– Продать? – переспросила я, обернувшись, но, судя по серьезному выражению лица Авроры, не сдвинувшейся ни на шаг, она вовсе не шутила. – Ты продашь мне Книгу своего ковена?

– Что? Своего? Ты думаешь, хоть одна Верховная осмелится продать гримуар, который тысячелетиями наполняли своей кровью целые поколения? – фыркнула она и хитро улыбнулась, а от таких улыбок у меня всегда тревожно сосало под ложечкой, и обычно небезосновательно. – Нет, я предлагаю тебе купить не мою Книгу, а твою.

– Книга моего ковена сгорела в пожаре! – выкрикнула я, разгневанная таким наглым враньем. – Я знаю, потому что сама бросила ее в огонь, лишь бы она не досталась Джулиану. Вместе с ней сгорел целый дом и моя атташе. Там даже пепла не осталось, чтобы применить заклятие восстановления. Как же именно ты вернула гримуар, позволь узнать?

Аврора никогда бы не раскрыла всех своих карт, но заглянуть в один из рукавов она все же позволила – и это выбило из меня яростный вздох:

– Зачем что-то восстанавливать, когда есть копия?

– Ты переписала мамину Книгу? – взревела я, и Аврора кивнула, опираясь о свою длинную зонт-трость.

– Мы с Виви тогда были еще более-менее… дружны, и я не могла упустить такой шанс, – она взмахнула вишневой копной волос, поправляя жокейку. – Да, я украла ваши заклятия. Все разделы, что были. Там есть даже мои собственные наработки… Готова отдать почти задаром!

Я скрипнула зубами.

– Чего ты хочешь?

Аврора призадумалась. Пик ее триумфа продлился ровно три секунды, ведь скрывать свои аппетиты дольше выдержки ей не хватало.

– Отдай мне Бёрлингтон, – сказала она. – И свои бусы, Вестники даров.

Сердце будто пригвоздило к ребрам.

– Ни за что, – без раздумий отрезала я, дотрагиваясь до нанизанных на золотую нить жемчужин, спрятанных под шелковым шарфиком. – Их подарила мне мама. Это реликвия. От моей семьи и так ничего не осталось…

– Скоро и тебя не останется, – как-то слишком весело произнесла Аврора. – Подумай хорошенько. Твой ковен еще можно спасти… Неужели ты пожалеешь какую-то безделушку в обмен на его возрождение?

– Если это просто безделушка, тогда зачем она тебе?

Аврора сощурилась.

– А вот это уже мое дело. Не позволяй сердечной привязанности лишить тебя будущего. Думай, Одри. Думай наперед.

– Я думаю, потому и спрашиваю, – парировала я и подступилась к Авроре, невольно отмечая, что даже когда я подошла к ней вплотную, она ничуть не изменилась в лице и даже не попробовала отстраниться. – Для чего тебе Бёрлингтон?

Я не славилась высоким ростом, но Аврора была и того меньше – маленькая и миниатюрная, с детским овалом лица, но с умудренным века́ми взглядом. Округлая шляпка прибавляла ей пару лишних дюймов. Аврора, потянувшись, постучала темно-бордовыми ноготками по футляру моей скрипки.

– Ты все равно с ним не управишься. Территория Шамплейн слишком огромна. Всю ее надо защищать, контролировать, обеспечивать… Для молодой Верховной это тяжкий груз, от которого любая была бы рада избавиться. Так в чем проблема? Меньше территория – меньше проблем.

– Да… Зато твоя территория станет больше, а большая территория – больше душ, которыми можно питаться, не так ли?

Аврора резко побледнела, хотя кожа у нее и без того была прозрачной и белой, точно фарфор. Утратив надменность, она все же осталась умиротворенной и уверенной в себе, только вот нижняя губа предательски дернулась.

Я ухмыльнулась, взяв реванш.

– Когда мама обучала меня магии, она обучала меня и «политике». Рассказывала, на союз с кем можно рассчитывать, а кого не стоит даже пускать на порог… О тебе она рассказывала тоже. Королева Шепота. Громко звучит, не спорю. В детстве я, любознательная, много бы отдала за твою Шепчущую главу, но сейчас, когда выросла, я понимаю, что даже лишних пятьсот лет жизни не стоят того, чтобы делать то, что делаешь ради них с людьми ты.

Аврора рассыпалась в звонком смехе, ничуть не пораженная тем, что я знаю ее подноготную так же, как она – мою.

– Я никогда не отдам тебе Бёрлингтон, – прошептала я. – Может, поглощая души Нью-Йорка, ты и не уничтожаешь город из-за постоянного притока людей, но Бёрлингтон… Напасти в лице тебя он точно не переживет. К тому же я здесь обзавелась друзьями, так что вот мой тебе ответ: возвращайся домой, старушка. Я как-нибудь обойдусь без твоей сворованной книжонки.

Я махнула ей рукой, демонстративно разворачиваясь и наслаждаясь блаженной тишиной, которую оставила за собой. Ничто не могло переубедить меня: жемчуг матери так же сокровенен, как и жизни здешних горожан. Я, может быть, ужасная дочь и ужасная ведьма, но я не настолько ужасный человек. Я не…

– Это Джулиан убил твою мать.

Из легких словно выжгли весь кислород. Душа закровоточила. Мне пришлось сжать челюсть до скрежета, чтобы повернуться и снова встретиться с Авророй лицом к лицу.

– Повтори.

Аврора улыбнулась едва заметно, не в состоянии до конца скрыть, как рада, что ей удалось снова завладеть моим вниманием. Но куда большая радость для нее – растоптать меня в пух и прах.

– Джулиан убил твою мать, – сказала она медленно и громко, а затем, вдоволь насладившись моим потрясением и ужасом, добавила: – Когда родился. Его появление на свет заведомо предрекло ее гибель.

– Что ты несешь? Моя мать заболела раком задолго до безумства Джулиана!

– Мальчики, рожденные в союзе ведьмы и смертного мужчины, не обладают магией, – сказала она. – В таком союзе ею будут обладать только дочери. Для мальчика-колдуна же нужен и колдун-отец. Магия наследуется по половому признаку…

– Ты пересказываешь мне учебник по ведьмовской биологии? Это знает каждый ребенок! Но наш с Джулианом отец был колдуном. Валентин Эбигнейл… Все мои братья обладали магией!

– Все, кроме Джулиана, – упрямо заявила Аврора и подступилась ближе. – Потому что вы с ним не были рождены от Валентина Эбигнейла. Ваш с Джулианом отец – Исаак Грейс, обычный человек, преподаватель истории из Нью-Гэмпшера. Бедная Одри… Стать Верховной не означает повзрослеть, да? Твоя дорогая мамочка была далеко не святошей, какой все ее считают.

Нокаут.

– Твоя мать изменяла отцу. И не раз, – продолжала Аврора не без злорадства, пока я пыталась отделаться от липкого чувства, похожего на стыд и презрение. – Виктория всегда была влюбчивой. Спустя пару лет периодической связи, когда твой отец находился в очередной командировке, она узнала, что беременна. Только представь, какой раздор воцарился бы в ковене, родись у Верховной сын, не обладающий магией… На аномалию природы такое не спишешь. Однако дар сотворения заклинаний – спасение от любой беды. Так я сотворила Шепчущую главу, но даже она не идет ни в какое сравнение с тем, что сделала Виви. Нельзя принуждать магию служить тем, кто не избран ею. Это насилие над самой природой, которое не может остаться безнаказанным, – насилие и над самой магией, и над Джулианом тоже. Вот ответ на твой вопрос, что ты задаешь себе каждую ночь перед сном уже целых пять лет, – вот ответ, почему он такой. Извращенный. Сломанный. Я пыталась переубедить Викторию, – добавила Аврора и прочистила горло, когда голос вдруг ее подвел. – «Гори, но не сгорай, дай мне сгореть за то, чтоб ты столетия пылал…»

– Она сгорела, – поняла я шепотом. – Рак сжег ее изнутри.

– Час расплаты может настать не сразу, но он неминуем. Джулиан отвратителен, потому что противоестественен. Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы его не стало? Почему я хочу помочь тебе?

– Он знает? – спросила я, не моргая, вперив взгляд в блестящий асфальт. – Знает, что наш отец был человеком?

– Нет. Об этом было известно лишь трем людям на земле, и двое из них уже мертвы.

Отчего-то я не сомневалась, что третий человек – это Рэйчел, которая с детства была предана Виктории сердечно и самозабвенно, но говорить о ней с Авророй я уж точно не собиралась.

– А то заклинание мамы…

– Оно умерло вместе с ней, не вписанное в гримуар, и мертвым должно остаться навсегда. Одри, – Аврора сделала паузу и сложила обе ладони в перчатках на скрюченной ручке зонта. – Я говорю это не для того, чтобы причинить тебе боль. Наоборот… Это признание – жест моей доброй воли. Я хочу, чтобы ты поразмыслила над моим предложением, потому что Джулиан – это угроза для всего миропорядка. Думай, Одри, думай… Но знай, что меня приведет в восторг любой исход: твое согласие и наша сделка или те руины, что останутся от ковена Шамплейн. Я ничуть не расстроюсь, если ты сгинешь, но вот бусы… Бусы будет жалко, – грустно выдохнула она, глядя на мою шею, и раскрыла зонт, уходя.

Я отвесила ей вслед кивок, не то в благодарность, не то прощаясь, и едва не выронила скрипку из замерзших рук. Заледенело все, даже мои внутренности, рвущиеся на части.

На ватных ногах возвращаясь домой, я надеялась, что Коул уже лег спать, но рассчитывать на это было глупо: недавно он перешел с двухфазового сна на четырехчасовой по методу Николы Теслы. Все остальное время Коул проводил со Штруделем и ноутбуком в гостиной, куда перетащил даже доску со схемой преступления, чтобы полностью отдать спальню в мое распоряжение. Вот и сейчас с кухни доносился свист вскипевшего на плите чайника, а Коул гремел кружками, со своей извечной щепетильностью выбирая даже заварку.

– Малина с мятой или шоколадный апельсин? Хм-м…

Я повесила пальто на вешалку и бесшумно проскочила за спиной Коула, поспешно скрывшись за дверью спальни. Подавленная и униженная, я сбросила под кровать сапоги и быстро избавилась от промокшей одежды. Отложив душ до завтра, я надела футболку Коула, которую своровала из его шкафа, и с головой нырнула под ватное одеяло. Здесь было тихо, темно и спокойно, а потому уютно. Я зажала голову под подушкой, пытаясь скорее заснуть, чтобы избавиться от сомнений и ужаса. Однако прошло не больше десяти минут, как кто-то вдруг отогнул край одеяла, вторгаясь внутрь моего убежища.

– Хочешь посмотреть кино?

Я давно перестала злиться на Коула, но он, кажется, теперь злился на самого себя. Это было понятно по его бегающему взгляду и нервному почесыванию, когда он не знал, куда пристроить беспокойные руки. Смущенный и неуклюжий, пытаясь совершить то, что ему не доводилось еще никогда, – примириться. Коул потеребил одну из кудряшек, смешно торчащих на его затылке, и сел рядом. Сейчас он вызывал у меня одновременно два противоречивых желания – отвесить ему подзатыльник и прижаться всем телом.

Я глянула на часы, стрелка подбиралась к десяти, и молча кивнула. В конце концов, вместо сна всегда можно выпить кофе. Много кофе!

– Я подключу проектор, – широко улыбнулся Коул с облегчением. – Так, вчера мы смотрели «Клуб “Завтрак”»… А что насчет мультфильма? Может, «Секрет крыс»?

В груди потеплело, как от кусочка проглоченного масла. Коул щелкнул кнопкой проектора, и по спальне рассеялся зерновой махровый свет, сосредотачивающийся на белом полотне над его рабочим столом.

– Да, «Секрет крыс», – тихо сказала я. – Мой любимый мультфильм.

Мы устроились на постели, притащив из кухни чай с песочным печеньем, и, соприкасаясь плечами, на два часа выпали из реальности. Нарисованное волшебство, творящееся на экране, было целительным: оно вытеснило из моей головы горе, а из головы Коула – тревогу о бесплодной работе. Периодически отрываясь от просмотра, чтобы незаметно повернуться и полюбоваться его лицом, я улыбалась, замечая черточки мимических морщинок в уголках его рта, когда он улыбался. Красивый в расслабленном состоянии, которое ему удавалось достигать столь редко. Разве не было бы кощунством взваливать на него свои проблемы сейчас, когда он так счастлив?

Обычно Коул засыпал под конец любого фильма, измотанный и вечно недосыпающий (вопреки собственным заявлением, что его режим сна делает из него сверхорганизм). Вот и сейчас Коула неудержимо клонило в сон: покрасневшие веки слипались, но, держась изо всех сил, он все же дотерпел до финальных титров и вытянулся на подушках.

– В последний раз я делил с кем-то дом, когда жил еще в Северной Каролине у бабушки, – поделился он тихо спустя мгновение, когда я прилегла тоже, вглядываясь в темноту и слушая гудение проектора. – Было тяжело уживаться с соседями в полицейской академии, поэтому я каждый день ездил до дома, хоть дорога и занимала почти три часа. Я веду к тому, что… Мы ведь неплохо уживаемся вместе, да? – спросил он с надеждой. – Не считая некоторые… неурядицы. Если такое повторится снова, то тебе необязательно сбегать из квартиры. Можешь просто хлопнуть дверью или швырнуть в меня чем-нибудь.

– А ты можешь разломать мою скрипку о стену, если хочешь.

– Хочу, но не буду, спасибо.

Я криво улыбнулась, взглянув на острый профиль Коула. Свет торшера оттенял его ресницы и волосы, открывающие узкий лоб в россыпи родинок, напоминающих созвездия. Его ноги почти свешивались с матраса, и я задалась вопросом, как Коул умещался на этой кровати раньше. Повернувшись на бок, я зевнула, заразившись его сонливостью: Коул почти дремал, сложив руки на груди.

– Это твоя квартира. Я тоже отучилась делить с кем-либо пространство, уже не говоря о соблюдении правил, но это не оправдание. Извини меня.

Он ничего не ответил, и я мысленно отметила, как забавно дергается кончик его носа, когда он проваливается в небытие.

– Коул…

– Да?

– Когда ты в последний раз плавал в озере?

Коул резко открыл глаза.

Наверно, не стоило тревожить его возможные детские травмы перед сном, но та история с Нимуэ все не давала мне покоя. Когда-то моя мать считалась слабейшей из Верховных из-за своей гуманности, пока она не заняла всю территорию вокруг озера Шамплейн, отнимая город за городом у Авроры, выжимающей из них все соки. Спасшая и Коула, мама открыла мне сотню новых троп, которые, однако, предстояло изучить, прежде чем смело идти по ним.

– Никогда, – ответил Коул, и я села.

– Почему?

– Я не умею плавать.

Наверно, я выглядела по-настоящему потрясенной, потому что Коул неуютно заерзал на подушках и пояснил:

– На мой третий день рождения мы с родителями отправились на пикник. Я играл с мячиком на пирсе и чуть не утонул. Мало что помню, но… Бабушка рассказывала, я тогда так быстро ушел под воду, что меня лишь чудом удалось вытащить и откачать. С тех пор с плаванием у меня как-то не срослось.

– Надо же, – притворно удивилась я, будто слышала об этом впервые. – А я родилась в этом озере.

– Что? В смысле, как роды в ванной или…

Я застопорилась, хлопнув себя по лбу. Зачем нужно было это говорить? Но Коул уже смотрел на меня во все глаза, требуя объяснений, и я сдалась:

– Рождение каждой Верховной сопровождается буйством природы или необычным явлением, что и помогает определить, кто именно унаследует лидерство. Некоторые, например, рождаются в аномальные заморозки посреди лета или в грандиозную бурю. А я… Джулиан – старший брат, он родился первым, и никто не знал, что следом за ним появится кто-то еще. Мама поняла, что все это время носила двойню, лишь когда ее нестерпимо потянуло к озеру. Это было похоже на сон. А когда она зашла в воду… То родила меня.

Коул потерял дар речи и, позабыв про усталость, тоже сел на постели.

– И ты даже воды не наглоталась?

– Кажется, нет. В нашем ковене ходила легенда, что так каждая Верховная обретает свою уникальную защиту. Если родилась в мороз – не мерзнет, а если в воде – то, следовательно, не может утонуть. Правда, я не проверяла. – Но, заметив блеск в глазах Коула, добавила: – И проверять не хочу!

– А за коробочку китайской лапши?

– Хм… Только если за две коробочки.

Коул ухмыльнулся и, подавив зевок, поднялся. Спальные штаны съехали ему на косточки таза и обнажили низ плоского живота. Я постаралась убедить себя, что пялюсь на рисунок пиццы на его футболке, а не на то, что было под ним.

– Пойдем спать, Штрудель, – Коул поманил за собой кота, свернувшегося клубочком у меня в ногах. – Спокойной ночи, Одри. Кстати! – Он выглянул из-за двери. – Я переписал несколько заклинаний поиска с форумов черной магии… Почти все из них звучат, как состав стирального порошка, но все равно взгляни на них завтра, ладно?

Я кивнула и укрылась одеялом, теплым с той стороны, где на нем лежал Коул. Все, к чему бы он ни притронулся в моей жизни, становилось в разы лучше, даже если это лишь подушка, сохранившая его убаюкивающий меня запах.

Я быстро заснула, но вскоре открыла глаза из-за грохота музыки и обнаружила, что проспать мне удалось от силы сорок минут.

– Твою мать, – выругалась я, когда, прождав еще столько же, поняла, что доносящаяся из гостиной мелодия не собирается замолкать. – Коул, это у тебя телефон звонит?

Но когда Коул спал, он действительно терял связь с окружающим миром: распластавшись на диване рядом с тушкой Штруделя, он своим храпом почти заглушал смартфон, вибрирующий на буфетном столике.

Сонная и взбешенная, я дошла до него сама и ответила на звонок.

– Гастингс? – уточнил хриплый голос на том конце провода, а затем закричал: – Говнюк ты, Гастингс!