совершенно не так, как рассчитывал лорд Кастанелло. Случилось что-то непредсказуемое, и я не могла решить, хорошо это для меня или плохо. Мне нужно было понять это и одновременно – мне не хотелось знать ответ.

* * *

Мне не спалось. Я лежала в постели, думая о лорде Кастанелло, его женах, гибели Эдвина, Грэхема и Лайнуса, приговоре, заточении, и круг замыкался, вновь возвращая меня мыслями к новому супругу. Казалось, этому не будет конца.

Вдруг слухи о том, что смерти трех леди Кастанелло не случайны, не просто слухи, и я обречена стать в этом трагическом списке четвертой? Или это все пустое и надуманное, как и обвинения, предъявленные мне?

Что я знала о человеке, ставшем моим мужем? Промышленник, меценат, владелец фабрик и заводов по производству накопительных кристаллов, без которых сейчас трудно представить нашу жизнь. «Современные магические технологии», предприятие лорда Майло Кастанелло, сделало кристаллы дешевле и доступнее. Раньше лишь аристократы могли похвастаться дорогими магическими артефактами, произведенными на заказ немногочисленными мастерами, тщательно оберегавшими секреты ремесла. Теперь же кристаллы были в светильниках и каминах зажиточных горожан, в лабораториях университетов, в больницах, в заводских станках, на вооружении законников и армии.

Молодые дворяне из обедневших родов жаждали получить назначение на одно из предприятий лорда Кастанелло, где навыкам артефакторов находилось самое широкое применение. В Королевском магическом университете Аллегранцы, где я училась, преподаватели отзывались о Майло Кастанелло как о новаторе, внесшем неоценимый вклад в развитие науки, а студентки мечтательно вздыхали о красавце-аристократе.

А потом лорд Кастанелло женился во второй раз. И в третий. И среди женской половины университета поползли уже совсем другие слухи.

Яркий луч света ворвался в окно, пробежал по потолку, на мгновение рассеяв ставший уже привычным полумрак, и я чуть не подскочила от неожиданности. Выскользнув из кровати, я на цыпочках подошла к окну, притаившись в тени за портьерой так, чтобы меня сложно было увидеть с улицы.

По заднему двору, обычно пустующему, метались лучи ярких светильников. Я различила высокий силуэт дворецкого и еще двоих мужчин, которых не встречала в доме ранее. Они одну за другой осматривали хозяйственные пристройки, и круги света скользили по двору, выхватывая то столб незажженного фонаря, то стену сарая, то темные свечи высоких деревьев, что росли вдоль забора, опоясывающего территорию поместья. Казалось, мужчины искали что-то или кого-то, но двор был пуст.