8
Через Кипящее море на восток

На пирах гости часто болтали, будто в Диких Землях, что раскинулись за Изумрудным морем, люди едят людей, шьют одежду из человеческой кожи и ходят на четвереньках подобно животным. Конечно, я не верила в это – никому из правителей континента не было дела до тех земель, а вечно пьяным мореплавателям и безумным путешественникам никогда нельзя верить на слово, – и мне даже не было интересно узнать, так ли это на самом деле. Родные девять туатов, большинство из которых я видела лишь на картах, уже будоражили моё воображение.

То, какими красивыми они оказались сверху, потрясло меня настолько, что во время следующего ночлега у Золотой Пустоши я так и не сомкнула глаз. Сама Пустошь, будучи бесплодным и оттого бесполезным краем, не принадлежала ни одному из туатов, а потому лишь разделяла их – Ши и Фергус – подобно стене. Здесь не росло ни травы, ни деревьев, но покоились древние изваяния из белого камня, разрушенные до основания и утонувшие в золотистом песке. Весталка любила рассказывать мне, что до прихода богов в Пустоши тоже жили люди, но Четверо не сочли их достойными помощи, ибо те поклонялись Дикому.

Было это правдой или же нет, но Золотая Пустошь, несмотря на свою трагичную историю, завораживала. Там, где землю не застилал песок, её испещряли глубокие каньоны, которые когда-то были дном ещё одного моря. Звёзды над ними казались ярче, а воздух – суше и теплее, хотя месяц воя только закончился, а месяц синиц ещё не успел полностью вступить в свои права. Жаль, что я была единственной, кто так высоко оценил это место: стоило нам приземлиться на краю Пустоши для привала, как Солярис начал чесаться от мелких песчинок, просочившихся под броню, а Кочевника стало рвать после целого дня полёта.

– Ни за что! – изрёк Кочевник наутро, когда Сол снова покрылся чешуёй поверх белоснежной брони и склонился передо мной, дабы я, ухватившись за гребни, могла забраться ему на спину. – Я больше ни за что на него не сяду! Он пытался меня убить!

«Ложь, – произнёс голос Сола в моей голове. – Я просто хотел показать ему все прелести полёта».

«Прелестями полёта» Солярис называл ту петлю, которую сделал в воздухе, как только мы взлетели над Рубиновым лесом, и которая чуть не отправила Кочевника в самостоятельный полёт. Честно признаться, даже у меня в тот момент заикнулось сердце, что уж говорить о бедном деревенском парне, который никогда не поднимался выше башни-донжона. Кочевник и так с трудом пересилил страх, чтобы забраться на Сола у хижины Хагалаз: никогда не видя драконов вживую, он буквально открыл рот и даже выронил топор, когда Солярис превратился, нечаянно сломав пару красных деревьев. Кажется, в тот миг я увидела восхищение в голубых глазах… Но оно быстро угасло, когда Сол принялся специально елозить под взбирающимся Кочевником, чтобы усложнить ему задачу. Из-за этих «танцев» тот позеленел ещё до того, как Солярис оттолкнулся от земли.

Металлические кольца на лётном поясе надёжно фиксировали меня между острых гребней, а вот Кочевник несколько раз чуть не напоролся на них, соскальзывая, поэтому пришлось пристегнуть и его тоже. Но не к гребням, а к себе, поскольку длины колец хватило только на это. Судя по гортанному рыку, Солярису это не понравилось, потому он и начал паясничать – мол, раз не может скинуть Кочевника на землю, то заставит его возненавидеть небо.

Из-за этого мы потратили лишний час в Золотой Пустоши, убеждая Кочевника в том, что Солярис больше не будет так делать, и ещё два часа, чтобы я могла отмыть одежду от его рвоты у ближайшей реки, когда Солярис всё-таки не сдержал слова.

Через несколько дней под нами зарябили пёстрые рынки, базары и торговые тракты туата Медб, которые мы старались облетать по краю, избегая слишком людных городов, коих в центре континента насчитывалось немало. А спустя ещё трое суток их сменили глыбы неестественно гладких округлых камней, усеявших всю равнину туата Немайн от границы до Двуязычной реки, делящей его на две половины, – теперь так выглядели горы, расплавленные драконьим пламенем во время войны.

Весь путь до туата Дану, что был последним рубежом перед Кипящим морем и драконьим островом, занял у нас больше двух, а то и трёх недель вместе с остановками в мелких поселениях. К тому моменту Кочевник уже свыкся с тем, что он называл «болтаться в воздухе, как птичье дерьмо», и даже приноровился дремать в процессе, привалившись лбом к моей спине. Я же внимательно вглядывалась в горизонт, стараясь не обращать внимания на подпрыгивания собственного желудка. Нет, не от долгого пребывания в небе, а от мысли, что где-то там впереди нас ждёт и Дайре тоже. Туат Дану был его владениями, и если он до сих пор не бежал оттуда или не спрятался в замке под защитой братьев, то мы вполне могли встретиться вновь. Мне не стоило бояться его, покуда Солярис рядом, но воспоминания о ледяной воде, обжигающей горло и лёгкие, были ещё слишком свежи.

«Остановимся в Луге, – сообщил голос Соляриса в моей голове, и я шумно выдохнула, ведь Луг как раз был главным городом Дану, где проживала правящая семья. – Он ближе всего к Сердцу, а через Кипящее море путь долог. Нужно отдохнуть и купить еды».

Я кивнула, глядя, как под нами проносятся уже не трухлявые деревни и заброшенные на зиму поля, а переплетения дорог и трактов, на которых толкаются гружёные телеги. Торговцы запрокидывали вверх головы и приставляли ладони козырьками ко лбу, цепенея при виде маслянистой тени, которую отбрасывали перепончатые крылья. Прежде мы с Солярисом никогда не залетали дальше Найси, а потому большинство жителей континента не видели ничего подобного в небе вот уже семнадцать лет. Я не сомневалась, что весть о драконе, пересёкшем четыре туата и движущемся на восток, уже разлетелась по всему Кругу и достигла моего отца.

Сол разрезал хвостом воздух, взвившись вверх, как воздушный змей, а затем резко нырнул вниз за скалы. Там он мог принять человеческий облик, а заодно переодеться – броня была слишком дорогой и искусной, чтобы не бросаться в глаза. К счастью, прибрежных скал в Дану было немерено, как и лесов: первые обступали город со стороны Кипящего моря, а вторые обнимали его со стороны торговых путей. Я старалась не думать о том, что в одном из тех лесов моя мать и угодила в мир сидов, который навсегда изменил наши судьбы. Сейчас нужно было сосредоточиться на Красном тумане, а не на Роке Солнца, даже если одно связано с другим.

Стоило Солярису начать снижение, как Кочевник тут же проснулся, вскрикнул и вцепился пальцами в мою талию, оставляя под одеждой синяки. К счастью, раньше, чем он успел разораться или снова вытошнить, Солярис уже приземлился. Как только мы слезли, оба покачиваясь от головокружения из-за девяти часов непрерывного полёта, Сол тут же уменьшился в размерах и втянул истинную чешую обратно, оставшись лишь в той, которую сплавил в броню кузнец при помощи солнечного огня.

– Держимся вместе, – строго произнёс Солярис, быстро спрятав свою броню под рубаху свободного кроя и плащ с кожаной отделкой до колен, вытащенные из наших походных сумок. – Во́роны тоже летают быстро. Уверен, все девять туатов разыскивают нас. Скорее всего, им сказали, будто мы с тобой похитили наследницу трона, – обратился он к Кочевнику, поглаживающему серебряный топор под бобровой накидкой. – Заглянем на рынок, а оттуда сразу в трактир. С рассветом выдвигаемся… Эй, ты куда пошёл?! Я ещё даже не договорил!

Кочевник харкнул на песок прямо у ног Сола, тем самым выражая всё, что думает о его плане, и направился к городу, грузно возвышающемуся над берегом Кипящего моря. Я невольно покосилась на блестящую воду: уж слишком покладистым и спокойным было это море для своего названия – тёмно-синее, как пасмурное небо, но едва накатывающее волны на побережье – всего лишь немного пены и волны высотой по пояс. Тем не менее именно это море, по слухам, переворачивало корабли, а шторм в его центре не утихал ни на минуту. Те, кому всё же удавалось преодолеть его, всё равно жили недолго – разбивались о рифы, которыми было окружено Сердце, точно крепостной стеной.

– Шторм не в Дану. Он дальше. Начинается лишь через пару часов полёта, – произнёс Солярис над моим ухом, и я встрепенулась, заметив, что он тоже смотрит на море, с которого дул холодный ветер. – Грозовые тучи висят низко, так что труда пролететь над ними не составит. Об этом нам не стоит беспокоиться.

– А о чём стоит? – спросила я, и Солярис красноречиво посмотрел Кочевнику вслед, сложив руки на груди. Тот насвистывал себе под нос весёлую мелодию, пиная песок, и нам пришлось засеменить следом, чтобы не упустить его из виду. – Ах, это. О Кочевнике не беспокойся тоже. Я с ним вчера уже поговорила, пока ты свежевал куницу. Он не такой злой, каким хочет казаться, и ни за что не причинит вреда драконам.

– Кочевник? Причинит вред драконам? – переспросил Солярис со смешком, и я осеклась, поняв, что мы с ним думали о совершенно разных вещах. – Да что он может им сделать? Разве что какого-нибудь детёныша до слёз доведёт. Просто мы ведь понятия не имеем, насколько драконы всё ещё озлоблены на человечество… Я всегда смогу защитить тебя, но вот кто защитит его?

– Не может быть… Ты что, заботишься о Кочевнике? – ахнула я нарочито громко, и Солярис шикнул на меня, схватив за локоть. Его зрачки сузились, а взгляд вонзился Кочевнику в спину, но, увы, тот ничего не расслышал.

– Не мели чепухи! – проворчал Сол, хорошенько встряхнув меня в назидание, перед тем как отпустить. – Плевал я на этого дикаря! Просто не хочу, чтобы кто-нибудь из сородичей отравился им. Или, того хуже, чтобы он опозорил меня!

– Ты бы лучше о себе подумал, Сол, – сказала я, взбираясь следом за далеко ушедшим Кочевником на узкую тропу, что круто поднималась с берега и вела через жухлую чащу к городским башням и воротам. – Что-то ты совсем худо выглядишь.

И это было абсолютной правдой. Ещё на прошлом ночлеге я заметила, что лицо его осунулось и заострилось, кожа приобрела нездоровый пепельный оттенок, а под глазами пролегли тёмные синяки, кажущиеся чернильными на фоне золотых радужек. Пяти часов сна явно было недостаточно после той нагрузки, которой Сол подвергался всё это время, но он упрямо отказывался от лишних привалов и остановок. Неудивительно, что теперь он едва переставлял ноги, будто всё тело его задеревенело и ныло при малейшем движении. Наверняка так оно и было. Одной лишь ночёвкой в Луге такую усталость не стереть – Солу был нужен как минимум целый день в покое и тишине. В конце концов, мы сбежали из Дейрдре не для того, чтобы он умер от истощения где-нибудь в пути.

Конечно, стоило мне озвучить эти размышления, как Солярис махнул рукой и отвернулся в противоположную сторону, будто бы, перестав видеть его усталость, я сразу забуду о ней. Это упрямство всегда меня раздражало.

– Эй, я с тобой разговариваю, Сол!

Не желая мириться с ним и в этот раз, я остановилась и ловко ухватила Сола за подбородок, заставляя смотреть мне в глаза. Большой палец очертил впалую щёку, вечно гладкую и лишённую румянца… Однако я мгновенно отдёрнула руку, когда он, неохотно поворачиваясь, случайно мазнул сухими губами по моей раскрытой ладони.

– Ты чего? – спросил Солярис растерянно, стоило мне зардеться, словно мы соприкоснулись впервые в жизни, и сделать пару шагов назад.

Кроличья Невеста! Да что это со мной?!

– Ничего, – ответила я невозмутимо. – Мало того что исхудал, так ещё и щека грязная. Была.

– Нет, не была, – сощурился он. – Мне не в чем пачкаться.

– Если говорю, что испачкался, значит, испачкался!

– Но я же не…

– Всё, пошли. – Прочистив горло, я продолжила путь, стараясь сосредоточиться на остроконечных дозорных башнях, перед которыми вдалеке останавливались для досмотра все торговые телеги и всадники. – Нужно будет раздобыть на рынке кое-какие травы. Раньше Матти часто заваривала мне душицу и цикорий, когда я переутомлялась…

Солярис ничего не ответил. Только накинул на голову глубокий капюшон, чтобы спрятать жемчужные волосы и золотые глаза, которые в этот раз ему нечем было маскировать. Оставалось надеяться, что Кочевник перетянет на себя основное внимание: стоило нам подойти к огромным кованым воротам между двумя башнями, как он тут же начал расталкивать людей, чтобы пройти в город без очереди, из-за чего те возмущённо вскрикивали и бранились.

В отличие от Столицы, в которой половину жителей составляли хускарлы или охотники и которая с каждым годом разрасталась всё дальше и дальше, а потому не имела чётких границ и единых стен, город Луг сам по себе представлял крепость. Замок ярла Дану тоже находился в черте города – на другом его конце, – поэтому стены здесь были выстроены из камня и превосходили высотой любое здание в моём родном туате. На зазубренном мерлоне стояли хускарлы с щитами и луками, а вдоль тракта было установлено ещё несколько постов, где и кучковались торговцы с наездниками. Присмотревшись, я вдруг заметила, что никто из них так и не прошёл дальше последнего поста и не зашёл в город: все торговцы выгружали товар прямо у ворот, получали мешочек золота и уезжали, а обычных странников на лошадях разворачивали сразу. Беспрепятственно в Луг впускали лишь пеших путников – так мы трое, держась друг за другом, вошли туда, где родился человек, пытавшийся меня убить.

Возможно, Сол тоже держал это в уме, а потому и оглядывался вокруг столь опасливо, взяв меня в толпе за руку, точно ребёнка, которого боялся потерять. Облачённая в замшевую перчатку, его ладонь держала меня бережно, но твёрдо: Солярис крепко сцепил наши пальцы, и его когти царапнули меня даже сквозь кожаную материю. Кочевник по-прежнему шествовал впереди и, кажется, даже не вспомнил бы о нас, если бы Сол не окликнул его на перекрёстке:

– Эй, я ведь велел держаться вместе!

– Я жрать хочу, – бросил ему Кочевник через плечо. – И ещё мне нужно заточить топор. Я же должен быть готов отрубить тебе башку, когда мы закончим с туманом.

– У тебя разве есть деньги? – удивлённо спросил Солярис, но затем удивился ещё больше, когда Кочевник ответил:

– Нет, а зачем они мне?.. Ладно, увидимся позже. Не боись, я легко вас отыщу, когда закончу. От тебя за лигу воняет самодовольством!

Сол едва успел закатить глаза, как Кочевник уже скрылся за вереницей людей, столпившихся у деревянного помоста, на котором бард с лютней наперевес исполнял «Хроники восьми вассалов». Песнь эта была посвящена битве у Дикого Предела, с которым Луг разделяло всего несколько часов верховой езды. В той битве драконье войско пало, встреченное вёльвами, созванными со всех краёв, и зачарованными ими баллистами. Но, прислушавшись к песне барда, я поняла, что он воспевает вовсе не их, а проигравших; так, будто это драконы победили и будто бы они были истинными героями, достойными восхождения в сид. Людей, пританцовывающих вокруг с флягами мелассовой настойки, переписывание истории ничуть не смущало. Многие даже присвистывали и аплодировали, смеясь.

Разве весь континент не должен ненавидеть драконов?..

– Идём, – дёрнул меня за рукав Солярис, и я послушно последовала за ним по дороге, выложенной разноцветным мерцающим камнем, напоминающим крашеную морскую соль.

Все дома в Луге были сделаны из светлого саманного кирпича и насчитывали по несколько этажей, из-за чего город казался тесным и даже душным, будто нависал над тобой сверху и неустанно следил. Из каждой крыши торчало по два-три дымохода, и даже в самых маленьких и бедных на вид постройках двери покрывал тонкий слой меди, а окна переливались на свету от вставок цветного стекла, делая их похожими на витражи. Первое, что поразило меня помимо причудливой архитектуры, которая в книгах описывалась совсем не такой яркой, какой была на самом деле, – это деление города на ремесленные улицы. Если в Столице каждый торговал тем, чем мог, прямо у порога своего дома, то тут всему отводилось своё место: мы с Солом прошлись по переулку Ткачей, где в глазах рябило от пёстрых тканей и золотых нитей; затем миновали Железный, где ковалось оружие и где в толпе мелькнула знакомая бобровая накидка; а после оказались в сквере Книгочеев, где коллекционеры и филиды дрались за каждого покупателя, способного позволить себе что-то кроме чернил и клочка пергамента.

 
Раз, два, три, четыре,
Улыбайся солнцу шире,
Караван идёт опять,
Молоко пора скупать.
 
 
Пять, шесть, семь и восемь,
Ты не увидишь эту осень.
Нет зверей страшней людей,
Молочный Мор забрал детей!
 

Солярис замер на полушаге как вкопанный, и несколько человек позади нас выругались, воткнувшись ему между лопаток. Не страшась ни их гнева, ни возможного разоблачения, Сол приподнял капюшон и принялся перебирать взглядом толпу. Желваки на его челюсти ходили туда-сюда, пока Сол не нашёл что искал – троих ребятишек, играющих на пороге одного из жилых домов. Судя по маленьким плетёным куклам у них в руках с кварцевыми бусинами вместо глаз и травой-ворожеей, заменяющей волосы, это были дети вёльв, что торговали травами в конце улицы.

– Эта считалочка… – прошептала я, и Солярис молча кивнул. Его лицо стало каменным – душить эмоции ему всегда было проще, чем показывать их. – Откуда дети туата Дану знают о Молочном Море? Разве мой отец не стёр его из человеческой истории?

Солярис только пожал плечами.

– Молочный Мор! – снова повторила девочка, переводя палец с одного ребёнка на другого, а потом на себя, пока считалочка не закончилась и палец не указал на второго мальчишку. – Ты водишь!

– Не хочу! Я устал искать вас, – проныл тот и вдруг замолчал, обнаружив, что двое подозрительных взрослых – мы с Солом – пялятся на него, застыв посреди улицы.

Всех детей, рождённых со времён войны, учили одной непреложной истине: драконы – это звери. Драконы – это опасность. Но, к моему потрясению, мальчик совсем не испугался и даже не удивился, когда их с Солярисом взгляды встретились. Только расплылся в щербатой улыбке, а затем и вовсе приветливо помахал ему своей плетёной куклой, на что Сол лишь торопливо отвернулся и пошёл дальше. Ещё несколько минут мы шли в полной тишине, не зная, как (и не желая) обсуждать это.

Для торговли мясом, овощами и другими яствами была отведена отдельная площадь, широкая и круглая, как расплющенная монета, и очень тесная: лавки, телеги и навесы из небесно-голубой ткани, которые трепал ветер, стояли на каждом шагу. Из-за обилия продуктов, которые портились раньше, чем их успевали продать, здесь больше пахло гнилью и тухлятиной, нежели сладкими яблоками из Медб или гранатовым вином из Ши. Последнее давали продегустировать каждому прохожему. Пока Сол выбирал, что нам может понадобиться в дороге, я заметила, что торговец предлагает местным вино из одной бочки – добротной и крепкой, – а приезжим из другой – хлипкой и потемневшей от сырости. Отличить первых от вторых было легко: мужчины, рождённые в Дану, носили косы, в то время как женщины предпочитали распущенные волосы. В их одежде также преобладали нежные оттенки и наряды из виссона, какие в Дейрдре носили лишь по праздникам Колеса года, а вместо гривен или фибул они украшали себя латунными амулетами и крупными костяными пуговицами.

Тренируясь угадывать на рыночных толпах, кто из какого туата прибыл, я случайно зацепилась взглядом за стройный силуэт, слоняющийся вдоль прилавка с пряностями. То была женщина, высокая и статная, укутанная в шерстяную шаль благородного синего оттенка. В смуглых руках с острыми серповидными ногтями, увешанных золотыми браслетами, она держала связку острого перца, и никто вокруг не обращал внимания на то, какого цвета у неё были волосы – сиреневые, точно лепестки новорождённой фиалки.

– Солярис… – позвала я, пытаясь вслепую нащупать рукой его плечо, чтобы не отводить глаз от женщины и не упустить её из виду. – Солярис, смотри!