– Не могли же мы тоже сесть на поребрик, – ответила Белла, – взрослые люди в чинах в подворотнях с бутылками не тусуются. Это малолеткам все равно, где побеситься, а нам условия нужны.

Уютный зал "Норда" был маленьким, но очень симпатичным. В воздухе витали ароматы кофе, шоколада и ванили. За стеклом соблазнительно выстроились торты и пирожные. Мерцала и переливалась елка у входа в углу.

– Что закажешь? – галантно спросил Андрей, когда к ним подошла улыбчивая девушка-буфетчица.

– Тут отличный шоколадный чизкейк, – ответила Белла, – и еще макаруны. А к ним кофе, эспрессо. Двойной, – уточнила Белла, вспомнив, что после встречи с Кориным хочет навестить Архипову. Судя по рассказу Наташи, перед встречей с подружкой покойного Гусева нужно хорошо подзаправиться…

– Ого! Наш человек… – одобрительно покивал Андрей и передал буфетчице заказ Беллы. Себе он взял эклер и порцию обычного эспрессо.

Из вихрастого долговязого паренька он превратился в солидного, чуть полноватого мужчину. Стрижка явно была сделала в хорошем салоне; лицо холеное, очки – в модной и недешевой оправе, и даже руки безупречно ухожены. Бывший школьный "клоун погорелого театра", как называла Андрея замученная его выходками классная руководительница, изменился до неузнаваемости. Теперь это был вальяжный и немного высокомерный чиновник на руководящем посту.

– Сейчас у прекрасного пола в тренде всевозможные латте, – сказал Корин, вернувшись за стол, – а я не могу себе представить, как можно пить с удовольствием эту смесь молока, сиропа, еще Бог весть чего и пары капель арабики. И наконец-то я встречаю даму, которая, как и я, всем новомодным ухищрениям предпочитает старый добрый эспрессо!

Они еще немного поболтали, вспоминая школьные годы, одноклассников. Потом им принесли заказ, а в зал вошла пожилая супружеская пара и начала придирчиво выбирать торт к новогоднему столу, дотошно расспрашивая буфетчицу обо всех выставленных на витрине образцах, сроках приготовления и годности. Андрей негромко спросил у Беллы:

– Так о чем ты хотела узнать?

– О Василисе Степановой, – так же тихо ответила Измайлова, и уточнила:

– Ученица актерской школы "Райзинг". В 2014 году на нее собирались завести уголовное дело, но ограничились тем, что отчислили девушку из школы якобы по состоянию здоровья.

– Да, – Корин потер переносицу. – Я помню эту историю.

***

Ожидая, пока ей ответят, Наташа осмотрелась. На парковке сбоку от особняка выстроились в ряд несколько машин. Среди них особняком выделялся "Мерседес" "Luxury in Motion". На ограде парковки была прикреплена грозная табличка: "Только для преподавателей". Наташа вспомнила анекдот: "Табличка в университетском гардеробе: "Крючки только для преподавателей!". Рядом от руки приписано: "Можно также повесить пальто".

Хихикнув, Наташа позвонила в дверь еще раз.

Наконец-то она услышала за массивными дубовыми створками реакцию на свои звонки. Донеслись чьи-то шаги; обрывки фраз – "никого не ждем… какая-то девушка" и смешки. Потом шаги удалились и снова все стихло. "Хорошо же тут встречают посетителей, – подумала Наташа, – а если я пришла, чтобы поступить к ним на коммерческое отделение или пристроить сына или дочь?.. Они так всех желающих распугают! Тут что, режимная зона, что ли? Дверь не открывают и еще ржут за дверьми… Или они уже так Новый год встречают, что стыдно и на глаза показаться?" – от досады Наташа пнула колонну, и тут ожил домофон.

– Вы что делаете? – раздался сварливый женский голос. – С виду приличная, а хулиганите!

– А почему вы не открываете и даже не отвечаете на звонки? – спросила Наташа. – Откуда вы знаете – может, я поступать пришла! А после такого "теплого" приема…

– А потому, – злорадно ответил домофон, – что в связи с эпидемиологической обстановкой действует режим повышенной готовности и все посещения учебного заведения – только по предварительной договоренности. И поздновато вы пришли поступать, женщина, набор у нас был в сентябре! И уже давно закончен, до лета!

– Вы играете в хабалку или такая и есть? – вспылила Наташа, которая ненавидела, когда ее называли "женщина" или "мамаша". – Вы так распугаете всех желающих у вас учиться. Местом своим дорожите?

– Сказано: посещения по предварительной записи, – огрызнулась вахтерша, – и вообще, какое поступление? Новый год на носу, скоро школа на каникулы уйдет! И без маски, – припечатала она. – Не положено!

"Ладно… Прорвемся. Лагерь террористов штурмовать труднее было, и то я справилась, – Наташа отошла от домофона, и услышала, как за ее спиной открывается тяжелая створка. В морозном воздухе потянуло ароматом дорогих духов. На крыльцо вышла стройная дама в длинной серебристой шубе. Это была Лора Амелина-Фурштадтская, директор и владелица "Райзинга", Наташа сразу узнала ее лицо, отметив, что на фото в интернете оно не подретушировано – Лора Яковлевна и в жизни выглядела превосходно. Дама на ходу достала брелок, нажала на кнопку. "Мерседес" на парковке мигнул фарами и пискнул в ответ.

"Надо как-то заговорить с ней, – подумала Наташа. – И так, чтобы она меня не послала и не слилась. Но как?.."

И тут случилось непредвиденное.

Перемахнув через забор парковки с улицы, на капот "Мерседеса" прыгнул какой-то парень в капюшоне. Матерясь, он пнул по лобовому стеклу. Потом соскочил и бросился наперерез Фурштадтской. В руке у него блеснул металл. За спинами женщин взвыла сигнализация и заполошно заорала вахтерша: "Охрана! Охрана! Да что же это, Боже?"

Армейские навыки сработали. Удар снизу по предплечью, подсечка, и агрессор с разбега зарылся лицом в снег. Кастет отлетел в сугроб. Парень подвывал и матерился от боли. Наташа выкрутила ему руку и прижала коленом к земле.

К ним уже бежали двое дюжих ЧОПовцев. Они перехватили задержанного, а за углом уже завывала, приближаясь, полицейская сирена.

– Кажется, вы спасли мне жизнь, – сказала бледная от ужаса Лора Яковлевна.

***

– Я помню эту историю, – Андрей снял очки, помассировал переносицу и посмотрел в окно. На улице снова повалил густой снег и казалось, что уже наступили сумерки. – Дело вышло громкое. За девушку вступилась школа, блюли честь заведения, а оперативник, который принял дело, жаждал доискаться до истины.

– Так за что на Василису хотели завести дело? – нетерпеливо спросила Белла, забыв даже о любимом торте.

– Они тогда ездили с группой на гастрольный чес на Черноморское побережье, и на обратном пути в рюкзаке Василисы оказался сверток с наркопрепаратом. На вокзале обнаружили, уже в Питере. Служебная собака унюхала. Заподозрили, что она везла товар на реализацию, задержали девчонку, стали трясти, она уверяла, что понятия не имеет, откуда это взялось в ее вещах. Кстати, это было похоже на правду: на пакете не нашли ее отпечатков пальцев. И лежал он в наружном кармане рюкзака, легко могли незаметно расстегнуть "молнию" и сунуть, дело секундное. Ее отпустили, но здесь в нее вцепился местный опер, он давно искал, кто в город "дурь" поставляет, и решил хоть треснуть, но раскрыть эту сеть. Поэтому он и задержал Степанову и начал ее раскалывать: где взяла, кому везла. Задержал ее на трое суток, но тут возле ее дома взяли одного субчика, за которым уже давно люди из наркоконтроля охотились; одна бдительная соседка звякнула в отделение, когда он пытался в форточку к Степановым влезть. Он сознался, что вез "ценный груз" и от греха подальше сунул его соседке в рюкзак, а теперь хотел забрать. Василису выпустили, но у нее нервный срыв случился, пыталась покончить с собой, месяц лежала в клинике неврозов, а оперативника выдавили из Кронштадта. Директор школы, где училась Степанова, обозлилась на него, а к ее мнению на Котлине прислушиваются.

– Я в курсе, – кивнула Белла. – А ты слышал, что произошло на днях?

– А что случилось? Извини, не слышал. Конец года, горячая пора, подведение итогов, заседания, вожение мордой об стол – бывает некогда следить за новостями.

– Этот оперативник приехал в Кронштадт к своей подруге на Новый год и погиб, – Измайлова поведала о происшествии в Екатерининском сквере.

Андрей слушал молча, допивая свой кофе.

– И ты защищаешь Степанова, – сказал он. – Я угадал?

– Да. Потому, что это был несчастный случай, я сама это видела. А следователь шьет ему "сто пятую", зная, что у Егора Павловича с Гусевым давние счеты были. А госзащитник – салага, воробей необстрелянный, один не вытянет дело.

– Салаги сейчас есть такие, что и нас кой-чему научат, – заметил Корин.

– Этот не из таких. Я бы сказала, тургеневский юноша, тихий, интеллигентный, лишний раз голоса не повысит, глотку драть и локтями работать не умеет.

– У тебя быстро научится, – улыбнулся Андрей, – как в "Ералаше": 2Научи плохому!". Я наслышан о работе господина Когана и понимаю, почему он принял тебя в свою гвардию.

– Степанов при встрече спросил Гусева: "Помнишь мою дочь?", – вспомнила Белла. – А тот ответил: "Пусть радуется, что легко отделалась!"

По лицу Корина пробежала гримаса отвращения.

– Легко, нечего сказать, – он замолчал, вылавливая кусочек имбиря из чашки и старательно отводя взгляд, но Белла уже навострила уши:

– Что они имели в виду?

Андрей молчал. Потом сказал:

– Белла, я все понимаю, работа у тебя такая, клиента вытаскивать… Но и ты нас пойми, мы стараемся не выносить сор из избы. И если кто-то из наших что-то натворил, мы и разберемся, и накажем. Но от общественности постараемся это скрыть.

– От чего у Василисы случился нервный срыв? – настаивала Белла. – Я с ней беседовала. Она не производит впечатления кисейной барышни, способной захворать от огорчения или хвататься за таблетки или веревку, если ей не купили модные джинсы. А после задержания на трое суток она пыталась наложить на себя руки и лежала в клинике.