– Ника, зачем ты с ними еще о чем-то разговаривала? – спросил Морской, пропуская Веронику в салон первой. – Не стоит перед ними бисер метать.

– Не стоит, конечно, – Вероника села у окна. – Но уж очень неприятная особа, – молодая женщина рассказала Виктору о том, что слышала на балконе. – Хотелось слегка ее осадить.

Автобус уже закрыл дверь. Экскурсовод встала со своего места с микрофоном в руках. И тут водитель нажал на тормоз и впустил в салон еще одного припозднившегося экскурсанта, высокого представительного мужчину в белых джинсах и гавайской рубашке.

– Прошу прощения за опоздание, – сказал он, входя в салон и спешно пробираясь к своему месту, как раз перед Никой и Виктором, – каюсь, каюсь, что задержал. Вот утырки, – бормотнул он себе под нос, бегло взглянув на телефон и убрав его в нагрудный карман.

Вероника уловила сильный аромат парфюма "Ангел Шлессер Ориентал" и постучала соседа по плечу, просунув руку между креслами:

– Привет, Наум! А я и не знала, что ты тоже здесь.

– Я и сам еще позавчера этого не знал, – обернулся Наум Гершвин, – прилетел вчера вечером, – он поздоровался с Морским. – Ну как вам бархатный сезон в дымке сентября?

– Может, будем экскурсовода слушать, а не вас? – сварливо спросили откуда-то сзади.

– А разве экскурсовод уже о чем-то рассказывает? – не остался в долгу Виктор.

– Итак, вся группа в сборе, – снова взяла микрофон девушка-экскурсовод. – Теперь можно отправляться, – она сверилась со списком. – Доброго вам утра и отличного дня! Меня зовут Алина, я буду вашим гидом. Водителя зовут Алексеем, поприветствует его!

В салоне дружно зааплодировали.

– Сегодня мы посетим знаменитые Мраморные пещеры, – продолжала Алина, – экскурсия продлится…

Когда автобус разворачивался, выезжая с набережной, Вероника увидела за столиком летнего кафе над морем парочку, с которой они схлестнулись в вестибюле. Девица что-то говорила парню, наклонившись к нему почти вплотную через столик. На влюбленных, наслаждающихся обществом друг друга, они были меньше всего похожи. Даже не верилось, что всего полчаса назад они хихикали и обменивались ласками в лифте. Сейчас они больше напоминали деловых партнеров…

***

– Наум, а ты сюда на отдых или по работе? – спросила Ника на стоянке, когда они вышли покурить. Адвокат ответил не сразу.

– Как сказать… Возможно и то, и другое. Тут такое дело… Хммммм! – он пригладил свои тонкие щегольские черные усики. – Потом расскажу, в отеле. Горы-то какие! – Наум сделал селфи на фоне бело-зеленых склонов. – Интересно, что это за порода камня? Я впервые вижу абсолютно белые горы!

– Гугл в помощь, Наум Моисеевич, – к ним подошел Виктор и закурил "Трисурер".

Монотонно ныл какой-то ребёнок, жалуясь, что ему надоело, жарко, хочется спать, мороженого, мультиков, чипсов, в аквапарк. Рядом с непроницаемым видом стояла его бабушка.

– И что за радость от такой поездки? – понизил голос Гершвин. – Показать ребенку пещеры? Так он и не воспримет ничего, просто отключит восприятие, будет сам томиться от скуки и всех вокруг изведет. Из-под палки удовольствие получают только мазохисты. Как она, – адвокат указал взглядом на бабушку капризника, – этого не понимает? И самой никакой радости от поездки, когда все время над ухом канючат и за подол дергают, и мальчик эти пещеры будет ненавидеть. И зачем было его тащить с собой? В отеле прекрасная бэби-зона, хорошие аниматоры – оставить бы его там, дать планшет с мультиками, пусть наслаждается, а самой ехать. И все довольны.

– А это называется "приобщать ребёнка к прекрасному, хочет он того, или нет", – пояснила Ника. – Или "не умеешь – научим, не хочешь – заставим". Зато вечером она, "усталая, но довольная", поставит галочку в плане: "Сводила Ваню-Даню-Ясю в пещеры!"

– Ага, окружена вниманьем, окружена любовью бабушка Прасковья, – усмехнулся Виктор, – меня как-то вот так же "для галочки" родители потащили на какой-то концерт этнических меньшинств. Я с тех пор все эти "самоделки" терпеть не могу. В девять лет я права голоса не имел, отказаться не мог и три часа высидел в зале, скрипя зубами и ожидая, пока это дрыгоножество и рукомашество закончится и злился на родителей, которые с восторгом взирали на этих ряженых. Теперь меня на какие-нибудь этнические песни-пляски и палкой не загонишь. Обратный эффект получается. Нельзя полюбить то, к чему тебя за шиворот притащили и носом тычут, как котенка в лужицу под буфетом…

– А сейчас наоборот считают, что счастье насильно очень даже возможно, – поморщилась Вероника, – после весны появилось много опусов от людей, чьим семьям самоизоляция, якобы, принесла счастье. Люди, вырванные из привычного ритма жизни и принудительно запертые в квартире, получили от этого удовольствие и даже не хотели снова выходить "в мир"…

– Ага, не можешь отбиться, расслабься и получай удовольствие, – вспомнив скабрезный анекдот, заржал Гершвин, – читал я эти сочинения на заданную тему и, как говорят мои отпрыски, проорал с них.

– По-моему, это просто лицемерие, – припечатал Виктор, – человек может принять неодолимые обстоятельства, приспособиться, переждать. Но полюбить их и испытывать счастье от принуждения – извините, не верю!

– Когда даже в "Невском Телескопе" начали писать о втором медовом месяце на самоизоляции, о жизни по удаленке, прелестях Zoomа и рецептах диетических кексов из кускуса, я приуныла, – призналась Вероника. – Трудно себе представить "Правду" в блокадном Ленинграде со статьями подобного пошиба. Тогда газета старалась морально поддержать людей, укрепить их дух, вселить веру в то, что они преодолеют трудные времена и враг будет разбит, а не воспевали прелести жизни под бомбами, рецепты приготовления кексов из блокадного хлеба с опилками и любви в бомбоубежище… А сейчас даже серьезные издания снизили планку и стали убеждать, что изоляция – это классно, весело, возможность отдохнуть, пообщаться и налюбиться всласть. И почти ни слова о том, что к этому привело, какая это серьезная проблема мирового масштаба и каковы дальнейшие перспективы. А мне бы хотелось больше читать не шуточки про собачку, которая гуляла тридцать пять раз за утро и советы какой-нибудь Дуси Пупсиковой, какое белье надеть, чтобы "разжечь вулкан страстей", и не прогнозы какого-нибудь Васи Клевого, а серьезную аналитику…

– Твои "Загадки старого Выборга" вернули "Телескопу" статус серьезного таблоида, – коснулся ее плеча Виктор, – после них и другим стало неловко писать такие пустопорожние статейки.

Когда они доехали до пещер и ждали своей очереди на вход, Виктору позвонили по телефону. Морской отошел, а Наум шепнул Веронике:

– Кстати, тут, может быть, интересная темка наклевывается. То ли дети лейтенанта Шмидта, то ли… В общем, обсудим после экскурсии, – загадочно подмигнул адвокат.

– Теперь буду весь день мучиться от неутоленного любопытства, – укоризненно покачала головой Ника, – это не по-товарищески, Наум.

– И Витьку будет интересно, – тем же интригующим шепотом добавил Гершвин.

***

После экскурсии Наум попросил Нику и Виктора подождать его на пляже, и вызвал такси.

Серебристая гладь за парапетом набережной казалась холодной, и Вероника входила в воду не без опаски. Но вода оказалась тёплой, как парное молоко – за лето нагрелась.

По пляжу навстречу друг другу сновали продавцы вареной кукурузы, морепродуктов, напитков и сувениров, наперебой расхваливая свой товар. С парапета пахло разогретым сахаром (загорелый до черноты парнишка лет шестнадцати бойко вертел ручку аппарата, продавая белые, зеленые и розовые облака сладкой ваты). Ароматы жареного мяса, теста и рыбы успешно конкурировали с запахом морской воды и водорослей. Откуда-то потянуло маринованным луком. С другой стороны – горючим.

За буйками промчался гидроцикл. Ему навстречу степенно шел катамаран с молодой парой и тремя детьми. Несколько популярных песен звучали с разных сторон, перекрикивая друг друга.

Ника отплыла к буйкам и перевернулась на спину. Как хорошо! Как привольно! Иногда так хочется просто отдохнуть. И как редко ей выпадает такая возможность…

Когда солнце начало ощутимо припекать ей лоб и щеки, девушка нырнула и пару метров проплыла под водой, вынырнув у стены пирса, черной, блестящей и облепленной ракушками. Мягко колыхались зеленые гирлянды водорослей. В яркой зелени на дне что-то блеснуло. Умом понимая, что это, скорее всего, брелок для ключей или бутылочная пробка, Вероника все же нырнула и потянулась к золотистому пятнышку. Потом вынырнула, чтобы рассмотреть добычу и заметила, как далеко ее отнесло от берега. "Фигасе, чуть в открытое море не уплыла из-за лимонадной пробки!"

Вероника нащупала ржавую скобу босой ногой и встала на нее, чтобы отдохнуть. Влажная черная громада пирса нависала над ней, защищая от палящего солнца и жары и пахло здесь именно морем – водорослями, йодом, просоленным металлом, а не южными вкусностями и бензином, как на берегу.

– А вот это уже не разговор!

Ника вздрогнула и едва не плюхнулась в воду, а потом сообразила, что просто на другой край пирса, за парапетом, вышли люди, желающие поговорить без лишних ушей.

– Я не волшебник, – ответил мужчина, – и сами понимаете, куда нас пошлют с такими претензиями.

– Значит, ваша репутация человека, для которого нет невозможных дел, сильно раздута? Я обратилась к вам, думая, что вы единственный, кто может мне помочь, а вы вместо этого…

– Я только хотел уточнить, имеете ли вы на руках неопровержимые доказательства того, за что собираетесь бороться. А вы в ответ берете меня "на слабо". Согласен, это не разговор. И я предлагаю выбор: либо сменить тональность, либо откланяться и разойтись, не доводя дело до подписания контракта.

Ника замерла, одной рукой держась за скобу, а другой – зачем-то сжимая пробку от лимонада "Дюшес". Она узнала голоса обоих.

– Подождите, – сбавила тон женщина, – вы правы, я погорячилась. Все необходимые свидетельства и заключения у меня на руках, я предоставлю их вам для рассмотрения незамедлительно.

– Чуть позже. Скажем, после ужина. И еще: если вы хотите скинуть информацию в СМИ, то насчет этого вам предварительно следует проконсультироваться со специалистом. В нашем отеле как раз отдыхает моя добрая знакомая, журналистка из отдела расследований. У нее хорошая деловая репутация, и я доверяю ее квалификации.

"Ну спасибо, Наум. Лестно услышать от тебя такую высокую оценку, но я здесь в отпуске, и нужно было сначала спросить о моих планах, а потом говорить о сотрудничестве с этой зубастой кобылой…"

Когда Гершвин с привычным "отойди, поберегись!" сиганул с пирса, за парапетом замурлыкал телефон, исполняя "По приколу" Виктории Дайнеко. "Фи, – подумала Ника, – я так и знала: дамочка слушает попсу… Вот уж никогда бы не поставила на свой телефон подобную песенку!"

На ее телефоне сейчас стояла "Сказочная тайга" "Агаты Кристи".

–Да! Привет! Только что ушёл. Может сорваться, если у нас что-то выглядит неубедительно. А почему ты не позаботился о запасном варианте? Я говорила, что он не из тех, кто за любое дело возьмется, лишь бы заплатили. Да, он может позволить себе роскошь отказывать клиентам, если ему что-то не по вкусу. Бережет репутацию, как свое мужское достоинство. Что?! Ты уверен? Б…! Ну это п…ц, если это правда. Нет, ничего не отменяется. А ты что, уже испугался? Можно же сыграть ва-банк. Сам пусть повертится. Может, мы быстрее управимся, чем он расчухает, что к чему. Все, не скули! Надоело! Ты мужик или описавшийся кот?

"Это она со своим красавцем так разговаривает? – Вероника внезапно вспомнила, что главного героя "Плаща Казановы", смазливого итальянца-жиголо из отеля, звали Лоренцо. И приятель зубастой дамы был очень похож на артиста. – И что за дела у не с Наумом?"

Не подозревавшая о присутствии за парапетом журналистки, девица крепко ругнулась и набрала номер. Вероника осторожно переступила на скобе, сменив ногу, чтобы не свело ступню. Не хватало еще бултыхнуться задницей в воду, вопя от боли и растирая сведенную судорогой конечность. Об этом в романах не пишут – там у героя, затаившегося в тайнике во время чужого разговора, не затекают и не скручиваются судорогой ноги, а только щекочет в горле от непременной пыли… И медузы не жалят… "Ай, блин!"

– Да, можете начинать оформление, – сказала зубастая, дождавшись ответа. – Да, я – истица. Супружеская измена. Доказательства? Полный чемодан! – она тихо всхлипнула. И не забудьте включить пункт о лишении родительских прав. Ребенку не нужен отец с вечным перегаром после своих бесконечных пати и журфиксов, весь обвешанный модельками, пришедшими для работы с картинами, якобы… – она снова всхлипнула. Весьма правдоподобно. – До поры я с этим мирилась, делала скидку на то, что творческий человек, особая натура, издержки одаренности. Но когда он, вместо того, чтобы искать новую няню ребенку, стал брать девочку в свою студию, где фотографирует голых девиц во всевозможных позах… Может, я не понимаю высокое искусство, может, я ханжа, которая и на Аполлона в Эрмитаже требует надеть трусы… Но я не хочу, чтобы ребёнок с детства наблюдал подобное "искусство" и то, что происходит в студии после творческого процесса. Да, пусть все узнают. Это не мне стыдиться надо! Спасибо вам… Да, и вам всего хорошего.

"Студия? Фотокартины? Искусство жанра "ню"? – Вероника даже забыла о неудобной скобе и медузе, которая уже второй раз ожгла ей бедро своими щупальцами. – Аполлон? Эрмитаж? Она что – из Питера? Так кого из мастеров фотоискусства нужно проверять? Заданные параметры: снимает жанровые фото в стиле "ню", женат, имеет маленькую дочь и не образец примерного поведения…"

Орлова начала припоминать фамилии знакомых ей деятелей искусства, но тут ступня все-таки поехала. Журналистка с головой ушла под воду и тут же спешно отплыла, а то мадам сейчас прибежит посмотреть, кто это устроил такой громкий "бултых" рядом с местом, где она вздумала вести деловые переговоры.

– А я уже решил, что ты рванула к нейтральным водам, – сказал Виктор, стоящий по пояс в воде. – Искал тебя по всему пляжу. А что это у тебя в кулаке?

– Как я и думала, – Ника раскрыла ладонь, – всего лишь пробка от бутылки. Нашла у пирса.

– Вот так всегда, – вздохнул Морской, – ныряешь, пуская пузыри, за пиратским кладом, а вытягиваешь в итоге бутылочную пробку или кусочек обкатанного стекла… Пошли греться, ты вся в мурашках, – Виктор провел по руке Вероники. – Перекупалась?

– Ага, дорвалась, – Ника плюхнулась на лежак, стараясь не щелкать зубами. И правда, долгонько она плескалась у пирса, слушая чужие разговоры.

Солнце быстро отогрело ее и Орлова даже начала дремать, но тут с лестничной площадки донеслись капризный детский рев и визгливый голос зубастой девицы. Она гневно выговаривала продавцу мороженого: он обязан иметь сдачу с любой купюры; он должен заботиться о том, чтобы качественно обслуживать покупателей; люди приезжают сюда отдыхать и платят деньги и за это хотят быть довольными, а не бегать в поисках размена; это забота продавца; вот ее ребёнок хочет мороженое и плачет, а она не может купить вожделенное лакомство из-за того, что продавец не подумал о сдаче; она напишет во все "надзоры"; и вообще, почему у холодильника такая мутная и липкая крышка; продавец должен регулярно протирать ее потому, что покупателям противно эту грязь трогать и в стране пандемия. Пусть лучше он запомнит это место – больше его здесь не будет, пусть сперва научится с людьми работать, а потом лезет в приличное место…

Виктор, покупавший ореховые трубочки у пожилой женщины в белой панаме, рассмеялся:

– Даму бомбит. Вот потеха.

– Кому потеха, а кому не до смеха, – вздохнула продавщица, – есть такие кляузники, иногда без повода всюду жалобы строчат, а так – со зла или от скуки. А им верят, проверки устраивают, штрафуют людей, могут вообще закрыть торговлю. Люди в убытке, без работы сидят, а эти, извините, "писатели", довольны: забава удалась. И эта, похоже, из таких. Ну, нет у парня сдачи, неприятно, конечно, но не край же. А ведь такая и впрямь всех собак на парнишку спустит из-за порции мороженого. Есть же люди!..

Соседка спустилась на пляж, воинственно вскинув голову и раздувая ноздри. На ней было весьма самонадеянное бикини, открывающее плоскую костлявую фигуру, и воздушное голубое парео. Рядом, капризно хныча, семенила светловолосая двухлетняя девочка в розовом костюме. Она едва удерживала сачок и большую куклу.

Дама, взяв два лежака и зонт, долго и придирчиво указывала, как их установить, сетуя на тупость пляжного служащего, и, не стесняясь в выражениях, комментировала "убогий совок".

– Сударыня, – подал голос Виктор, – не знаю, приходилось ли вам бывать на мировых курортах класса "люкс", но там бы вы не вписались в интерьер. Никто вам не позволил бы называть служащего тупицей и имбецилом и раздевать ребёнка догола.

– Что вы себе позволяете? -с готовностью взвизгнула зубастая. – Какой-то молокосос будет еще меня учить! Своим детям указывайте, как им на пляже ходить! Моей дочери нужны воздушные и солнечные ванны! Не нравится, отвернитесь! Дома сидите, если вас дети раздражают!

– Ладно, Витя, – сказала Вероника, приподнимаясь, – и правда, ее дело. Хочет, чтобы ее ребёнок садился на чьи-то плевки и медуз – пускай. Откуда ей знать, какие правила действуют на пляжах Ниццы или Валетты, если она и о местных-то правилах ничего не знает. Наверное, начиталась иронических детективов, где богатые дамы смотрят на всех, как на грязь, и копирует. Скорее всего, она сама бывала только на пляжах Козодойского озера в деревне Куроплюево, где дети до третьего класса в первозданном виде бегают.

Дамочка покраснела, потом побледнела, ища достойный ответ, а потом, узнав женщину, которой уже нахамила утром в отеле, замахала рукой, подзывая служащего и потребовала переставить лежаки под навес. "Вот сюда! Нет, левее! Куда вы ставите?! Я же сказала, где нужно! Господи, тут что, все такие тупые?"

– Второй раз за день она меня насмешила, – еле выговорил Виктор, когда разгневанная дама перебралась с дочерью под навес. – Но главное – результат достигнут, она убрала от нас свое голопопое сокровище. А то я опасался, что девочка вздумает отдать дань природе, не отходя от лежбища. однажды мне так угробили новые мокассы, и с тех пор я всегда настороже.

– По-моему, она не так проста, как кажется, – с прищуром посмотрела вслед скандалистке Орлова. – На людях она косит под сварливую мещаночку, а на самом деле… – девушка пересказала Виктору услышанные на пирсе разговоры дамы. – И загадочная тайна, которой нас весь день интригует Наум, тоже связана с ней.

– Вот почему ты так задержалась у пирса… Только не говори, что ты окунаешься в новое расследование! Ты же на отдыхе. Нет, ну это и правда смешно! Уже второй раз она принимает меня за наглого малолетку, сующего повсюду нос от нечего делать, – Морской снова расхохотался.

– А какая у нее будет рожа, когда Наум представит ей нас! Она будет в шоке от того, что обхамила в отеле самого Морского и журналистку, которую рекомендовал ей Наум, приняв нас за безобидных туристов! И правда смешно, – Ника взяла из пакетика сладкую трубочку с орехами и с аппетитом надкусила. – Кстати, как ты смотришь на то, чтобы сходить в музеи?

– В этот? – Виктор указал своей трубочкой на белеющее на скале имение Степнова-Морского. – С удовольствием. Кстати, фамилия у него интересная… Почти как моя. А ну как я – родственник писателя? – усмехнулся он. – Чем черт не шутит, да?