– Дьявол, любой нормальный человек такой радости ужаснется и открестится! – возмущенно вскинулась Манька. – Бедная я, или богатая – людям до меня дела нет. Когда приходит беда, люди не смотрят по сторонам, они уходят в себя. Да, люди хотят жить вечно, но кто задумывается об этом всерьез? В сущности, им не нужен Бог. Вместо Бога приятнее говорить о том, что было вчера или будет завтра. И мне легко понять, почему они от тебя отказались. А ты все: я – Бог, я – Бог… Люди живут надеждой, а ты ее не оставляешь, Закон у тебя, видите ли, превыше. Мало ли какие у человека мотивы оступиться: любовь, ненависть, страх, ревность… Я размышляла сейчас, нужна ли мне твоя Утопия? Пожалуй, я шагнула бы в Бездну, не задумываясь, чем каждый раз оглядываться. Разве люди думают иначе?

– Все как один, – уверенно ответил Дьявол. – Даже вампиры. Знаешь, как молятся и просят поднять на небо? Там другой мир, другая реальность, оттуда земная жизнь видится, как испытание, которое человек не прошел. Там он видит, как низко пал в глазах Бога. Особенно патриархи… Вечность готовы обменять на несколько часов, чтобы искупить вину. Но что я могу им сказать: «Вот, Батюшка, паства твоя сидит на могилах и боится ее оставить, потому что не знает, с чем подойти к Богу, чтобы он пустил его в свой Сад. Разве ты объяснил ему, где ему взять плод с Дерева Жизни? Чем же ты лучше их, если обирал и радовался торговле их душами?».

У половины людей такое представление, что к каждому ребеночку очередь выстраивается, чтобы реинкарнироваться. Даже если это было бы так, не мешало бы человеку подумать, скольким надо перегрызть глоток, чтобы получить новое тело. И откуда у ребеночка уму взяться, если в него вселился убийца, висельник или наркоман. Спросил бы себя человек: хочет он, чтобы ребенок его оказался в прошлой жизни маньяком, и сможет ли он при этом рядом с ребеночком спать спокойно. Никто ведь об этом не задумывается, пока проживает свои дни, надеясь, что в следующей жизни ему грешить не придется, потому что повезет родиться в рубашке и под счастливой звездой.

Представь, ты поселилась в пустом доме. Тебе так казалось. Он был крепкий, построенный на века, прибран, украшен, на столе стояла еда, в нем было тепло и уютно. Ты ходила по дому, где-то прибирала, но больше гадила. И вдруг приходит хозяин и выставляет счет, и говорит, что прежде ты должна была спросить, что можно, а что нельзя, что сквернословила о нем, по всему дому расставила истуканов, которых он ненавидит более всего, убила детей его, и приговаривает тебя выставить вон. Ты не гость, ты – враг. Не дому говорит – тебе. А вне дома холодно, пусто, и нет ни малейшей возможности выжить.

Так и вы. Ваша земля – дом, который я построил. Разве вы думаете о том, как клетки тела нарастить, чтобы рана затянулась, или дышать, чтобы не задохнуться?

Люди очень остро чувствуют свою ненужность, особенно, если им есть с кем себя сравнивать, если есть кто-то, кто может остаться в этом доме.

А теперь представь, что есть люди, которые недостаточно знают Закон, но мне нечего им предъявить, и земля пылает к ним любовью. Если мерзость не оставляет свои знаки, человек живет по Закону, даже если он не мой ученик. Закон высечен на скрижалях, которые и есть земля. Разве можно назвать животных жестокими? Они живут так, как я им предначертал. Поэтому многие люди имеют и сострадание, и любовь, и тянутся ко всему, что видят вокруг, и берегут, и преумножают, не задумываясь, что получат взамен. Но есть животные, которых изменил человек. Так и вы – есть те, которых переиначили, или они сами решили изменить себя.

Вы все немного телепаты, и становитесь мертвыми, когда встречаете вампира и верите ему. Йеся сказал: он будет судить вас по любви и вере в него – а я сужу по делам. Если человек приветил вампира, значит, пил кровь его ближнего вместе с ним. Вампир – ловец живых, а не мертвых, он – рыбак, а человек – рыба, которая становится мертвой, когда ее вытащили на берег, и она уже ни на что не годна, разве съесть ее или бросить на съедение, как падаль. И падают вместе с вампиром, не понимая той информации, которую считывает земля, показывая сознанию в чувственном восприятии, потому что грамоте не обучены и знать не знают, как правильно ее расшифровать. Без знания Закона рано или поздно человек умрет, даже если он не имеет в себе мерзости передо мной.

Каждый человек нуждается в Боге, потому что мысль обо мне тоже высечена на скрижалях. Поэтому в мире так много людей, которые хотят подняться к Богу, но подняться хотят легкими путями, не копаясь в себе. В чем труд, дойти до церкви и помолиться, откупившись подаянием или свечкой? Ведь и ты думала о Боге… Не о вечной жизни, просто… о Боге… Всегда думала. И верила. Не по вере, к которой призывает вампир, просто… верила и надеялась. Но что была твоя вера, пока не открыла железо? Голос мой летел к тебе, но мерзость не спит и не изнемогает, и следующий день был не лучше предыдущего. Ты слепо стучала в одну дверь, в другую, и отказывали, или открывали, чтобы заманить в сеть. И снова молилась Богу, который не мог ответить и рассказать, как велико войско вампира, которое убивает тебя день за днем. И что сделала ты, чтобы стать Храмом Бога?!

– У меня другая нужда в Боге… – ответила Манька. – Люди мечтают, придумывают, помнят, а у меня такая тьма, что мысли проваливаются, как будто проказа внутри меня, а ужас идет рядом. Люди ложатся спать и утром встают бодрыми, а я… избитая и тугая веревка на шее, которой нет, а внутри кто-то плачет. А если слушаю, сознание меркнет. Не будь этого, я бы тоже не стала в себе копаться.

Правильно Давид сказал о проклятых…

«Я сравнялся с нисходящими в могилу; я стал, как человек без силы, между мертвыми брошенный, – как убитые, лежащие во гробе, о которых Ты уже не вспоминаешь и которые от руки Твоей отринуты. Ты положил меня в ров преисподней, во мрак, в бездну. Отяготела на мне ярость Твоя, и всеми волнами Твоими Ты поразил [меня]. Ты удалил от меня знакомых моих, сделал меня отвратительным для них; я заключен, и не могу выйти…»

Но я рада, что мы встретились. Хоть ты и Бог Нечисти, с тобой вся жизнь вверх тормашками. И ужасы кругом, а не страшно. Я удивляюсь, как смогла зайти так далеко, как смогла находить радость, замерзая и умирая от железа, как смогла вытаскивать трупы, освобождать из плена чертей, залезть в огонь, побить целую армию оборотней… Это невозможно сделать человеку, – Манька в сомнении покачала головой. – Каждый раз ты находишь слова, чтобы я думала, о чем угодно, кроме боли. В Ад позвал – мужества нет совсем, а когда ты рядом, думаю: надо посмотреть… Не знаю, как это тебе удается… Если я умру… – она покраснела, – спасибо, что ты был рядом. Здесь твои наставления не слишком пригодились для жизни, но, надеюсь, в Аду от них будет хоть какой-то толк.

– Ну, Ад – это не так страшно… Некоторым бы там понравилось, – рассмеялся Дьявол. – Вампиры, по крайне мере, попадают в плен своих нарисованных иллюзий, встретившись со всеми, кого беззаветно любили. Я не мучаю их перед Страшным Судом. Сон их сладок и безмятежен, а если проснутся, камни придавят и заставят уснуть снова. А ты идешь в Ад живая, и будешь, как Город Крови…

– Да поймы ты, Закон Законом, а жизнь – это жизнь! – всплеснула Манька руками. – Встреться мне вампир, который предложил бы стать как он, я бы, наверное, стала. Я не хуже и не лучше других. Просто из меня сделали козла отпущения. Сколько нас? Сотые доли процента? Вампиров ведь тоже не много, а нас еще меньше, потому что умираем. Остальные люди, хоть и оборотней среди них много. Обычные люди. И без Закона живут так, как прописал.

– Думаешь, если человек живет своим умом и не ищет Закон, закон его не сделает нечестью? – рассмеялся Дьявол. – Каждый уверен, если признать Его негодным, я начну от Него убавлять или прибавлять. Но Закон не бывает удобным, на нем стоит вселенная, и, если хоть одна черта перейдет, все мироздание рухнет. Люди долго помнили об этом, и пока помнили, вампиры не имели над ними власти. А потом выбрали ближним заезжего купчишку, милостью божьей по доброте духа двумя динариями купившего человека в уме его, и поклонились плотнику, который не имел дохода от ремесла, решив попробовать себя в другом деле. Спроси любого из них, скажут, плотником был Иосиф – приемный отец Йеси, и кто видит то, что ему не по сердцу?

«Не ПЛОТНИК ли Он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? Не здесь ли, между нами, Его сестры?»

А это уже нарушение Закона: только дух мертвеца смотрит помышлениями сердца, а не разумом. Сознание на то и сознание, чтобы осознавать то, что читает. Как человек отличит добро от зла, если обычное слово мимо глаз пролетает?

И мне не жаль, когда я снимаю с человека кожу. Посмотри, что стало с землей, у которой была одна радость – кормить-поить живую плоть. Кому она нужна живая? Животные, красоты необыкновенной, умирают друг за другом, и чем меньше их осталось, тем ценнее голова чучела, прибитая на стену. А если о звездах грезит, то завоевать, выкачать, чтобы в роды родов вселенная оставалась пустыней. Каждое свое изобретение люди ставят выше изобретений природы. Ах, мы придумали пилу! И лес, который насыщает атмосферу кислородом, поит реки водой, укрывает тысячи видов животных, связанных со всем, что существует на планете, лежит у ног человека. Человек горд, Царь природы смог уничтожить то, что росло до него тысячелетиями. Ах, мы научились сеять пшеницу и выращивать корову! И сорок миллионов бизонов освободили человеку пространство. Ах, мы придумали корабль! И сотни тысяч китов стали добычей человека! Древний океан, который родил жизнь, умирает, задыхаясь отходами цивилизации, у которой нет будущего. Ах, мы научились бурить землю и добывать черное золото!

И нет человека, который бы сказал: в этом не было необходимости.

А я-то как рад! Земную кору остужает океан, а что спасет человека, когда последняя масляная подушка, на которой держатся миллионы тонн земли, уйдет в Небытие?! Такое уже было. Я не раз и не два проверял, как это работает.

Разве я, создавший вселенную, не смогу задавить людей интеллектом?

У меня лишь осознание Бытия. Причем в самом неприветливом виде. И меня мало интересует горстка людей, которые не гнушаются переварить все, чем я был бы сыт, оставляя мне переваривать самих себя. Не руку помощи предлагает мне человек, а вонзает нож в сердце, когда сеет опустошение. И при этом он надеется жить вечно в райских кущах, где все пронизано ненавистью к нему. Миллионы животных уже никогда не смогут пройти по земле, миллионы растений не оставят свое семя. Но планета переживет и нашествие человека, как пережила жару и холод. Миллионы планет прекращают свое существование, и миллионы рождаются вновь, чтобы прекрасным садом прожить краткий миг, открывая Поднебесной красоту Небес.

Всему свое время.

– Неужели ты совсем не любишь человека? Пусть мы не ищем тебя, но Бог у человека в крови. Ты сам говоришь, что Закон высечен в нашем сознании, на нашей земле.

– У меня ваша богобоязненность перед идолом на виду: приготовили в жертву, убили, поджарили, насытив утробу, и привели новую жертву. И что мне, если сознание человека не сделало ни одной попытки поднять против мучителя свой голос? Это разве сознание? Это разве живое умное сознание? Зачем мне калеки и убогие? В моем мире все совершенно, как я сам. И я считаю: убить общество, которое не взращивает людей, гуманно. Любое дерево растет, плодоносит, а потом разве что срубить и выбросить вон. Кто держит в саду сухое дерево? Пора цветения и сбора урожая давно прошла. Даже молодые привитые побеги не отрастают. И только люди, которые любили эту планету и род свой, не дают срубить это дерево, прогнившее насквозь.

Вот ты, маленькая завязь, но у тебя недостаточно сил, чтобы созреть и стать полноценным плодом. Ты не знаешь, но я вижу, как корчится в агонии твоя украденная земля под ужасами проклятий, насылаемых вновь и вновь. Все хотят быть Богом, а Бог – существо, которые выше добра и зла. Я мудр, и знаю, как много вреда принес бы человек, который вершиной совершенства считает власть над другим человеком. Мученик не хозяин своему слову. Бога любит не человек, Бога любит земля, а человек умножает ее боль и скорбь, подсовывая одного идола за другим.

– Ты прав и не прав одновременно. Вот я призываю тебя, а что получаю взамен? Умри, Манька! К кому мне еще идти, чтобы утро для меня наступило? Ты нас, людей, не можешь что ли заставить быть такими, какими должен быть человек?

Дьявол улыбнулся хитро.

– Бог – это существо, который не зависит ни от каких обстоятельств. Если бы я был рожден, а не существовал вечно, как сила Бытия, разве был бы я Богом? Богом был бы тот, кто меня родил, а я был бы сыном. Бог выше времени, выше пространства, выше Бытия и Небытия. Он мог бы оставаться один, но он решил, что будет лучше, если кто-то подумает о том, что хорошо быть, как Бог. И это существо не имеет права расстроиться, если горшок, который он слепил, не станет таким, каким он желал его видеть.

Это неизбежно: сознание имеет право выбора. Точно так же, как он, который Бог. В этом и есть предначертание сознаний. Я лишь могу судить насколько такое сознание опасно. Не для меня. Мне оно не сможет навредить. Я не хочу, чтобы оно во славу себя уничтожало все, что было создано мной с любовью. Потому что знаю – этот чудик не Бог, он тот, кому я позволил так думать. И когда я на него вдоволь налюбовался, когда у меня закончился смех, как это ни грустно, я понимаю, от этого Бога надо избавляться. Даже его присутствие может осквернить мою вселенную.

Земля – единственное, о чем я пекусь, ибо в ней моя сила, у нее живой ум, который нуждается во мне, в моей защите. И такие Боги ищут, как убить ее.

Ты сидишь сейчас, и о чем-то думаешь, и вроде бы одна, но твоя земля, которая тоже моя, следит за тобой, прислушивается к каждой твоей мысли, заставляет дышать тело, просит справить нужды, безгласно и безропотно выполняя мое поручение, оберегая твое сознание. Другое дело, что она не всегда может понять, что слышит не тебя. Я для нее родное сознание, а твое, каким бы оно ни было – чужое. Но она всеми силами старается обрести его, чтобы стать похожей на меня, чтобы стать моей радостью, моей гордостью, моей наградой.

Так за что человек убивает ее?

По ней сужу. И если все сознания воскликнут разом, что я кошмар всего сущего, я не думаю, что я стану хоть на йоту ближе к тем, кто кричит мне об этом. Земля знает: я единственный в этом мире, который создал вселенную Неба и Земли, и единственный, кто может сказать: «Простите, вы мне надоели!» И можешь себе представить, что мир, вселенная, всхлопнется в едином порыве и исчезнет в просторах Небытия. Проблем у меня нет – проблемы бывают у вас. Я и есть кошмар всего сущего. Больший, чем кто-либо может себе представить.

– И ты знаешь все-все-все?

– Абсолютно. И каждого человека. Но когда знаешь, точка зрения абсолютно брезгливая.

– А как же любовь? У тебя под плащом…

Дьявол кисло скривился.

– Ты, Манька, на это не рассчитывай, не затем под землю спускаешься, – строго одернул Дьявол. – Тебе любовь не предназначалась, это я так… сам по себе такой, когда на себя смотрю. Как же себя не любить, если сам себя восхищаю?! С чего мне пугать сознание раньше времени? А вдруг не виновато? Вдруг кошмара в нем нет? Вдруг родилось чудо, которое осталось мной не замеченным? Вдруг сделает такой выбор, что даже я буду удивлен? Малейшая искра недовольства – и сознание станет комком нервов из дерева осины. Мои чувства – материальны. Одно дело думать об ужасах, другое – когда они на тебя посыпались. Дрожащую тварь не так легко поднять. Сознание – не чувства, разве сознание может быть лужей любви или туманом? Сознание – это то, что умеет издать писк. А тот туман, о котором грезят люди, не пищит, не открывается иначе, как Свет. Это не я. И когда люди говорят, что я – любовь, они не представляют, насколько мое сознание может быть безжалостным и холодным. А земля такая и есть, ложись и отдыхай. И тем больше у меня причин быть ее противоположностью, когда я защищаю ее.

– Тогда почему поднимаешь вампира над человеком? Пусть бы сам… Тогда у человека был бы шанс, – расстроилась Манька. – И против одного силы-то не равные, а они гурьбой нападают.

– Я? Боже упаси! Человек сам поднимает. Но раз помолился, я понимаю, Богом назвал его. И я крышую вампира, пока реки слез человека не образумят. Но в том-то и дело, если разочаровался в одном – не умнеет, бежит помолиться на другого. Ты не можешь отрицать, что я устроил тебя отлично от того, что тебе уготовили, а почему? Да потому, что в полон взяли, а поклониться заставить не смогли! И вот ты над нечистью поднялась.

– Поклянись! – попросила Манька. – Поклянись, что в Аду не станешь строить козни!

– Упаси меня Тьма, что взлелеяла меня! Разве прощают ошибки в Аду? Как я смогу судить тебя, если восстану против тебя? Земля никогда не сможет простить мне землю, которую топтал я сам. Клянусь землей! Могу поклясться Бездной, я ведь и над ней могу парить. Но она пуста и безвидна. Пытаться проткнуть ее сознанием еще раз – чистое безумие! И оттого вампиры для меня еще ценнее, им уготовлена участь сделать то, что я не хочу делать сам. Но что мне, что с ними станет в Аду? Ад на то и Ад, чтобы отвечать за злодеяния. Оттуда они не сбегут и ума не достанет, чтобы приподнять могильную плиту.

– А откуда ты взял, что в бездне ничего нет? – коварно поинтересовалась Манька. – Бездна загадочна и необъяснима. Что-то же манит вампиров в эту самую Бездну.

– Манька, не соблазняйся словом! Слова иногда имеют жуткий смысл. Люди, чтобы понять, начинают искать сравнительный образ, и находят его в вещественном мире, который не так достоверно отражает действительность. Скажут, заяц мягкий – и человек представил подушку, скажут, уши длинные – и представит уши осла, скажут, белый – и представит снег. И получилось: белоснежная подушка с ушами осла. Даже имея некоторое представление, люди не имеют представления о том, что за гранью. Боль, страх, грусть – все эти чувства могут стать физической материей, которые пойдут против человека войной. Таковы мои собственные чувства, которые становятся вашим бытием, когда жизнь в одиночестве перестает быть чувством и становится реальностью. Помножь свое чувство одиночества на тысячи – и даже этого будет мало. А есть еще чувство презрения, ненависти, желание убить, отдать на растерзание тем, кого человек обидел в жизни.

Проникайся сутью.

А суть Бездны такова, что у Небытия нет ни дна, ни покрышки. Бездна везде и нигде.

Что такое Небытие?

Это Ничто – Великое Вечное Застывшее Ничто!