В тот же вечер у Юры и Жени состоялось свидание. А на следующий день она оказалась у него дома. В постели он был на высоте, Женя нашла его восхитительным любовником, а вкупе с прочими достоинствами Юра все больше походил на того, в кого пристало влюбляться барышням. Красив, умен, талантлив и обходителен. Внимателен в ухаживании и снисходителен к маленьким капризам. К тому же, хорошо зарабатывал. Однако кое-что удерживало от того, чтобы нырнуть в омут чувств. У него имелись две страсти: картины и женщины. Что характерно, и то и другое – во множественном числе. И если соперничать с первыми Женя не собиралась, то присутствие вторых обескураживало и задевало.

Уже через месяц красивого романа возникла ситуация, поставившая в тупик. Юра назначил свидание, и Женя, как договаривались, заехала к нему в мастерскую, чтобы вместе отправиться в ресторан. Она появилась в студии в самый разгар творческого процесса: ее избранник гладил обнаженное тело позировавшей нимфетки. Лишь стук упавшей челюсти Жени прервал это действо, а Юра раздраженно воскликнул:

– Ты почему так рано? Сделай милость, посиди тихо!

От изумления и неожиданности, но особенно – от реакции Юры, который не видел ничего зазорного в том, чтобы в ее присутствии ласкать другую женщину, Женя словно язык проглотила. Она просеменила к дивану и присела, отодвинув нижнее белье натурщицы.

Пока ухажер заканчивал работу, она наблюдала его пробежки от мольберта к голой девице. Тот трогал ее за грудь, бедра и возмущался:

– Нужна дрожь! Тебе же холодно! Я хочу видеть вздыбившиеся волоски на коже!

Все выглядело крайне неприятно. Оцепенение, сковавшее ревностью в первый момент, отступило. В метаниях Юры между холстом и полногрудой моделью эротики было – кот наплакал. Происходящее выглядело буднично и обыденно. Но от того – не менее противно и пошло.

Спустя полчаса он устало бросил: «На сегодня – достаточно». И у Жени созрело такое же решение. С нее довольно. И на сегодня, и вообще. Она брезгливым взглядом проводила натурщицу, которая без смущения оделась и упорхнула из студии, чмокнув мастера на прощание в губы.

Едва за ней закрылась дверь, Юра заключил Женю в объятия и уткнулся носом в волосы, как ни в чем ни бывало.

– Паршивый день. Эта бестолочь меня доконает… Ладно. Ополоснусь, и поедем.

Он направился в ванную комнату, на ходу снимая заляпанную краской футболку.

– Я заказал столик в испанском ресторане на Чистых Прудах. Недавно открылся. Говорят, там потрясающая паэлья… – последние слова утонули в шуме воды.

Пока он приводил себя в порядок, Жене показалось, что она заново родилась. Стыд, непонимание, обида пронеслись вихрем и сменились отрешенным анализом. За десять минут, которые Юра принимал водные процедуры, ее картина мира дополнилась мрачноватыми оттенками. Он же, выйдя из душа и вытираясь махровым полотенцем, не заметил прорисовавшихся нюансов – не так давно знал Женю, чтобы догадаться, насколько болезненной для нее стала увиденная сцена.

Она очаровала его с первого взгляда внешностью, а потом – смелостью, здравостью суждений и непосредственностью. Он искал именно такую женщину, однако в его постели постоянно оказывались либо пустоголовые прелестницы, либо дамы, годившиеся в матери. Он бредил ровесницей, которая бы сочетала свежесть молодости с практичным, холодным умом. Хотел найти ту, которая обладала бы красивым юным телом и спокойствием взрослого человека. И которая не засоряла бы мозги ересью про верность до гроба. Встречу с Женей словно небеса послали ему в награду за тщетные поиски.

На протяжении месяца знакомства он искренне не видел в задумчивых карих глазах осторожного, исследующего огонька. Не замечал взгляда женщины, которая когда-то обожглась и теперь мучительно размышляет, можно ли ему довериться. Юра не поверил бы, что долгими ночами, проведенными в постели без него, она анализирует их отношения и пытается понять, насколько сильно тот влюблен. Если бы кто-то сообщил ему, что гордая темпераментная любовница бережно хранит идеалы моногамии, пересыпанные нафталином и отложенные до лучших времен, то поразился бы неприятному открытию.

Однако никто не мог открыть ему эту тайну. В том числе сама Женя, которая только-только закопала поглубже мечты о принцах. И даже себе не признавалась, что девичьи грезы, взращенные дедушкиными преданиями и взлелеянные богатой фантазией, осадком легли на дно души, но не выветрились насовсем.

Ситуация в мастерской вбила еще один гвоздь в крышку гроба, в котором она хоронила свои соображения о романтических отношениях. Легко представилось, как Юра изменяет. Причем не считает это изменой. Для него физическая близость – эпизод, не касающийся духовной составляющей. Инстинкты, биология, подтверждение полноценности – не более. Прикинула, что могло бы произойти (и, возможно, происходило), не приди она чуть раньше. Воображение нарисовало красочные картинки, но, как ни странно, сердце острых эмоций не испытало.

Юра в ее глазах оставался талантливым, многогранным мужчиной. Но слетел ореол рыцарства, окутывавший его образ романтичным флером. Стало понятно: он таков, каков есть. В хорошем и плохом. Вопрос в том, стоит ли быть с человеком, который не любит ее, и в которого – теперь точно – не влюбится она. Видимо, всю душевную тонкость, богатство сердца Юра отдавал искусству. На живых людей его не хватало. Женя вдруг ясно осознала это. Увлеченность, страсть, уходы с головой в работу – как все знакомо! Некоторые ее методы добиваться результатов в карьере тоже не отличались привлекательностью. И сегодня ей просто довелось увидеть изнаночную сторону Юриной профессии.

Эти умозаключения раскладывались по полочкам, пока он принимал душ. Женя представила его тело, вспомнила руки и поцелуи, дразнящий запах дорогой туалетной воды. Ей было хорошо с ним. И в постели, и вне ее. По каким же причинам надо отказываться от паэльи, шуток, ласк и захватывающих разговоров про литературу, кинематограф, философию?

Когда Юра, обернув полотенце вокруг бедер, вышел из ванной, потряхивая головой и разбрызгивая воду, у Жени на душе уже было спокойно и легко от принятого решения. Он же, увидев улыбку, слегка удивился. Уходя в душ, успел заметить колючее недовольство и ждал неприятной беседы. Но как ни странно, его встретила сияющая Женя, которая уточнила, в какой ресторан они пойдут, и подают ли там ее любимый мохито.

Юра неплохо разбирался в женщинах и недоверчиво отнесся к быстрой перемене в ее поведении. Еще некоторое время он исподволь наблюдал, ожидая истерики или вспышки ревности. Зарисовка с натурщицей, положа руку на сердце, оказалась остросюжетной: он не собирался так сразу открывать свое видение взаимоотношений мужчины и женщины. Но в итоге остался даже рад, что это случилось на заре романа. У нее не будет иллюзий. Либо примет как данность, либо уйдет из его жизни, пока он не успел привязаться. Отсутствие резких, агрессивных реакций показывало, что Женя все понимала правильно. И он окончательно уверился, что умная, страстная, веселая подруга – подарок в чистом виде.

Они часто встречались, и в отношениях, несмотря на негласную дистанцию, присутствовала близость. Женя понимала, что занимает особенное место в его жизни. Но догадывалась, что «не особенные» также не пустовали. Прямых доказательств измен не находила, но косвенных улик имелось достаточно. Чей-то шифоновый шарфик, разумеется, принадлежал знакомой, заскочившей на чашку чая. Расческу и несколько белокурых волос забыла очередная натурщица. Открытку с сердечками и жарким содержанием подарила поклонница. Но больше всего раздражал смрад от тяжелых, густых духов, который порой ощущался в его квартире. Этот аромат – каждый раз один и тот же – отчего-то напоминал о Полине Мазуркевич.

После пары едких замечаний и прямой просьбы Жени тактичнее обходиться с ее чувствами, ненавистные шарфики и открытки исчезли. Больше не приходилось – пусть и незримо – пересекаться с другими женщинами. Но в том, что они оставались в постели Юры, сомнений не было. Между тем, он думал, что единственный в ее жизни. Эта тема всплыла недавно. Буквально месяц назад он ни с того ни с сего спросил:

– У тебя еще кто-то есть?

Женя изучающее посмотрела:

– А у тебя?

– Нет, – легко соврал он.

– Вот и у меня – тоже нет.

Это было правдой. Но акцент на «тоже» его раздосадовал. Юра поджал губы и больше не заводил разговоров на тему верности.

За год многое претерпело изменения. Свежесть конфетно-букетной стадии ушла, и появились горьковатые нотки, предвосхищавшие расставание. Пожалуй, лишь секс сохранялся на достойном уровне. Юра много ей дал, научив получать наслаждение и дарить его в ответ. Однако в интимную сферу тоже приходило однообразие. Это все больше напоминало принцип теории Павлова, построенный по схеме «стимул – реакция». Удовольствие присутствовало, но достигалось механически, привычными телодвижениями. Долгие беседы в постели стали редкостью. Секс приносил физическую разрядку, не более. Недавно полушутя-полусерьезно Юра обронил, что Женя приезжает к нему только за оргазмами. Вслух она возмутилась, но про себя поняла – он прав.

Однажды Маша притащила на пятничное собрание в кофейне психологическую брошюру, в которой рассказывалось, что люди находятся вместе, пока не задаются вопросом: «Зачем мне это надо?» Они с Леной тогда подняли на смех обиженную Машу, которая разделяла мнение автора. Теперь же предположение, высказанное в статье, не казалось смешным. В сотый раз Женя спрашивала себя: что держит ее с Юрой вместе? И нехотя признавала, что чуть ли ни единственной причиной был неплохой регулярный секс.

* * *

Поглощая мясное рагу в компании бесшумно работающего телевизора, Женя вяло обдумывала ситуацию на личном фронте. Шел выпуск новостей, один за другим сменялись видеосюжеты. Появившаяся знакомая физиономия привлекла внимание и заставила прибавить громкость. Закадровый голос диктора сообщал:

– Таким образом, судебные инстанции дали согласие на пересмотр дела Султонбека Мирзоева. По словам адвокатов, с террориста снимут все обвинения. Смелый прогноз обусловлен открывшимися новыми фактами. Напомним, боевик обвиняется в покушении на президента в 1999 году. Он заминировал автомобиль, на котором глава государства…

Женя не стала слушать дальше – предыстория известна. Однако! Ничего себе – Мирзоева могут освободить! Она вспомнила свою эпопею годовой давности и пожала плечами. Сомнительно, чтобы власти отпустили его на свободу. Скорее всего очередная уловка защитников.

Она выкинула из головы новость, равно как и тягостные думы про Юру. В конце концов завтра интервью с Гречишниковым. К нему нужно подготовиться, а на часах – почти полночь. Вставать же – ни свет ни заря, поэтому не стоит терять время. Что за зверь «нефтяное соглашение» – известно, но информацию надо освежить. Интернет выдал достаточно сведений, и Женя взялась за их изучение.

«Нефтяное соглашение» представляло собой стратегию развития энергетической отрасли на двадцать лет вперед. За амбициозным, пафосным текстом, по сути, скрывалось намерение «все взять и поделить». Лирика про альтернативную энергию выглядела смехотворно, и между строк читалось желание нажиться на главном достоянии страны – нефти. Пресса заприметила подвох и окрестила документ «нефтяным соглашением», подразумевая под этим согласие российских чиновников позволить импортерам наложить лапу на богатство отечества.

Проект о пятистах листах изобиловал формулировками, которые можно было толковать двояко, а то и трояко. На каждой странице пытливая оппозиция и вездесущие корреспонденты находили моменты, несовместимые со светлым энергетическим будущим. Проблема сводилась к тому, что после подписания закона США и ряд других стран смогут безлимитно выкачивать из недр России черное золото. Этот самый «ряд» публику не беспокоил: у Казахстана, Азербайджана и прочих стран СНГ своей нефти хоть залейся. Но наглая попытка дать Вашингтону доступ к русским природным ресурсам была бесконечно возмутительной. Политически активные граждане поднимали на ноги общественность, созывали митинги и писали петиции. Правящие круги снисходительно наблюдали за их потугами. Дебаты по радио и ТВ напоминали дешевую комедию, сюжет которой был написан бездарным сценаристом, а потом отснят безмозглым режиссером.

Невзирая на шумиху и крики «левых», действующая власть все-таки протолкнула законопроект, который должны были принять со дня на день. Оппозиция рвала на себе волосы и протягивала руки к последнему оплоту надежд – министру энергетики Павлу Гречишникову. Его фамилия, к удивлению многих, не значилась в списке прихлебателей, составлявших текст закона. Злые языки поговаривали, что именно поэтому он занял резко-отрицательную позицию. Однако людей, веривших в чистоту его помыслов и преданность государственным интересам, оказалось несоизмеримо больше.

Женя покатывалась со смеху над такой наивностью. Ясное дело, у того имелись свои причины, чтобы выступать против. Впрочем, его мотивы, да и судьба «нефтяного соглашения» волновали ее постольку, поскольку давали возможность выкинуть из кресла завотделом Полину Мазуркевич.

Нужно разбиться в лепешку, но добраться до неприступного Гречишникова, который пару месяцев назад отказался общаться со СМИ. Такой демарш с обетом молчания многих озадачивал. Жене казалось, что она отлично представляет, какие перспективы ее ждут, если удастся разговорить господина Гречишникова. Но ей в самом страшном сне не могло присниться, чем обернется это интервью.

* * *

На следующее утро, пока Мельникова собиралась на конференцию в НИИ экологии, в аэропорту Эр-Рияда, столицы Саудовской Аравии, приземлился частный самолет. Единственный пассажир – Ларс Свенссон – сошел с трапа и сел в лимузин, прикативший на взлетную полосу. Это был автомобиль одного из богатейших людей планеты – арабского шейха Али бен Аббаса. Машина направилась в его резиденцию, где, помимо самого шейха, Свенссона дожидались еще четверо мужчин.

Трое из них, так же, как бен Аббас, были в традиционных длинных белоснежных одеждах. В чертах лиц угадывалось благородное происхождение и принадлежность к верхушке правящих кругов Ближнего Востока. Четвертым был европеец, одетый в летний костюм песочного цвета. Каждому из присутствующих было около шестидесяти лет. Сорокалетний Свенссон, появившийся на пороге дорогих, со вкусом обставленных апартаментов, оказался самым молодым среди собравшихся.

Окружавшая роскошь оставляла его равнодушным так же, как звания, регалии и статусы сидевших за столом. Бесшумно ступая по персидскому ковру, он подошел к столу и коротко кивнул в знак приветствия:

– План «Провокация» утвержден, но с некоторыми изменениями. Сначала решим вопрос о реализации оружия, затем все, что связано с фармакологией. Члены Клуба соберутся для обсуждения деталей в Лос-Анджелесе, в июле. Есть возражения?

Присутствующие покачали головами.

– Финансирование берут на себя США, Канада, Австралия и Евросоюз. Человеческие ресурсы должны быть предоставлены странами Ближнего Востока. В какие сроки возможна переброска людей в Америку?

– Как только Правление утвердит план, мы готовы приступать, – подал голос один из арабов. – Процесс внедрения займет две-три недели.

– Хорошо. Вопросы?

– Важно понимать, кто стоит во главе пирамиды исполнителей. Если наш человек, то подготовку надо начинать незамедлительно, уже сейчас.

– Нет. Правление поставит у руля своего человека. Приняты меры, чтобы организовать все должным образом.

– Кто он?

Настала очередь Свенссона покачать головой:

– Имя не подлежит разглашению до собрания Клуба.

Арабы переглянулись. Такой расклад их не обрадовал, однако никто не высказался против. Европеец уточнил:

– Когда предполагается переход к фармацевтической кампании?

– Старт программы – середина декабря. Второй этап – февраль следующего года. Каждый последующий – через шесть-восемь месяцев, в зависимости от результатов.

Слово перешло к бен Аббасу.

– Как руководитель ОПЕК я хотел бы знать, что Правление решило по энергопроекту России?

– Полагаю, вам это известно. «Нефтяное соглашение» будет подписано, – пожал плечами Свенссон. – К чему риторические вопросы, господин Аббас?

– Меня интересует, как сообщить об этом странам картеля. Все… хм, переживают, что закон отразится на поставках нашей нефти в США. Если Штаты получат доступ к российским скважинам, то спрос на ближневосточные углеводороды упадет. Придется прибегать к искусственным методам подстегивания цен на рынке. А мне хотелось бы избежать радикальных мер.

– Принятие законопроекта не скажется на ваших доходах. Даю гарантию Правления, что его интересы лежат в другой плоскости.

– Тогда не понимаю, в чем смысл…

– Полагаете, Правление жаждет контроля над нефтяным бизнесом? – Свенссон произнес эти слова с презрением, словно речь шла о мензурке с бензином, а не о всемирном господстве Ближнего Востока в снабжении человеческой расы черным золотом.

– Я не ставлю под сомнение, что преследуются иные цели. Просто не вижу логики в этих действиях.

Свенссон одарил его снисходительной ухмылкой, в которой читалось безразличие к тому, видит ли кто-то логику в чем бы то ни было или нет. Бен Аббас сжал кулаки, но сдержался и промолчал. Как ни крути, а хамоватый швед – лишь связующее звено между Правлением и ими, членами Клуба. Засранец был мальчиком на побегушках, и это утешало самолюбие шейха. Да и многих других, кому приходилось терпеть манеры Свенссона.

Тот обвел присутствующих безжизненным, рыбьим взглядом, словно уточняя, не желает ли кто-то еще попасть под ледяной душ. Ответом были колючие взгляды пяти пар глаз. Уже в дверях, не оборачиваясь, он бросил:

– Дату собрания Клуба в Лос-Анджелесе сообщу через неделю.

* * *

Июньским субботним утром Москва пребывала в полудреме. Ночью прошел ливень, и зелень деревьев благоухала свежестью. Точно в назначенный час Женя вошла в здание института экологии – нелепое серое строение советских времен. Изнутри оно выглядело приветливее: начальство разорилось на кое-какой ремонт, и от интерьера не так сильно веяло «совком».

Возле кабинета Маши царило столпотворение. Седовласые мужи заполонили коридор: пробиться к дверям было невозможно. Но не для Жени. Захлопнув за собой дверь, она увидела подругу, которая как сторукое индийское божество разговаривала по нескольким телефонам, заполняла бумаги и отдавала распоряжения. Обстановка в пресс-центре НИИ походила на кремлевскую приемную.

Закончив отчитывать невидимого телефонного собеседника, Маша выругалась:

– К чертям собачьим! В понедельник увольняюсь из этого дурдома!

– Ага, массовый психоз. Едва выжила в борьбе с цветом нации, осаждающим твой кабинет. Их коллективное бессознательное запросто может убить.

– Суммарный ай-кью собравшихся под миллион, так что не удивлюсь, если сама свихнусь.

– Мусик, говори, где мое место в этом бедламе, и твои проблемы уменьшатся на сто двадцать баллов ай-кью.

– Внесла тебя в список как лаборанта-стажера кафедры микробиологии. Так что, надевай белый халат и чеши в лекторий.

– Ты лучший в мире пресс-секретарь!

– А ты – льстивая журналистская морда.

– Обожаю тебя!

– Давай, дуй. Сборище на пятом этаже.

Лекторий сторожили два мордоворота из службы безопасности Минэнерго. «Лаборант-стажер» подождала, пока нашли ее фамилию и провели досмотр. Обнаружив диктофон, секьюрити уточнил:

– Это зачем?

– Для научной работы. Пишу кандидатскую по системам нефтеочистки, – соврала она.

Огромная аудитория была заполнена наполовину. Львиную долю составляли все те же великовозрастные и убеленные сединой ученые. Кое-где виднелись и молодые лица, но такие находились в меньшинстве. Стоял возбужденный гул, вызванный то ли видом здоровенного несуразного агрегата, то ли ожиданием Гречишникова. Окинув взглядом помещение, Женя села поближе к выходу. Согласно замыслу, министра нужно брать тепленьким. Она предполагала выскочить вслед за ним из зала, едва тот закончит выступление. И задать вопросы, как говорится, не отходя от кассы. План был прост, как все гениальное.

Лекторий трещал по швам, когда по рядам прошелестело известие, что Гречишников прибыл. Едва он перешагнул порог, аудитория взорвалась овациями. Он направился к кафедре для выступлений, а двое вооруженных телохранителей встали у дверей, заслонив широченными спинами проход. Можно подумать, Гречишников прибыл не в НИИ, а прямиком в стан врага.