– А я хотела быть модельером, – Наташа неловко пошевелилась и невольно ругнулась от судороги, схватившей тут же ногу. – Давно это было…

Она замолчала. Белла обработала ее травмы и открыла краны в ванне:

– Бери в шкафчиках все что нужно: шампунь, гель, мочалки. Полотенца здесь. Я принесу тебе пижаму и халат.

– Белла, – остановила ее Наташа, – я ведь Навицкая, сбежала при этапировании. Меня собирались судить за особо тяжкое. Я просто хочу прояснить для тебя картину. Ведь и дня не проходит, чтобы меня не осыпали бранью в интернете… Но ты помогаешь мне?

– Потому что я верю тебе, – спокойно ответила Белла. – Ты говоришь, что этого не делала. И я чувствую, что это правда. Да и логическая цепочка, когда я думаю об этом деле, приводит к тому же.

От волнения у Наташи перехватило дыхание; наконец-то ей верят! До сих пор она не знала, как доказать свою невиновность; ее правде никто не верил; и ей оставалось только, как герою Сергея Юрского в старом фильме, отчаянно кричать: "Я этого не делала! Слышите?".

Задернув шторку, Наташа окунулась в теплую воду. Наконец-то нормальная ванна, со шторками, с бежевым кафелем в веселый горошек, а не казенная душевая с красным глазком видеокамеры! Шкафчики с веселенькими аппликациями, аромат миндального шампуня и геля – как давно у нее этого не было! Мочалка была очень мягкой и не травмировала поврежденные места. Ступни в теплой воде пекло, и Наташа еще раз попеняла себе за забывчивость. И ущипнула себя за руку; нет, это ей не снится, она справилась! А теперь нужно попробовать уже с воли доказать свою невиновность, если с этим пока не справляется даже "ЮП", и, если она не ошиблась в своих догадках, кто и зачем сыграл с ней такую злую шутку, восстановить статус-кво…

*

Ситуация, происшедшая с Наташей, до боли напоминала фильм "Чучело", только вместо бойкота и обидной клички она получила обвинение в особо тяжком преступлении и 15 месяцев провела в спецблоке следственного изолятора – сначала в Крыму, потом – в Москве, и долго надеялась на то, что недоразумение разъяснится, следователь поймет свою ошибку и выпустит ее; что Аркадий ее не оставит и поможет…

Но зимой она прочитала в газете о помолвке владельца сети аквапарков на ЮБК с дочерью "гостиничного короля" Южнобережья. Кто-то говорил о слиянии капиталов и коммерческой сделке, кто-то расписывал масштабы предстоящего свадебного празднества и стоимость подвенечного платья и колец, кто-то восхищался невестой. Красавица Лиза Антонова до 18 лет воспитывалась в монастырской школе во Франции и внешне напоминала тургеневскую девушку – голубоглазая, с толстой русой косой до пояса и нежным лицом. На шумные тусовки "золотой молодежи" она не ходила, предпочитая коротать свободное время за вышиванием, мольбертом или любимой книгой.

При виде фотографии обрученных на фоне сверкающего отеля, жемчужины антоновской империи, у Наташи перехватило дыхание. Она поняла, что Аркадий не придет к ней на помощь; он забыл о ней. Она спасла его от тяжкого обвинения для этой невесты с приданым и больше не нужна…

Наташа не знала, откуда под ее кроватью взялась пластмассовая крышечка для бритвенного станка, но у нее оказались острые края. Просто чтобы дать выход боли, распирающей ее, Наташа с силой полоснула себя по руке. А потом долго сидела на краю кровати, глядя, как кровь капает на постель и на пол, пока сознание не начало мутиться.

Как сквозь вату она услышала стук двери: "Навицкая, на выход!", а потом вопль: "Ах, … твою мать!!!". Откуда-то из тумана вынырнула охранница, которая орала кому-то, чтобы привели врача и одновременно пыталась замотать полотенцем Наташину руку.

– На меня смотри! Дура! – орала крепко сбитая блондинка в лицо Наташе. – Глаза открой, ну! Ты что учудила? Спятила, да?! Под статью меня подвести хочешь?! Не спи! Кому говорю? У меня дети маленькие, меня за халатность закроют, а их кто кормить будет?!

Вслед за ней из туманной мглы вынырнул Витя, бледный, перепуганный, повторяя: "Ната, зачем? Что ты наделала?", а где-то вдалеке Коган рокотал о статье за доведение до самоубийства, мере ответственности и реакции мирового сообщества…

В больнице Наташа почти ни с кем не разговаривала, даже с психологом побеседовать отказалась. Боли уже не было, она словно вытекла с кровью, оставив после себя пустоту. "Что стало с моей жизнью? И за что со мной так обошлись? Отбросили за ненадобностью, да еще и навеки заклеймили. Как жить дальше?".

После выписки Наташа объявила голодовку, требуя пересмотра дела и доследования, в противном случае она собиралась идти до конца.

Коган изо всех сил привлекал к этому всеобщее внимание, раздавая интервью о политизированном деле и девушке, доведенной до отчаяния несправедливым обвинением. Игорь Никольский и Виктор Уланов работали в безумном ритме, чтобы снять клеймо с Наташи и каждый день вели с ней беседы, убеждая прекратить голодовку. Виктор делал все, чтобы расшевелить мрачную неразговорчивую женщину, вывести ее из оцепенения, увидеть прежнюю Наташу – энергичную, решительную, с лучистыми синими глазами.

Письма от Беллатрисы из Кронштадта стали приходить в начале весны. Белла пыталась воззвать к здравому смыслу Наташи, отговорить от рокового шага. "Ты ведь никому ничего не докажешь и никого не накажешь, кроме себя! Если тебе кажется, что все черно и безнадежно, ты ошибаешься: надежда есть, пока человек жив. А ТАМ уж точно нет и не будет ничего!". Наташа читала ее письма и думала: разве эта девушка поймет, что это такое, когда тебя ТАК предают? "Может, те, кого ты хочешь проучить, только обрадуются, когда ты сама решишь за них их проблемы!" – раздраженно написала Беллатриса на 75-й день Наташиной голодовки.

Наташа несколько раз прочитала это письмо. И представила себе довольных Аркадия и Лизу, умильно воркующих в комфортабельном гнездышке. Заголовки новостей: "Не выдержав груза вины…", "Бессловесное признание", "Позднее раскаяние"… Буря комментариев в интернете: смайлики, проклятия, злорадство. Мальцев со вздохом облегчения сдаст дело в архив и пойдет вертеть новую дырочку в погонах. Марков выступит перед прессой с триумфальным релизом… И никому не будет интересно, как все было на самом деле!

"Не дождетесь! – сжала кулаки Наташа, – я все выдержу и докажу, что говорю правду! Выживу! И добьюсь справедливости!".

Первое письмо к Белле она написала в тот день, когда заявила о прекращении голодовки. Крепкое здоровье помогло молодой женщине восстановить силы. Следили за ней теперь неусыпно и повсюду, но Наташа больше не помышляла ни о чем подобном. Напротив, теперь она была решительно настроена набраться сил и спасти свое доброе имя. И испытывала благодарность к Белле-Беллатрисе…

Девушки переписывались несколько месяцев, находя все больше точек соприкосновения, и к лету Наташа знала: если ей понадобится помощь, Беллатриса протянет ей руку…

*

Досматривая какую-то передачу на ночном канале, Наташа поглаживала кончиком пальца небольшой белый шрам на левой руке. "И как я могла? Что на меня тогда нашло? Сроду за мной такого не водилось. Хорошо, что Лена тогда пришла, чтобы отвести меня на следственный! Хорошо, что Витя был рядом… И хорошо, что Белла написала мне!".

– Болит? – спросила Белла.

– Немного.

– На погоду ноет.

– Может быть…

*

С Аркадием Наташа познакомилась на прошлый Новый год и сразу попала под власть его харизмы. Такое с ней было впервые; здравомыслящая рассудительная старший лейтенант ВДВ Навицкая была уверена, что личную жизнь ей заменяют служба и исполнение воинского долга перед Родиной. С парнями она держалась на равных, и старалась не отличаться от них: короткая стрижка, брюки, ни грамма косметики на лице. Ребята на службе тоже воспринимали Наташу как товарища, сослуживца или командира. Но, познакомившись с Аркадием, Наташа впервые ощутила потребность побыть немного просто женщиной, а не бойцом. Аркадий, с его острым смуглым лицом и обожженными Афганом черными глазами всегда оказывался прав, он все видел наперед и не ошибался в суждениях…

Наташина сестра Катя не раз предостерегала сестру: "Ната, не очень-то ему доверяй, о нем в интернете такое пишут!". Наташа только смеялась: "Ты вспомни, в какое время мы живем, все друг друга г…м поливают. Да, он не зайчик беленький. А кто сейчас такой?". "Все же будь осторожна!" – просила Катя. "Да что со мной может случиться?" – отмахивалась сестра.

А потом события приняли совсем уже неожиданный оборот… Все кружилось, как в водовороте, все менялось на глазах, никто не был уверен в завтрашнем дне, головокружительные перемены происходили молниеносно, и на службе всех лихорадило; никто не знал, как им быть дальше и к какому государству они теперь относятся. Видя, во что превратилось подразделение, и как рельефно проявляется подлинное лицо каждого, Наташа чувствовала полный раздрай и потерянность. Она задавалась вопросом: "Так куда же мне идти дальше с этого перепутья? Куда свернуть?". И подала рапорт об увольнении. "Ты легко найдешь свое место в новой жизни", – заверял Аркадий. Наташа кивнула.

"Только не говори, что ты меня предупреждала", – сказала она, когда Катя нашла ее в спецблоке симферопольского сизо. "Ох и влипла же ты, – горестно покачала головой сестра, – что теперь говорить, надо думать, как нам быть!".

Ей не верили. "Если не вы, то кто же? Назовите имя того, на кого мы должны обратить внимание!". Но она не назвала Аркадия, что-то ей мешало. "Молчите? Но чем мы тогда можем вам помочь, если вы сами себе помочь не хотите?".

Выздоровев, Наташа поняла, что ее чувство к Аркадию изменилось. Теперь она хотела добиться справедливости. Если следователи ей не верят, а ребята из "ЮП" не могут найти веские доказательства ее невиновности, она все сделает сама. Наталья Навицкая не прощала предательства. А Аркадий ее предал…

– Ната, – тронула ее за плечо Белла, – ты уже совсем засыпаешь!

Наташа встряхнулась и поняла, что действительно задремала в кресле под бормотание телевизора. Она подняла голову:

– Да, трудный был денек…

– И как ты только рискнула? – покачала головой Белла.

– Случайно, – Наташа встала и потянулась. – И еще, мне повезло…

*

Да, ей повезло, что в конвойной бригаде была только одна женщина. Когда Дунаева отвела ее в туалет на заправке, цепкий взгляд Наташи заметил окошко под потолком, высоковато, но для нее не проблема. Довольно широкое, взрослый человек легко пролезет. И выходит на зады заправки, а не во двор… Отлично…

Наташа мыла руки, мурлыкая под нос. Дунаева зычно зевнула, привалившись к трубе парового отопления и отвела глаза. Всего на секунду, но Наташе этого хватило. От пинка в живот Ритка согнулась вдвое. В этот удар Наташа вложила всю свою ненависть к московским тюремщицам, осыпающим ее насмешками и грязными шутками и откалывающим унизительные выходки во время личных досмотров.

В углу стояли забытые уборщицей ведро и швабра. Удар – и стекло вдребезги. Сбив шваброй острые осколки, Наташа подтянулась. Ритка, матерясь, поймала ее за руку. Ответный удар кулаком в лоб, фирменный боевой прием Наташи, оглушил толстуху. Бабища врезалась в дверь кабинки и тихо сползла на пол. "Спасибо, что сняли наручники, когда повели в сие учреждение!" – хихикнула Наташа, проломившись через кустарник к шоссе, к дорожному указателю. "Москва". Нет, спасибо, столицей сыта по горло. "Хельсинки, Таллинн, Санкт-Петербург"… Гм… Какой там адрес у Беллы-Лестранж? И сколько километров до Питера? "Далеконько. Ну ладно!" – подумала Наташа, обрывая рукав у куртки; второй остался в руках у Ритки.

Во внутреннем кармане брюк была небольшая пачка сотенных купюр в пластиковом мешочке. Несмотря на все запреты и проверки, деньги в изолятор все-таки проникали. Ефим на этом собаку съел.