Авторы

Алина Пожарская, Алиса Стрельцова, Анастасия Малейко, Дарья Полукарова, Дмитрий Ищенко, Дмитрий Сиротин, Ева Немеш, Евгения Басова, Евгения Чернышова, Наталия Волкова, Нина Дашевская, Ольга Громова, Светлана Фролова

Иллюстрации

Евгении Двоскиной

© Басова Е., текст, 2025

© Волкова Н., текст, 2025

© Громова О., текст, 2025

© Дашевская Н., текст, 2025

© Ищенко Д., текст, 2025

© Малейко А., текст, 2025

© Немеш Е., текст, 2025

© Пожарская А., текст, 2025

© Полукарова Д., текст, 2025

© Сиротин Д., текст, 2025

© Стрельцова А., текст, 2025

© Фролова С., текст, 2025

© Чернышова Е., текст, 2025

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2025

Евгения Чернышова
Молоток и фонарик

– Дома я ношу домашние штаны, – говорит Тёма. – А на улице дикие.

Я это вспомнил, когда мы с Лизой вбежали в восьмой по счёту магазин. И обыскали очередную полку с игрушками. Молоток. Не дрель пластмассовая, не пила деревянная, не набор отвёрток в чемоданчике. Молоток! Игрушечный. Но как настоящий. Ручка красная, наконечник серебристый. Всё это, перебивая друг друга, мы в восьмой раз спросили у восьмого продавца с мишурой на шее.

– Ещё ключ есть гаечный. Из пенопласта, – сказал продавец.

– Не надо ключ, – сказал я.

– Или вот плоскогубцы. Детские. Возьмёте?

– Нет! – Я прямо подпрыгнул.

Молоток, молоток нужен. Мо-ло-ток.

Восьмой продавец в восьмой раз посмотрел как на диких. Или будто бы мы в диких штанах. Какие молотки, какие плоскогубцы. Новый год через три дня. Но мы не дикие и не в диких штанах. Лиза вообще в юбке, она с хора сбежала ради этого молотка.

– Не-е-ет мне доро-о-о-оги в мой брошенный кра-а-а-ай… – напевала она, разглядывая полки. – Вот ведь прицепилась песня, не отлепишь.

А я не только не дикий, но и вообще «очень спокойный» и «положительный».

И главное, «подающий надежды».

Мы вышли из последнего магазина перед самым закрытием и поплелись домой.

– Не переживай, – сказала Лиза. – Я ещё на всяких сайтах с объявлениями поищу. Люди чего только не продают. Даже фантики от конфет. И палочки от «чупа-чупсов». Своими глазами видела. Так что точно найдём этот ваш молоток.

Я же в этом сильно сомневался. И вообще на душе было тоскливо. А тут ещё и олимпиада эта. Кто делает олимпиады в конце декабря? Только люди, ненавидящие детей. И математику. Так и вижу, как я 29 декабря сижу в холодном кабинете с двадцатью такими же счастливчиками. Подающими надежды. На окне еле шевелится поникший серпантин. А на подоконнике сонно жужжит муха, которая не успела уснуть к декабрю.

«Разрежьте фигуру, показанную на рисунке, на две части, одинаковые и по форме, и по площади…»

Из проезжающей машины заорало: «Мы б не знали кутерьмы новогодней этой!»

Когда я пришёл домой, мама уже читала Тёме книжку на ночь. Снова про ежей. Тёма очень любит животных. Все игрушки у Тёмы – звери и музыкальные инструменты. Даже фонарик не простой, а тоже с животными. В специальное отверстие в нём вставляется пластинка. И когда включаешь фонарик и крутишь эту пластинку, то на стене появляются силуэты.

Кошка, собака, корова, лошадь, коза. Слон, гепард, медведь, орангутанг, жираф.

Как же пластмассовый молоток попал в эту зверино-музыкальную компанию? Просто молотком Тёма бьёт в барабан.

Тёме три с половиной года, и всю осень он учился ходить в детский сад. Детский сад Тёме не нравится. Он очень не хочет туда ходить.

– А давайте папа пойдёт в детский сад, а Тёма останется играть дома.

– А давайте Тёма будет работать дома, а мама пойдёт в детский сад.

– А давайте вы все пойдёте в детский сад, и Ваня пойдёт, а Тёма пойдёт во двор лепить снеговика.

Ни одна из версий не рабочая. К сожалению. Папе надо на работу, Ване, то есть мне, надо в школу и на олимпиады, а мама пишет диссертацию.

Мама всё время говорит:

– Я так устала.

Это её диссертация доконала.

А ещё мама говорит:

– Пожалуйста, реши сам.

И ещё:

– Я снова ничего не успела.

И ещё:

– Давай сегодня никуда не пойдём?

Но ведь я тоже устал! Две олимпиады, четыре контрольные. Очень всё утомило к концу года. И надоело быть подающим надежды. Вечно от меня что-то ждут. А я, может, не хочу подавать надежды. Я хочу их принимать. Или отдавать. Хочу говорить папе:

– Папа, что-то ты расслабился. Ты же подаёшь надежды. Как это не хочешь на работу? Все на тебя так рассчитывают!

Или так:

– Мама, ну-ка соберись. Что значит – диссертация тебя доконала? Сегодня ты работаешь на диссертацию, завтра она на тебя.

И ещё я очень устал быть старшим.

Когда Тёма родился, мне было шесть. Мама вернулась домой с Тёмой, завёрнутым в смешное покрывало, которое называлось «конверт». Она смотрела на меня и повторяла:

– Какой ты, оказывается, большой. Какой большой.

Бабушка на семейном застолье сказала:

– Ты теперь старший брат. Не подведи!

Дедушка добавил:

– Старший брат, старший сын, старший внук!

Всё это должно было меня взбодрить и наполнить гордостью. Но на самом деле это звучало довольно угнетающе. Словно меня привели в парк с аттракционами, прокатили на одной карусели, а потом говорят: ну всё, а теперь иди домой делать уроки и есть суп большой ложкой. Есть мальчики поменьше, которым кататься на карусели нужно больше, чем тебе. А ты бывай, не подведи!

Но потом я взял себя в руки и начал усиленно подавать надежды. Потому что мне хотелось быть как все в моей семье. Рассудительным, спокойным, уверенным. Вот и стало так. Факультатив по алгебре – пожалуйста. Кружок по робототехнике – давайте. Ещё факультатив по информатике – конечно. А с третьего класса начались олимпиады. Только этой осенью у меня их было семь. И теперь ещё одна, празднично-новогодняя.

Когда Тёма только родился, было интересно. Тем более что мама ещё до его рождения рассказывала, что я тоже был маленьким. Мы смотрели фотографии, и я поверить не мог, что это правда. Таким крохотным я себя не помнил. Получалось, что можно вживую посмотреть на самого себя. Я глядел на Тёму и думал, что это будто бы я. Интересно же! Тем более все говорили, что мы очень похожи. Мол, крошечный Тёма – копия меня в младенчестве.

Потом выяснилось, что мы с ним совсем разные. И что мой младший брат вообще ни на кого из нашего семейства не похож.

Потому что в чемпионате по впечатлительности Тёма занял бы первое место. Мир для Тёмы населён множеством существ, каждое из которых вызывает бурю эмоций. Тёма обожает жучков, паучков, муравьёв, мух, зайцев, барсуков, оленей и вообще любую живность. Ему нравятся даже клопы и змеи.

– Клопик! – говорит Тёма.

– Змейка! – восхищается Тёма.

– Акулка! – умирает от любви Тёма.

Мир для Тёмы очень несчастный, поэтому весь этот мир надо пожалеть. Тёма переживает за Колобка, за трёх поросят, за волка из «Трёх поросят», за козлят, козу и снова за волка. В конце мультфильма «Жил-был пёс» Тёма горько плачет. Ему кажется, что волк, проломив забор животом, уходит чем-то расстроенный. Тёме жалко лису, которая хотела украсть Жихарку. Тёме жалко Кощея за худобу, а Бабу-Ягу за то, что в ступе её укачивает.

Мир для Тёмы очень музыкальный, поэтому Тёма бьёт в барабан молотком и прыгает по дому с бубном. Мир должен звучать.

Внутри Тёмы будто бушует огонь или буря. А остальная наша семья, вместе с бабушками и дедушками, наоборот, никаких буйств не любит. Спокойствие и рассудительность, рассудительность и спокойствие. Вся сила в точных науках. Папа проектирует мосты. Мама пишет диссертацию по математике. Я уже в третьем классе освоил алгебру за шестой. У нас не принято кричать и кого-то ругать. Когда папа недоволен или чем-то расстроен, он говорит очень пустым голосом. Вот именно пустым. И говорит всего четыре слова:

– Я этого не понимаю.

Так, конечно, происходит редко.

Но.

Скейтборды.

– Я этого не понимаю.

Каждый раз у меня тут же портится настроение.

Компьютерные игры.

– Я этого не понимаю.

И начинает казаться, что это действительно плохо.

Панк-музыка.

– Я этого не понимаю.

И уже сам думаешь, что всё это глупости: и скейтборды, и компьютерные игры, и брейк-данс, и граффити, и панк-музыка, и электронная музыка, и поп-музыка. И вообще всякая музыка, кроме классической и «старого доброго рока».

А Тёма любит музыку просто как таковую. Неважно, играет её дядька на саксофоне или выстукивает дятел в лесу. Он везде слышит ритм и сразу начинает двигать головой в такт. Воспитательница в саду сказала, что у Тёмы необыкновенное чувство этого самого ритма. Родителям даже пришлось купить ему ксилофон, бубен, маленький барабан и дудочки.

Тёма любит, когда мы с ним вдвоём играем в оркестр. Он говорит:

– А давай я буду на барабане, а ты на бубне.

И потом:

– А теперь я буду на бубне, а ты на ксилофоне.

– А теперь я буду на ксилофоне, а ты на дудочках.

Играть в это Тёма может бесконечно. Или пока не придёт папа и не станет приставать к нему с цифрами или ранним обучением счёту. К цифрам Тёма совершенно равнодушен. Максимум, чего удалось добиться папе, – это того, что Тёма полюбил цифру 4. Она, по его мнению, похожа на жирафа. Остальные цифры никого не напоминают, а значит, интереса не представляют. Развитие Тёмы идёт не по папиному плану. Со мной-то было всё легко. Из-за этого родители посчитали, что они крутые педагоги. Вот смотрите – Ваня считает с трёх лет, читает с четырёх, а с пяти собирает роботов из подручного материала. На самом деле я просто оказался с их, родительской, планеты. Что-то типа Нептуна, где холодно и спокойно. А Тёма – с Меркурия или даже с Венеры. Минус 226 у нас и плюс 464 градуса у него – есть кое-какая разница.

С мамой у нас раньше было много интересных дел. Например, мы пекли печенье. Или считали на прогулке жёлтые машины. Или собирали головоломки. А ещё мы писали друг другу записки и подсовывали под дверь. Я просыпался утром, а меня у двери ждёт записка: «Выпал снег! Пойдём лепить снеговика?» Или я маме оставлял записку в шкафу: «Сколько нулей в триллионе?»

Когда родился Тёма, маме стало не хватать времени ни на записки, ни на печенье. А когда Тёма немного подрос, она взялась за диссертацию. Тут мы и с прогулками попрощались. Сколько жёлтых машин не посчитано. Сколько снеговиков не слеплено.

Вообще, я бы не подумал, что с нашей семьёй что-то не так. Если бы не Тёма. А ещё если бы не Лиза. Потому что у неё дома всё по-другому.

Лизу родители растят творческой личностью. Поэтому Лиза поёт в хоре, рисует в художке, играет на фортепиано, гитаре и флейте, поёт и танцует ирландские танцы. Получается у Лизы всё это здорово, но в учёбе у неё полный швах. Который почти не волнует ни её, ни её родителей. Если Лиза получает тройку, все облегчённо вздыхают. Если каким-то чудом приносит четвёрку – мама готовит торт. Торты у Лизиной мамы очень вкусные. Родители Лизы говорят:

– Главное, чтобы ты была счастливая.

Счастливая Лиза путает деление и умножение и почти с удовольствием пишет слова с ошибками. «Белки забролись на вершыну ели».

Мои родители говорят:

– Главное, чтобы ты был ответственным.

Ответственный я мечтаю о каком-нибудь безответственном поступке. Например, не выучить уроки. Или принести домой гитару.

Лизины и мои родители дружили, когда мы были совсем маленькими. Но потом они почему-то перестали общаться. А мы дружим до сих пор.

Я прихожу к Лизе отдыхать, решать за неё задачи по математике и играть в приставку «Денди». Это такая классная олдскульная видеоигра. Лиза её отыскала в кладовке. У меня-то дома никаких видеоигр нет вовсе, так что и эта старинная меня очень веселит. Марио прыгает, утки разлетаются, закат полыхает.

У Лизы есть любимое слово, оно же слово-паразит, оно же, как Лиза его называет, «моё словечко». Лиза говорит: «бешеная музыка», «бешеные джинсы» и даже «бешеные макароны». Её любимая группа так и называется – «Бешеные кролики». Эти кролики поют громко и отчаянно. Такие, например, слова:

 
Грязные ботинки, грязные кеды,
Мой характер скверный мне приносит беды,
А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
 

В январе «Бешеные кролики» дадут в нашем городе концерт. Лизе удалось раздобыть билет, и она просто счастлива. Бешено счастлива.

Мне «Кролики» не особо нравятся. Зато нравятся «Кино» и «Битлз». Лиза меня научила немного играть на гитаре. Это оказалось очень круто. Когда пальцы бьют по струнам, музыка сначала вибрирует на пальцах, а потом пробирается внутрь. С тех пор как на пальцах завибрировала музыка, мне ещё меньше стали нравиться олимпиады.

– А давайте мы все пойдём в магазин за игрушками, а потом домой.

Гениальный план, которому не суждено сбыться.

Тёма обречённо натягивает шапку, позволяет замотать его шарфом и натянуть сапоги, берёт в одну руку фонарик, а в другую – игрушечный молоток. Сначала папа водил его в сад за руку. Но когда выпал снег, стал возить на санках. Я выглядываю в окно и вижу: сквозь утреннюю мглу папа тянет санки за верёвку. Тёма сидит в них, держа в одной руке молоток, в другой – фонарик.

Неделю спустя папа вёз Тёму из сада в метель. Когда они пришли домой, мама долго стряхивала с них снег, потом мы все вместе вытирали лужи, и в этой суете никто не заметил, что в одной руке Тёма держал фонарик. А во второй ничего не держал. И сам Тёма этого не заметил. И вообще почему-то понял это только наутро, когда, уже одетый в сад, взял в одну руку фонарик. А во вторую… В общем, сначала мы обыскали весь дом, потом папа отправился искать молоток на улице, но где его там найдёшь. Всё давно замело снегом. Мне уже надо было бежать в школу. А родители повели зарёванного Тёму на новогодний утренник.

Меня не было на утреннике, но родители показали мне видео и фотографии. Тёму нарядили в костюм льва. И это был самый грустный лев на свете. В лапе он держал фонарик. Вторая лапа одиноко и обречённо дирижировала детскими песенками. Даже в такой ситуации Тёма не мог не радоваться музыке. Мне стало его настолько жалко, что я решил раздобыть молоток любыми путями. Сначала я, конечно, обыскал дорогу, по которой Тёму возят в сад. Даже в сугробах порылся. Но всё было безуспешно. Возможно, молоток присвоил себе другой трёхлетка на санках – настоящий любитель ремонта, а не как Тёма. Потом мы с Лизой оббежали восемь магазинов в поисках такого же молотка. Но и здесь нас ждал полный провал. Я собирался засесть за поиск в интернете, но Лиза меня опередила.

– Нашла! – Она позвонила поздно вечером. – Прямо точно как наш. Но надо к 44-й школе идти. Там один продаёт как раз такой молоток.