– А мне плевать. Я знаю лишь одно безотказное оружие – хорошо выкованный клинок. У меня голова разболелась от твоего нытья. Пойду прогуляюсь.

И Дэйвон стремительно вышел из комнаты.

Он, действительно, пошел "прогуляться", но с единственной целью – опять увидеть новую знакомую. Свист бича доносился из кузницы на заднем дворе. Дэйвон поспешил туда, стараясь ничем ни выдать истинной причины своей прогулки. Оказавшись на месте, он стал со скучающим видом прохаживаться туда-сюда. "А эта особа очень даже ничего: стройная, красивая, мужественная… – Дэйвон прислушался к происходящему в кузнице: слышались только размеренные удары бича, – … очень волевая. Я не удивлюсь, если она волшебница, как говорит отец. Но я-то ее приручу. Я знаю способы…"

Палач испуганно выронил "орудие труда", а у прочих присутствующих непроизвольно отвисли челюсти – так неожиданно Дэйвон распахнул дверь и хорошо поставленным командирским голосом приказал:

– Немедленно прекратить! О неподчинении станет известно Валету. Все вон. Живо!

Через минуту кузница опустела. Дэйвон тоже ушел, чтобы не вызывать лишних подозрений. Однако он не отправился вместе со всеми в Главную Башню, а незаметно вернулся обратно, чтобы посмотреть, что делает спасенная.

Аэлис ощущала боль во всем теле, такую боль, что не могла осмыслить случившегося: сначала мерзкий старик велит запороть ее до смерти, а потом франт в белом, бросавший на нее, мягко говоря, "нескромные" взгляды, ни с того ни с сего помогает ей – как-то странно все это… Усилием воли девушка села: в кузнице было изнуряюще жарко; раны на спине и ногах распухли и пульсировали от жары; даже мысли, казалось, стали тяжелее свинца: "Скорей отсюда… скорей…" Аэлис попыталась сделать шаг – жуткая боль, как будто идешь по лезвию ножа. Еще шаг. Еще. Наконец, она добралась до двери и распахнула ее. Утренний пряно-свежий воздух, жар из кузницы, усталость и раны сделали свое пагубное дело: королева Лоридема поняла, что вот-вот потеряет сознание. Сильные мужские руки подхватили ее – это последнее, что она почувствовала…

Очнулась девушка в маленьком коридорчике, еле-еле освещенном чадящим факелом: под головой у нее лежал скатанный ярко-алый плащ, а сама она была заботливо укутана в старый плед. Было далеко за полночь. «Где я? Кто меня сюда спрятал? И зачем? Обычно, если хотят кого-то убить, не устраивают жертве отдых с удобствами… Это, конечно, радует. Но…» – Аэлис шестым чувством поняла, что по параллельному коридору кто-то идет – тихо, почти бесшумно, уверенно. Рука невольно потянулась за оружием, но схватила лишь воздух. Лучшая защита – нападение: она отошла в самый темный угол и приготовилась к стремительному захвату. Прошла минута. Другая… Показались двое в черных доспехах, как у мальдорорцев, только с серебряными орлами на груди. Вдруг один из воинов повернулся к Аэлис и спокойно сказал:

– Не стоит беспокоиться, миледи. Мы не сделаем Вам ничего плохого. Нас прислал командир. Вы можете идти?

– Да. Где мои люди?

– О них уже позаботились, миледи.

Мальдорорцы и пленница прошли малознакомыми ей переходами, поднялись по широкой винтовой лестнице, свернули направо и остановились у окованной железом двери красного дерева… У покоев Королевы Страны Счастья!

Воин стукнул в дверь три раза условным сигналом. И им открыла… Мари собственной персоной! Когда первые восторги и слезы утихли, Аэлис сделала попытку все выяснить:

– Что происходит? Я требую объяснений.

Пикацо и Мари смущенно отвели взгляды, а Элли начала щебетать что-то на свою излюбленную тему:

– Ваше Величество, милорд Дэйвон такой красивый! Такой потрясающий! Я думала, что хлопнусь в обморок, когда он пришел в подвал и сказал, что отныне мы свободны и можем и дальше выполнять свои прямые обязанности!

– Уверена: этот мужчина не такой уж плохой, раз помог Вам, госпожа. Мы так волновались! – добавила Мари. А Пикацо согласно закивал.

– Подождите! – Аэлис не верила своим ушам. – Неужели Вы на его стороне?

– Нет, конечно! – хором выдохнули все трое. – Но… – на мгновение задумались Мари, Элли и Пикацо и бодро зачастили: – Миледи, Вам надо поесть, залечить раны, переодеться… Он скоро придет…

И служанки, не слушая возражений, увели госпожу в спальню.

Дэйвон, вольготно развалившись в кресле с резной спинкой, ждал свою "прекрасную незнакомку". Глаза его светились сознанием безоговорочной победы: "Все вышло так, как я и задумал: упрямица спасена от смерти "благородным рыцарем", то есть мной, и отныне не сможет игнорировать мои слова и действия; а ее слуги ради благополучия любимой госпожи вынуждены выказывать мне всяческое уважение. Попались, голубчики!"

Легкий аромат фиалок. "Прекрасная нимфа" бесшумно выскользнула из спальни и села напротив него.

– Вы очаровательны, миледи! – восхитился Дэйвон, без малейшего стыда рассматривая стройную фигуру в длинном нежно-розовом платье.

– У Вас что-то со зрением, сэр? Обычно, делая даме комплимент, смотрят ей в глаза…

Дэйвон послушался. Взгляд ее бездонных зеленых глаз был спокоен, мягок и вместе с тем непреклонен, как бы говоря: "Я благодарна Вам за спасение и помощь, но… Что бы Вы там себе ни думали, я – хозяйка Замка. И останусь ей вопреки всему!"

– Может, наконец-то представимся друг другу, миледи? Признаю: обстоятельства для встречи не слишком радостные, но этикет никто не отменял.

– Что ж… Раз уж Вы мой гость…

Когда официальное знакомство завершилось, каждый приступил выяснению интересующих вопросов. Начать Дэйвон галантно позволил даме:

– Соблаговолите рассказать мне, сэр, что произошло в мое временное отсутствие.

– С удовольствием, миледи, – в тон ей ответил Дэйвон, пытаясь предугадать следующий поворот в их беседе, узнать к чему она клонит. – Валет выяснил, кто, мягко говоря, "прервал" экзекуцию, разозлился и приказал закончить начатое. Я же, спрятав Вас в темном боковом коридорчике, отправился искать здешних слуг (хорошо, что все Замки построены по одному принципу). Толстяк и две девушки никак не хотели оставлять Вас, миледи, "в темном и страшном месте, где живут крысы и, возможно, есть привидения" (так сказала полненькая служанка). Но я убедил их, что так будет лучше. Ваши поиски продолжались до позднего вечера, а нам пришлось отсиживаться здесь. Когда все стихло, я отправил своих воинов…

– "Своих воинов"… Понятно.

– Что?

– Значит, Вы часто не слушаетесь отца. Кто у вас главный?

– Я, конечно! – гордо заявил Дэйвон и поспешно перевел разговор в другое русло, заметив легкую усмешку на лице собеседницы. – Аэлис, у меня создалось впечатление, что Вы абсолютно не считаете себя пленницей…

– Так и есть.

– … однако Вы ею являетесь. И я, как победитель, предлагаю Вам и всем прочим обитателям Лоридема безопасную и сытую жизнь при условии, что Вы… Во-первых, признаете власть мальдорорцев на Вашей земле и убедите народ не сопротивляться. Во-вторых, расскажете, где сейчас войска Вашего брата и какой магической силой обладаете. И, наконец, сделаете кое-что для меня лично…

Аэлис смотрела на огонь – и казалось, где-то в самой глубине ее изумрудных глаз полыхает, разгораясь от каждого нового слова, жгучее пламя праведного гнева… Но голос ее был по-прежнему ровен и мягок, когда она произнесла:

– Я принимаю Ваше великодушное предложение, сэр… Без всяких условий. Согласитесь: если уж играть в "благородного рыцаря", то до конца. А сейчас прошу Вас удалиться. Я устала… – Она легко поднялась, подошла к двери и открыла ее. Двое с серебряными орлами на груди заглянули в комнату:

– Все в порядке, командир?

– Да. Милорд уже уходит.

Восхищенный, ошарашенный, разозленный, Дэйвон покинул покои королевы Лоридема, снова и снова обещая самому себе, что укротит "эту красотку" во что бы то ни стало… Вот так неоднозначно закончился первый день пребывания мальдорорцев в столице Страны Счастья.

* * * * *

Следующий день также не принес стабильности и покоя, особенно Валету, который всю ночь просидел в Тронном Зале захваченного Замка, шепча самые страшные проклятия на головы "недоносков стражников" и "девки-блудницы, околдовавшей наследника". В одночасье он утратил гордую осанку и самоуверенный взгляд, как бы сгорбился под тяжестью всего случившегося за прошедший день: его снедало чувство, чем-то похожее на страх – страх за собственную жизнь, за существование всего того, ради чего его род продал души Дьяволу. "Все начнется, – шептал он побелевшими губами, – с пустяка… Так сказал Оракул…” Рассвет застал его на прежнем месте с той же задумчивостью на сморщенном старческом лице, однако уже без печати обреченности: напротив, казалось, Валет обдумывает долгожданный триумф.

Отец и сын завтракали в Тронном Зале: первый, оживленно (пожалуй, даже слишком оживленно) что-то рассказывал, попивая красное вино, а второй сидел мрачный как туча и бездумно ковырял вилкой дымящийся кусок свинины… Дальнейшие события напоминали снежный ком, несущийся с огромной скоростью с горной вершины. Итак, сначала в дверях показался стражник, от души политый вином и перепачканный соусом:

– Они отказались от еды, мой господин. Толстяк говорит, что она может быть отравлена. Нам устроили бойкот…

– Прекрасно! Прекрасно! – радостно пропел Валет. – Я сам с этим разберусь, – и он вместе с охранником покинул помещение.

Дэйвон с утра был не в лучшем расположении духа. Мысли сменяли одна другую медленно, походили на густой кисель. Кроме того, его внимание притупила праздная болтовня отца. «Странно… почему старик ни словом… не обмолвился… о моем вчерашнем непослушании? И зачем отец… отправился сам разбираться… в таком пустяковом деле, как…» – стучало у него в висках. Вдруг внезапная догадка заставила Дэйвона очнуться и быстро пересечь комнату. Сводчатая дверь была заперта. Все его опасения подтвердились. "И как я мог быть таким дураком!" – со злостью подумал он и в сердцах запустил в дверь два тяжелых резных стула – никакого эффекта. Отведя душу, наследник Мальдорора взял со стола изящную серебряную вилочку и начал взламывать замок.

Тем временем Аэлис пила утренний кофе (его у запасливого Пикацо нашлось достаточно, а кипяток любезно принес "стражник-диверсант"). Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, и оттуда доносился "трагический" шепоток двух подружек, что-то втолковывающих упрямому повару. Но она не прислушивалась к их разговору: обдумать план дальнейших действий было крайне важно, особенно теперь, когда у нее появился незваный кавалер, делающий ей "прозрачные" намеки. Вдруг за дверью послышались голоса:

Старческий (повелительно): – Я хочу видеть пленницу!

Одного из воинов (смущенный): – Не велено…

Снова старческий (раздраженно): – Открывай немедленно, болван! Ты, что же, забыл, с кем говоришь?!

Другого воина (на этот раз более уверенный): – Никак нельзя, господин. Приказ милорда…

Старческий (срывающийся на визг): – Я хочу, чтобы вы исполняли мои приказы! Мои, мои и только мои!!!

Молчание.

Старческий (мстительно): – Ну, погодите…

Где-то через минуту Валет вошел в комнату с самой благодушной физиономией из всех возможных (крыса с улыбкой до ушей, ей-богу!).

– Что ж это Вы, милочка, устраиваете беспорядки, – пропел он "медовым" голосом, приближаясь к королеве Лоридема.

Аэлис почувствовала, как плетеная рукоять серебряного хлыста ткнулась ей в ладонь: верный признак близкой опасности. Она максимально расслабила правую руку и крепко сжала рукоять за спиной. Валет продолжал петь соловьем, только бесцветные глазки его шарили вокруг:

– А, может, это не Вы? Да-да, конечно! Образование… Воспитание… Как же, дорогуша, Вы распустили своих слуг…

Вдруг злорадная усмешка исказила его лицо – и что-то черной молнией сверкнуло в узловатой руке – тот самый пистолет, из которого он когда-то застрелил "дорогую мамочку"! Палец нервно заиграл на курке…

– Стреляйте! Стреляйте! Ну! – Аэлис быстро поднялась и шагнула вперед…

Испуганный девичий вскрик… Маленькая заминка… Серебряная змейка… Выстрел… Все: пистолет дымится на полу, а Валет с расширенными от страха глазами ловит ртом воздух…

Дэйвон, услышав пальбу, мгновенно взлетел по ступеням лестницы и распахнул тяжелую дверь. Один из охранников начал, было, что-то объяснять, но он жестом приказал ему замолчать и спросил, все еще задыхаясь от быстрого бега:

– Вы не… пострадали, миледи?

– К счастью, нет. Благодарю Вас.

Он огляделся вокруг: Аэлис сидит в кресле и успокаивающе гладит по голове белокурую служанку, двое других слуг испуганно выглядывают из соседней комнаты; взоры охранников весьма одобрительные: "Впредь не будешь тыкать в нас своей железякой, старый дурак…"; а сам виновник "торжества" стоит столбом, изображая статую Аполлона (с поправкой на возраст и внешность, разумеется); пистолет отброшен к камину. Пистолет… Дэйвон нагнулся и поднял его – холодная сталь приятно отягчала руку. "Я найду ему лучшее применение," – подумал он и сунул оружие за пояс.

– Идем, отец. И смотри! Больше никакой самодеятельности…

Все вышли. Стража (на этот раз из личных воинов Дэйвона) замерла у дверей. Инцидент исчерпан… Надолго ли?

* * * * *

Шла третья неделя пребывания мальдорорцев в "благословенной стране – прекрасном Лоридеме". Теперь все реже можно было услышать столь лестный отзыв из уст народа: север страны и Главный Порт фактически перестали существовать; королева захвачена в плен; "принц-рыцарь и его доблестная тысяча" неустанно сражаются с врагом и полчищами всякой нечисти, охраняя те области Государства, куда стекаются его обездоленные и поруганные жители, но и их силы, увы, рано или поздно иссякнут… И в сей критический момент Судьба взяла решение проблем на себя. Испокон веков она “разрубает гордиевы узлы” руками тех немногих, кто способен отстаивать свои убеждения даже самой дорогой ценой – это ее прерогатива. Так случилось и на сей раз: ее добровольным оружием стали двое – мужчина и женщина, томящиеся в Столице.

“Томящиеся", пожалуй, самое точное слово. После неудавшегося покушения отца на его пассию Дэйвон прибрал к рукам всю власть (согласитесь: дальнобойный пистолет с полным "магазином" патронов, способный мгновенно убить любого – весьма веский аргумент в пользу его владельца). И ему было скучно. Да, скучно! Никаких донесений из Армии, которая лихо мародерствовала по всей стране, однообразная еда, минимум развлечений, даже ни одной приличной драки за целую неделю! А короткие свидания с благородной пленницей по-прежнему не давали желаемого результата: Аэлис была с ним неизменно вежлива, но пресекала все "предложения руки и сердца и еще кое-чего" с раздражающим постоянством. Частые отказы и неопределенность мучили признанного ловеласа сильнее, чем нудные нотации отца! Аэлис же все это замечала и, как ни странно, сочувствовала ему, так же страдая от неведения и собственного бессилия. Где Робэр? Что с ним? Почему мальдорорцы так нелепо и бесконтрольно ведут кампанию по захвату страны, руководствуясь лишь жаждой наживы? Что они задумали (если, вообще, задумали что-нибудь)? И, наконец, почему она – Королева терзаемого Государства – остается здесь, а не защищает своих подданных, как обещала когда-то? Увы, ответа не было ни на один вопрос. Какая уж тут любовь! Особенно к этому самоуверенному красавчику! Да, "томящиеся" – самое точное определение.

Но вот настал поворотный в их судьбе вечер: звезды светили необыкновенно ярко и казались больше обычного, теплый ветерок, врываясь в комнаты, приносил с собой далекий сладкий запах цветущих садов, молодой месяц робко заглядывал внутрь и серебрил стены – словом, все дышало ожиданием, восторгом и любовью. В такие вечера люди забывают о проблемах и наслаждаются жизнью. Все в Замке, кроме Валета, пребывали в удивительно приподнятом настроении и, казалось, забыли, кто они друг другу: друзья или враги. Это был колдовской – прекрасный и опасный – вечер!

Волшебство началось на закате, когда в Оружейную, где Дэйвон любил проводить время, рассматривая богатую коллекцию уникального оружия, собранную королями Лоридема, проскользнула темноволосая служанка:

– Ее Величество просит Вас отужинать с ней, милорд.

– Почту за честь… – только и смог выдавить из себя ошарашенный Дэйвон, чувствуя, как доселе незнакомые эмоции охватывают его: хотелось почему-то сразиться с сотней врагов, и чтобы она видела это… "Я схожу с ума," – подумал он, усилием воли прогоняя наваждение.

Пробило восемь. И Дэйвон при полном параде явился на свидание. Аэлис приветливо поднялась ему навстречу:

– Рада, что Вы приняли мое приглашение отужинать.

– Как же я мог отказаться, миледи. Смею надеяться, Вы наконец-то изменили отношение ко мне?

– Давайте сначала поедим. Пикацо приготовил замечательный ужин, – с улыбкой ответила она, делая вид, что не поняла его намека. На мгновение что-то новое появилось в ее взгляде и тотчас исчезло.

А сердце Дэйвона ликовало и, казалось, выстукивало одно: "Неужели? Она – моя!". Весь ужин он просто лучился поразительным обаянием и милым остроумием, сыпал всевозможными комплиментами. Сейчас никто бы не узнал в этом галантном мужчине беспощадного и аморального воина, каким его привыкли видеть все окружающие. А королева Лоридема, напротив, становилась все мрачнее и мрачнее, так как должна была положить этому конец. Когда подали десерт, она решилась…

– Нам надо поговорить, – сказала она, задумчиво глядя на огонь. – Очень серьезно, Дэйвон…

Тот, крайне удивленный тем, что его впервые назвали по имени, несколько неуклюже поклонился и сказал:

– Для Вас любой каприз, моя дорогая.

– Мне надоели Ваши намеки, жалкие попытки соблазнить меня. Я, скорее, соглашусь быть Вашей пленницей, чем любовницей. Знайте это.

Дэйвона словно окунули в ледяную воду: он сразу понял, зачем королева Лоридема сама позвала его на ужин. "Отказать! Окончательно. Нет, она не смеет отказывать мне!" – гнев и стыд за свое поведение затуманили его сознание. Он выхватил меч:

– Ни одна женщина не смеет противиться моей воле! Я всегда получаю то, что хочу. Силой, если нужно…

И Дэйвон с размаху опустил меч на стол: изящное произведение искусства раскололось на две равные половины – на пол посыпались посуда и фрукты. Аэлис ну никак не ожидала настолько бурной реакции кавалера! Пряча растерянность, она встала, отошла к противоположной стене и с вызовом заглянула ему в глаза:

– Пришла пора меняться… Вы согласны, милорд?

Дэйвон медленно приближался к ней. Разум его прояснялся, гнев проходил – но отступить сейчас значило показать себя слабаком перед женщиной, а это несмываемый позор для воина. Аэлис ждала. Хлыст настойчиво терся о ладонь… Но ей не хотелось причинять боль наглецу: пусть знает, что насилие не метод решения всех проблем. Когда он подошел почти вплотную, девушка положила руки ему на плечи… Два быстрых безболезненных удара по шее – и Дэйвон упал на колени… Меч громко звякнул об пол…

– Слабость скоро пройдет, – в эту минуту она смотрела на него так, как никогда не смотрела раньше: нежно, ласково, умело скрывая сострадание за мягкой улыбкой. – Позвольте помочь…

Но для Дэйвона этот взгляд был как нож в сердце, и он грубо оттолкнул ее руку:

– Не нужна мне Ваша жалость!

– Не будьте ребенком. Ну… Обопритесь на меня.

Вдвоем они добрались до кресел, и Дэйвон плюхнулся в одно из них, мрачный как туча: подумать только, его – грозу и проклятье многих Миров – опять унизила женщина! Аэлис молчала, решив "не сыпать соль на раны". Через пять минут силы вернулись к нему, и Дэйвон торопливо вышел из комнаты. Если бы он умел смущаться, то, наверное, покраснел бы…

Дэйвон сразу отправился к себе: встречаться с кем-либо и разговаривать (о чем бы то ни было) ему не хотелось. Жил он в комнате Робэра. Стена над камином здесь тоже была увешена всевозможным оружием. Достаточно просторное помещение отлично подходило для ежедневных тренировок. Пламя догорало, и в комнате быстро темнело. Мысли Дэйвона постоянно возвращались к злополучному ужину, и, чтобы как-то отвлечься, он стал метать ножи в мишень, висевшую на противоположной стене. Раз. Другой. Третий…

– Три попадания из трех. Ловко! – послышался голос из неосвещенного угла комнаты.

– Кто здесь?! – тут же следующий клинок полетел в темноту. – Убирайтесь! Я не желаю никого видеть!