ГЛАВА II

Настася всегда вставала спозаранку, во сколько бы не ложилась. Ее будили звонкие трели соловья или скворца, вивших гнезда на соседнем дереве каждой весной. Но сегодня, проснувшись также рано, она сладко потянулась и совсем не захотела вставать, ей вспомнился вчерашний вечер. Ей много всего нужно было сделать: и продукты кухарке принести, и слуг собрать, задания раздать, хозяев разбудить, поручения их утренние выполнить. И это только за утро. Обычно она находила время между всем этим поесть самой. Марыня готовила отличные каши или похлебки для всей прислуги.

А уж увидеть рассвет в родной Разумовке дорогого для нее стоило. Деревушка эта располагалась в Волынской губернии. Раньше ей владели пановья Маскевичи, но сейчас почти вся земля была распродана под отдельные владения, большая половина, конечно, отдана была крестьянам.

Поднимаясь ни свет ни заря, Настася давно привыкла к утренней прохладе, иногда даже ходила утром искупаться в речке Жаберке. Но чаще просто просыпалась и долго смотрела на виднеющийся аловато-фиалковый рассвет через открытое окно, перед которым же она молилась каждый вечер в свете луны и звезд, когда он превращался в темно тлеющее небо. Жила она в маленькой, но уютной комнатке на втором этаже, рядом с пановними опочивальнями. Стены были оклеены обоями горохового цвета, но очень давно обновлялись и уже успели посереть. Над кроватью висел карандашный портрет ее отца и матери, который был нарисован одним деревенским художником на заказ очень давно, в пору родительской молодости. Простая деревянная кровать стояла в углу, изголовьем упираясь в подоконник, на котором лежал молитвенник и четки из коричневых стеклянных бусин. В соседнем от окна углу располагался небольшой желтый комод, который когда-то стоял у пани Берты в комнате, но был заменен более новым. В комнате еще был табурет, а рядом эмалированный тазичек и кувшин с водой. Это все, что было из мебели в комнате нашей маленькой ключницы. Остальные комнаты для малочисленной прислуги располагались на первом этаже. В этой усадьбе никогда не было огромного количества дворовых. Гостей встречали сами хозяева, панья же, в основном, следила за расходами и доходами. Вся прислуга состояла из трех служанок, одна из которых была главной (у нее хранилось большинство ключей), кухарки, садовника и конюха. Которые держались своего места, потому что панство здесь было снисходительным. И жила Настася в комнате одна с тех пор, как не стало матери. Отец ее был военным и погиб в одном из походов, когда ей было совсем мало лет.

Одно воспоминание, связанное с отцом, сохранилось у нее в памяти: он в военной форме и блестящих черных сапогах ясным летним днем стоит у деревянных ворот, щурясь от солнца, а мать подводит маленькую дочурку за ручку, прячущуюся в складках маминого платья; отец подхватывает ее на руки и кружит, а малютка не боится совсем, заливается смехом. Еще Настя помнила, что мама часто рассказывала о своей родной деревне, откуда она и ее муж были родом. Там они жили у родителей мужа, простодушных ремесленников, ценивших спокойствие в родном доме и зарабатывавших на жизнь изготовлением посуды. Спустя пару лет ожиданий мужа мать, отчаявшись, нанялась в соседнее село к пану в служанки и уехала, распрощавшись со всеми, не желая быть для родственников мужа обузой. А позже стала и ключицей: невозможно было не доверять такой верной и исполнительной женщине. Старики с тех пор, наверно, давно померли. Невесть что произошло с их избой. Ее же родственники были из бывших крепостных и, выкупив кое-как землю у помещика, стали работать на ней, выращивая овощи, которые обеспечивали им пропитание.

А Настася была молода, и, хоть ей и доверили все материнские обязанности, среди другой домашней прислуги ее слово еще не приобрело особый вес. Марыня ее любила, потому что нянчила с пеленок, а еще две служанки – недавно нанятые взрослые женщины – всегда разговаривали с ней покровительственным тоном. Они были сестрами, но совершенно не похожими друг на друга: одна рыжая с веснушками, а другая черноволосая и смуглая. Но Настася не обращала на их отношение особого внимания, в основном, она выполняла личные поручения Берты или пана сама, не обращаясь к ним за помощью без крайней необходимости.

С приездом гостей прибавлялось дел, как и сейчас. Нужно было подготовить комнаты, вынести матрацы, вымыть все полы, принести новых цветов. И Настася вместе со служанкой занимались этим, пока третья подавала завтрак пановьям и выполняла их поручения. Настасье приходилось бегать с подушками и одеялами, которые она приносила из кладовой (ключи были только у нее), их необходимо было проветрить, освежить, как и все остальное постельное белье. К концу дня все платья служанок были такими пыльными, что приходилось еще и заботиться о чистоте своего наряда.

После обеда Берта заметила, что клумбы перед домом совсем сухие, дорожки недостаточно метённые, а на балконе оттаявшая грязь. Весь день Берта замечала всякие мелочи, которые щепетильной хозяйке усадьбы совсем не нравились, и бедные служанки бегали, не имея возможности присесть и отдышаться.

– Видно, уж очень дорогие гости к нам пожалуют, раз нас так не жалеют, – ехидно заметила рыжая служанка.

– У них все гости дорогие, а мы не железные, – буркнула ей в ответ сестра и продолжила начищать пол.

Вечером после ужина Настася сама побежала к Аде в село. Вчера они разминулись и даже не успели ничего обсудить.

– Ах, ты! Куда делась вчора⁹? – весело встретила ее подруга.

– Я потеряла тебя, затанцевали нас, – поспешно ответила она, и обе рассмеялись.

– Пошли в предбаннике посидим, а то все спать собираются. Ну и что ты задумала? – обратилась заискивающе Ада к подруге.

– Я-то? А! Орехов же тебе принесла, забыла совсем, – потянувшись в карман, ответила Настася.

– Дурёха, сына пана окрутить вздумала? – уточнила Ада.

– Что ты? Куда мне до него, ему здесь видите ли скучно, сам сказал, – оправдываясь ответила Настя. – А где ты была? Я тебя не нашла после хороводов.

Не успела Настася договорить, как Ада уже начала ей взахлеб пересказывать, как ей было весело, как они с Андрием в салочки играли. Как потом он ей в любви клялся и замуж звал, поделилась, что раздумывает согласиться. Но дадут ли родители благословения, Ада не была уверена: он не в ладах с ее родней. Настя утешила подругу, сказав, что настоящая любовь все перетерпит (она прочла это в какой-то книге, и ей очень запомнилась эта фраза).

Попрощавшись, подруги договорились встретиться завтра на мессе, если удастся.

ГЛАВА III

На следующий день за завтраком пан прочел молитву в честь праздника вознесения, и все принялись за еду.

– А где Ян? – спросил отец, разрезая кусок мяса.

– Не вьем¹⁰. – отозвалась жена, которая очень не любила болтать за столом.

– Спит?

– Може.

– Настась, позови пана-засоню, – распорядилась Берта.

Настася еще сонная побежала наверх, но в комнате Яна никого не было. А когда она вернулась, увидела его только что входящим в столовую.

– Пшепрашам¹¹, мне сегодня очень уж не спалось, решил поохотиться. Разрешите присоединиться к вашей трапезе? – тут же заявил Ян.

– Руки вымой хоть и пожалуй, – ответила сыну Берта, расстроившись, что он не дал ей начать разговор расспросами первой.

– Ты добре себя чувствуешь? – спросила она Яна, когда тот уже сидел за столом.

Берта заметила, что он немного помят. Это выражалось его в тяжелых потемневших веках и упавших уголках губ, он сидел чуть ссутулившись будто не хотел показывать, что что-то не так.

– Як бык, мамо, – отламывая кусок хлеба, быстро ответил он.

Настася тоже мало спала, слишком засиделась вчера у Ады. Разливая чай, она случайно наступила на подол платья сидящей Берты, и та, нахмурившись, спросила:

– Чего ты Настька сегодня такая растерянная, влюбилась что ли?

– Пшепрашам, пани, – тут же затараторила ключница, ей становилось не по себе, когда пановья злились и уж тем более хмурились.

– Теперь платье придется переодевать, поможешь мне!

Настася покорно кивнула и ушла на кухню. Хозяева надеялись, что таких мелких неуклюжестей с опытом станет меньше. Ее мать, как работницу, они очень ценили. Поэтому пока молодой ключнице прощали пришитые неправильно пуговицы, забытые в клумбе лопатки или черное пятнышко от угля на ее лице.

После завтрака семья Маскевичей в полном составе отправилась в костёл¹². Колокола уже звонили, когда они подъезжали, возвещая о скором начале праздничной мессы. Они вошли внутрь, людей было много, алтарь блестел и переливался, отражая кое-где свет зажжённых свечей. Маленький краснокирпичный костел с белоснежными потолками и высокими колоннами того же цвета вместил сегодня всех верующих католиков. Маскевичи встали слева от алтаря на второй лавке, напротив иконы девы Марии. Под ногами у многих лежали тонкие разноцветные подушечки, чтобы не мучать колени холодным каменным полом во время молитвы.

Когда месса началась, о чем возвестили густые аккорды органа, доносившиеся со второго этажа, все поднялись. Ян повернулся лицом к процессии священнослужителей, которые в своих парадных рясах должны были пройти прямо к алтарю между левым и правым рядами. Но прежде он заметил знакомую шаль и светлое платье, которое блистало солнечными бликами, а потом и увидел лицо Настаси.

Она стояла с серьезным выражением лица и смотрела вперед, рассматривая висевшую перед ней икону и размышляя о чем-то. У него было время рассмотреть ее, пока она еще не заметила его невольного пристального взгляда. Он очень хорошо знал ее, та маленькая девочка с каштановыми волосами и ясными зелеными глазами всегда была в его памяти и вызывала тепло в сердце. Но сейчас он видел перед собой другого человека: красивая девушка, к все таким же глазам и волосам которой прибавились точенный профиль, густые темные брови и выдающиеся губы на фоне маленького подбородка, вызывала не просто тепло. Яну показалось, что в храме душно, после того, как до него донесся дым от кадильных трав.

Настя все-таки почувствовала взгляд пана и через секунду повернула голову. Их взгляды встретились, и это их не смутило, они уже не стеснялись смотреть друг другу в глаза, ведь были старыми друзьями. Но что-то в выражении глаз Яна заставило девушку опустить глаза вниз, ей показалось, что она даже раскраснелась. С Яном произошло то же самое. После этого до конца мессы они старались не смотреть друг на друга, безуспешно пытаясь уловить смысл чтений, псалмов и проповеди.

После обеда прибыли долгожданные гости. День стоял немного облачный, легкий ветерок шевелил только расцветшие деревья. Все вышли их встречать. Первым из экипажа, запряженного тройкой, с фамильным гербом Пилсудских на двери (желтоперая утка и липа) вышел сам отец семейства в своем сверкающем костюме и с тростью, которая была увенчала платиновым набалдашником.

Он подал руку сначала жене, потом дочери, не пользуясь помощью слуг, так пан проявлял заботу и считал, что производит должное впечатление. Хотя это было ни к чему, во всех местах, куда наведывались члены этой семьи, они уже имели определенную репутацию.

Глава семьи пан Пилсудский был очень уважаем благодаря высокой должности, занимаемой им, но настоящим другом мало кто мог его назвать. После того, как он был замешан в нескольких неоднозначных историях, его стали опасаться. Однако в университете он слыл за весельчака. Поговаривали, что он шпион, из-за связи с одной гастролирующей актрисой-француженкой. Отсюда можно было сделать вывод, что его жена Ангелика довольно свободных взглядов. Но это было не так, воспитанная в одном лучших пансионов России, она чтила семейно-сословные ценности разве что не выше короля.

Она во всем обвиняла завистников, распускающих сплетни о ее дорогом муже. Так ей было удобней. У нее не было другого выбора оставаться добропорядочной светской дамой. О их дочери Марте мало ходило мнений, говорили только, что она симпатична и образованна, как и о любой дочери достопочтеннейшего панства. Ей было около 16—17 лет. Как и любая панская дочь, она посещала все балы, устраиваемые в губернии.

Настася, увидев Марту в ее повседневном розовом струящемся платье с коротким рукавом и белых перчаточках, вспомнила слова Марыни про сговор женить детей, и еще о том, что она очень хорошенькая. Бунтовство чувств, конечно, не было ей присуще. Она чаще мирилась с судьбой, проглатывая обиду, если это касалось только ее лично. Но она всегда была готова прийти на помощь другим, даже неблизким знакомым. И сейчас, когда в голове у нее мелькнула мысль «от чего я не дочка шляхтича», она отогнала ее от себя своими повседневными заботами.

А Ян, стоявший на террасе рядом с перилами, вспомнил тот момент, когда возвратился из гимназии. Еще только приближаясь к родным местам, он ощущал такой трепет, и его сердце учащенно билось. Тарантас вез его через знакомые и любимые с детства поля и леса. Наконец вдалеке показалась родительская усадьба. Дымы от печных труб сельских мазанок поднимались в небо и неспешно плыли, сливаясь с облаками. Вспомнилось и, как его встречали родители и слуги, а светлый фасад дома слепил его.

Мама обняла его при встрече, а он не удержался, чтобы поцеловать ее в покрытый морщинками уголок глаза. Он и отца крепко обнял и только потом пожал ему руку. Но Настася его не встречала, она служила в тот день мессу за упокой своей матушки.

Они рады были видеть друг друга в последующие дни, но собственные горести и радости занимали их больше. Поэтому они не придавали персонам друг друга большого значения, хотя в детстве были совсем неразлучны. Теперь они считали себя взрослыми, свободными от детских привязанностей. День возвращения домой запомнился ему еще и радостным ощущением окружения родных стен, Ян крепко уснул тогда на знакомой постельке, под теплым одеяльцем.