Валеев Марат

Червячок Петя

Я недавно впервые внука своего на рыбалку вывез. Ну, приехали мы на озерко мое любимое. Я пока машину в тенёчек ставил, внучок тем временем на берегу играл, что-то там выкапывал, закапывал.

Ну вот, все приготовления вроде закончил, удочки размотал, говорю внуку:

– Игорёша, неси-ка мне ту банку, с червячками которая.

– Щас, деда! – говорит. И бегом ко мне.

Я заглянул в банку – а там червей штук с пяток всего осталось.

– А где остальные? – спрашиваю.

– Ушли погулять, – отвечает.

Вот чертёнок! Это же он с наживкой моей игрался!

«Ай, ладно! – думаю. – Можно и на пяток червей неплохо поймать».

– Ну-ка, – говорю, – дай мне одного из них.

Игорёшка выудил из банки самого жирного червя.

– Вот, – говорит, – деда, познакомься: это Петя.

Я удочку уронил.

– Какой ещё, – говорю, – Петя?

– Да вот же, – суёт мне руку с извивающимся червяком внучок. – Скажи ему: здравствуй, Петя!

– Здорово, Петя! – машинально поприветствовал я червяка.

Взял его. И уже не знаю, что с ним делать. Был бы просто червяк – все понятно. А тут – Петя…

– И что ты с ним будешь делать? – спрашивает внучок.

– Ну, на крючок его насажу и в воду закину.

– Петю? На крючок?! – вытаращил на меня глаза Игорёшка. – Но ему же больно будет.

– Будет, – вынужден был я признаться. – Но немножко.

И тут внучок выхватил у меня из руки червя.

– Нет, деда! – сказал он очень решительно. – Не дам я тебе Петю колоть крючком.

И неумело замахнувшись, кинул червяка Петю подальше в траву. Петя, не будь дураком, немедля уполз.

– Ну, дай же мне кого-нибудь другого, – взмолился я. – Того, с кем ещё не успел познакомиться.

Но внучок уже вытряхивал из банки и оставшихся червяков.

– Деда, – сказал он. – Я их тоже знаю. Их зовут Гриша, Коля, Паша и… И Маша.

Так и пропала наша рыбалка. Но я почему-то не расстроился…

Зубы для деда

Звонит внук.

– Деда, а у меня сегодня ещё один зуб зашатался! – сообщает он мне.

– Да ты что? – делано пугаюсь я. – Болит?

– Неа! – радостно кричит внук. – Думаю, он у меня где-то в марте уже выпадет.

– Откуда ты знаешь? – любопытствую я.

– Да знаю, – с превосходством заявляет Игорь. – Уже же не в первый раз.

Ну да, Игорю, как-никак, уже восемь лет. И молочные зубы, отслужив своё, покидают его дёсны, чтобы дать место постоянным зубам.

И тут меня поджидает бомба.

– А знаешь, деда, я их все в коробочку складываю! – вдруг заявляет мне внук.

– Да ну?! – поражаюсь я.

– Ага. Уже семь штук, – уточняет Игорь. – И знаешь, что я решил?

– Что же? – любопытствует дед.

– Ты же уже старенький (ну, это вопрос спорный!), – ответственно утверждает Игорь, – и вот когда у тебя совсем не станет зубов, я тебе отдам свои. Носи, деда!

Я поперхнулся.

– Спасибо, внук, ты очень добрый!

– Конечно! – великодушно согласился Игорёха.

Люблю внука. Уже сейчас заботится обо мне. То ли ещё будет, когда вырастет!

Симметрия

Позвонил внук-первоклассник, поздравил с Новым годом. Разговорились про учёбу его, про дружбу с одноклассниками. Я, зная, что он регулярно носит в школу конфеты таинственной Таисии, поинтересовался, что же его в ней так привлекает.

– Что ты имеешь в виду, дед? – спросил Игорёха.

– Ну, она хоть красивая?

– Красивая, – вздохнул внук.

– Как выглядит, опиши мне её.

– Как я её тебе опишу? – не понял вначале Игорёха. – В тетрадке, что ли?

– Нет, на словах, – терпеливо пояснил я. – Ну вот какие у неё волосы?

– Коричневые, длинные, – подумав, ответил он.

– А глаза?

– Синие.

– Большие?

– Как сказать… Больше, чем у Даши.

– Ага, ничего так, – одобрительно сказал я (про Дашу смолчал – это у нас уже пройденный этап, еще с подготовительной группы). – Шатенка. А ещё что тебе в ней нравится?

– Ну, она обнимает меня, когда я ей конфеты дарю, – стеснительно сказал Игорёха. – Спасибо говорит.

– Ишь ты, обнимает, – ворчу я. – А ты?

– А я потом убегаю, – сообщает мне Игорь.

– Ну, это нормально, – говорю я. А про себя думаю: вырастешь – уже не убежишь.

– Ну а так, в общем… Она высокая, маленькая, толстенькая или худая?

– Она симметричная! – ошарашивает меня Игорёха.

Вот так да! Так ещё никто о женщинах не говорил. А ведь это очень ёмкое и точное определение. Симметричная – значит правильная, значит пропорциональная, всё у неё в норме то есть. Это же почти идеал!

Однако хороший вкус у моего внука.

– Ну, раз симметричная – продолжай с ней дружить, – выношу я свой вердикт.

Волох Елена

День Победы

Было это в середине 80-х. Мы с мамой работали: мама – инженером на заводе, я – в библиотеке. Я ещё училась заочно на библиотечном факультете института культуры. Мама мне помогала. Время было заполнено до предела. Мы редко могли куда-то выбраться.

Но однажды в День Победы мы решили погулять в Парке культуры им. Горького. Погода была чудесная, солнышко, сидеть дома не хотелось.

Мама перенесла войну ребёнком. Она рассказывала, как было голодно и страшно. Помнила, с какой радостью встретили люди Победу, как обнимались и плакали. И спустя сорокалетие ей захотелось оживить воспоминания.

В парке было празднично. Нарядные разновозрастные люди, многие с детьми, гуляли по дорожкам, сидели на лавочках, катались на каруселях…

Мы с мамой пошли по главной аллее, где встречались ветераны. Видели, как подходили бывшие воины к своим товарищам, обнимались и усаживались вспоминать былое.

Неожиданно я заметила одинокого дедушку. «Мам, давай подарим ему цветы!» – предложила я. Мы купили симпатичный букет и вручили ветерану. Как же он обрадовался! Просиял, очень благодарил, целовал нам руки…

Они с мамой разговорились. Я не слышала слов, но по лицам и движениям угадывала суть. Видимо, сначала дедушка рассказывал о себе, военном прошлом. Мама внимательно слушала, и в какой-то момент у неё на глазах выступили слёзы. Потом разговор перешёл на нас с мамой. Мама показала ему несколько дактильных букв, иллюстрируя, как со мной разговаривают. Он спрашивал что-то ещё, мама отвечала, и я ловила на себе его тёплый взгляд.

Тут к нашему ветерану подошли два товарища. Он радостно занялся ими, а мы с мамой отошли в сторону. Сели на лавочку, и она дактильно передала мне их разговор.

Ветерана звали Николай Степанович. Он прошёл всю войну, был ранен, ходил с палочкой. После войны окончил пединститут, 30 лет работал учителем математики, вышел на пенсию. Жена умерла, остались два сына, внуки. По дому всё делал сам, помогал детям. Узнав о моей инвалидности, заинтересовался моей учёбой, работой, отношением ко мне людей, маминой помощью. Сказал, что мы заслуживаем орден за эту борьбу в трудных условиях. Спрашивал и о моих бытовых навыках, советовал не слишком меня опекать…

«Хороший дедушка!» – вздохнула мама. «Да», – подтвердила я. Мне хотелось, чтобы Степаныч стал моим отчимом или просто другом. Казалось, он всё поймёт в наших с мамой трудностях, подскажет правильный выход… Я промолчала.

Мы с мамой встали и пошли к выходу. Нас догнал молодой человек. Поговорил с мамой, что-то записал и ушёл. «Это его внук Алёша, – объяснила мама. – Попросил мой телефон».

Через пару дней раздался звонок. Мама с улыбкой показала мне буквы Н. С. Пока говорила, улыбалась. Положив трубку, сказала: «Он рад был познакомиться. Спросил, как дела. У него ремонт в квартире. Закончится – встретимся».

Степаныч звонил не раз. Расспрашивал о житье-бытье, давал дельные советы. Мама расцветала от этих звонков. Я была рада за неё. И наша бабушка улыбалась, чувствуя состояние дочери. Обычные дела шли легче, мы много шутили, смеялись. Потом у меня началась сессия. Мама ездила со мной, помогала записывать лекции. Степаныча мама предупредила, он пока не звонил.

Но однажды, когда я сдавала экзамен, а мама ждала в коридоре, дома раздался звонок. Бабушка взяла трубку. Мужской голос назвал имя мамы. Бабушка сказала, что её нет дома. Голос вздохнул, прошептал что-то невнятное и отключился. Я в это время получила «пятёрку», вышла к маме, и мы поехали домой. Услышав от бабушки о звонке, встревоженная мама позвонила Степанычу. И успела. Нарочито бодрым голосом он сообщил, что «немножко заболел», но постарается быстро поправиться. Мама предложила его навестить, он поблагодарил и отказался. Сказал, что ничего серьёзного нет, выздоровеет – и мы увидимся. Пожелал доброго здоровья и успехов.

На другой день позвонил его внук Алёша. Рассказал, что дедушка болел давно и тяжело, но держался, делал всё, что мог, двигался, радовался жизни… Разговоры с моей мамой его ободряли, давали силы терпеть боль.

В тот день приступ был особенно сильным. Николай Степанович и набрал наш номер. После разговора с мамой улыбнулся… и впал в кому, из которой уже не вышел.

Мама ездила на прощание. Меня не взяла. Вернувшись, рассказала, что народу было много. Его любили и уважали.

В душе остался тёплый лучик от встреченного в День Победы хорошего человека. Лучик поддерживал в трудных ситуациях, оставаясь в памяти добрым, обнадёживающим взглядом солдата, учителя, друга.

Недавно Николаю Степановичу исполнилось бы 100 лет.

Волков Олег

О моей семье

Время было позднее. Мама с сыном делали уроки. Мама вырвала последний листок из тетради и сказала:

– Пиши в новой!

– Ну мам, это уже четвёртая тетрадка. Опять всё сначала писать? – устало ответил сын.

– Запомни, сынок: ты начнёшь не сначала, а с опыта. И меньше слов, нам ещё математику делать, – проговорила мама.

Три открытки

Моя сестра Ульяна делала мне открытку на день рождения. Она старалась, выводила каждый штрих. Я не догадывался, что открытка для меня, пока она не сказала: «Олег, напиши здесь пожелание себе».

Вы когда-нибудь писали пожелание себе? А я писал!

Позже сестра поняла, что сюрприз испорчен, и сделала новую открытку. Тогда она снова подошла ко мне и начала диктовать: «С днём рождения, брат».

Но её перебила мама: «Ульяна, ты опять испортила сюрприз».

Сестра схватилась за голову и побежала делать новую открытку. Мама бросилась за ней.

На этот раз сюрприз удался. В итоге на день рождения я получил целых три открытки от сестры с самыми разными пожеланиями.

Шнурок и змея

Когда мне было семь лет, мы с бабушкой ездили к её подруге в деревню. Там был крошечный домик, будто для гномов. А ещё огород, много некошеной травы и большая сосна. Вокруг дома неуклюже стоял забор.

В доме для гномов мы пили чай. Бабушкина подруга рассказывала, что в огороде водятся ежи и змеи.

Бабушка испугалась, потому что боится змей. А я убежал искать ежей. Но вместо них нашел шнурок, похожий на змею. Вспомнил про бабушкин страх и решил подшутить над ней. Положил приманку около двери и позвал жертву.

Кто же знал, что она испугается так громко. Она даже не впускала меня в дом – думала, что это змея. Но всё же впустила, когда я попросил прощения.

Теперь она покупает тапки и ботинки на липучках.

Вкус жизни

Однажды мы ездили в деревню зимой. Дом, да и весь участок, были в снегу. Мы гуляли, исследовали территорию. Вдруг мама наткнулась на яблоки. Они лежали кучкой под слоем снега, прижимались друг к другу, будто хотели согреться. Яблоки были подмороженные. Мы отнесли их домой. Когда они согрелись, я решил их попробовать. Я думал, что они будут как из магазина – жесткие, без запаха и вкуса. Но оказалось, что от одного их вида становилось сладко во рту, а их аромат чувствовался в другом конце дома. Закрыв глаза, я впервые откусил яблоко, и сладкий сок брызнул мне на язык. Хотелось откусывать ещё и ещё. Когда я открыл глаза, мир стал ярким. Это яблоко принесло краски в жизнь.

Возможно, тот, кто постоянно лакомится ими, уже привык и не испытывает такого счастья. Но для того, кто ест их впервые, это целый праздник. Вкус этих яблок – это вкус жизни.

Школьные окна

У всех дома есть окна, самые обычные. Из них видно, какая на улице погода. Видно, когда солнечно, облачно, дождливо, ветрено. Но есть одни окна, из них видно всё чуть-чуть по-другому. Это окна школьные. Из них всегда видна хорошая погода, но это лишь иллюзия. Видишь одно, а в реальности всё другое. Эти окна очень притягательны и загадочны. Они словно сделаны для того, чтобы отвлекать от уроков.

Эта иллюзия однажды привела к беде. После последнего урока, физкультуры, мы, разгорячённые, в одних футболках и шортах шли в раздевалку. И наш одноклассник увидел за окном солнце и безоблачное небо. Он выбежал на улицу, но солнца там не было, дул прохладный ветер, моросил дождь. И на следующий день наш одноклассник заболел.

Такое было и со мной. Весь школьный день я смотрел в окно. Оно отвлекало меня от уроков, будто гипнотизировало. За окном светило солнце, хотелось гулять. Окно будто заманивало: «Выходи на улицу, выходи, не пожалеешь». Но когда я с горящими глазами выбежал во двор, то почувствовал, что дует холодный ветер, и увидел, что никакого солнца нет и в помине. В общем, с этими окнами явно что-то не так.

Гавришева Наталья

Поговорим, мам?

О жизни

– Мам, а зачем люди на свете живут?

– Да куда ж ты такими кусками режешь?

Я рублю капусту, пока в голубой эмалированной кастрюле закипает куриный бульон. Мы с мамой варим борщ. Август. В кухне душно. И я тороплюсь на очередных элениребят.

– Ой, всё равно съедим!

Мама забирает у меня нож. Неторопливо, мерно стуча по шершавой доске, повидавшей не один вилок капусты, она нарезает тонкие вороха сочной стружки. Кружево – ни дать ни взять.

– Так вкуснее будет! Не любит кухня спешки!

– Нет, ну какая разница! Картошка, капуста, бурак, пара морковок, помидоры, золотистые кубики лука да зелени пучок. Закинул в булькающую кастрюлю – и готово! Тоже мне поэзия – борщ варить! Что тут волокиту разводить?

– А волокиту и не надо разводить. Только вот всякое дело лучше сладится, если ты с душой к нему подойдёшь.

– Это к борщу с душой? Скажешь тоже!

– И к борщу, и к метле, которой двор метёшь, и к рассаде помидорной в огороде, и к скотине. К каждой минуточке, что ты живёшь, дышишь и чувствуешь!

– Нет уж, лучше я с душой кино гляну, ну или там Стейнбека дочитаю «О мышах и людях». Вот где поэзия, вот где философия, вот где моя жизнь!

– А когда ты корову доишь или лук пропалываешь, это, значит, не твоя жизнь?

– Моя.

– А когда овец в пять утра на выпаса гонишь или малину в кружку собираешь, так что вся кожа так и саднит, расцарапанная колючими кустами?

– Тоже моя.

– А когда сапоги сплошь в глинистой липкой грязи моешь или цыплят трёхдневных под проливным дождём в подоле прячешь, чтоб не озябли, пока до сарая добежишь?

– Да моя, моя!

– То-то и оно, что твоя.

– Мам, ну так зачем люди на свете живут?

– А чтобы жить, доча. Чтобы жить!

Сбудется!

Зима в нынешнем году подзадержалась. Снег валил третий день колючими кружащимися хлопьями. Это в конце-то марта. Зябко. В школьном коридоре было тихо. Заканчивался четвёртый урок. Через несколько минут тишина взорвётся и мимо меня пронесутся, громко трубя и топоча, африканские слоны. Загалдят, усевшись на жёрдочки подоконников, весенние грачи. С громким гиканьем промчится индейское племя ирокезов, загнавшее в ловушку громадного бизона, а небеса, раскрашенные зигзагами молний, затрещат раскатами грома. В общем, через несколько минут начнётся перемена.

А пока я, прижавшись замёрзшими пальцами к крашенной бежевым горячей батарее, сижу, уткнувшись в томик Стейнбека. Я ведь в первый раз «На восток от Эдема» прочитала, когда училась в десятом классе. И вот опять читаю в школе, только теперь здесь учится мой сын Ратмир.

Он с рождения не слышит. У нас в карточке записан такой длиннююющий диагноз, что здесь, боюсь, не поместится. Вот мне и выписали специальный пропуск. Можете, говорят, сопровождать сына на занятия. На уроках я, конечно, не сижу. Учится Ратмир сам. А на переменах всё ж присматриваю за ним. Точнее даже не за ним, а за слуховыми аппаратами. Чтобы те самые африканские слоны не раздавили их ненароком. Я знаю: они не специально. Просто могут не заметить.

– А у меня ушки! – передо мной стоит Аля.

Я, зачитавшись об извечном противостоянии добра и зла, и не обратила внимания, что звонок с урока уже минут пять как прозвенел. У Альки на голове розовый ободок с большущими пушистыми кроличьими ушами. Улыбаюсь.

– Можно примерить? – спрашиваю. – Послушаем, о чём там в космосе звёзды поют! С такими-то антеннами и не такое услышишь, а?

Теперь улыбается Алька, а я напяливаю на себя ободок.

– Мы – весёлые медузы! Мы похожи на арбузы! – пою я, настроившись на частоты бездонной Вселенной. – Смотрела мультик? «Большой Ух» называется?

Аля машет головой. Нет, мол, не смотрела.

– Что это у вас? – она показывает на томик Стейнбека.

– Да вот люблю почитать на досуге.

Стейнбек лежит у меня на коленях. Вместо закладки – двойной тетрадный листок. Выписываю туда интересные мыслишки. То книжные, а то и свои собственные.

– Давай в гадалку поиграем?

– А как это? – глаза у Альки загораются.

Я отрываю половину неисписанного двойного листа. Складываю его конвертиком, чтобы все четыре уголка были к центру загнуты. Переворачиваю. Ещё раз делаю конвертик, сгибаю крест-накрест и пишу: «да-нет» – в каждом уголке.

– Фломастеры есть?

– Ага, – Аля бежит за фломастерами в класс и возвращается со стайкой одноклассников. Всем интересно, что там тётя Наташа придумала. Но я, конечно, ничего, не изобрела. Просто вспомнила, как лет тридцать назад на переменах время коротала.

Беру четыре фломастера и с обратной стороны конвертика в уголках рисую разноцветные кружочки. Красный, жёлтый, синий и зелёный.

– Ну, задавай вопрос. Только чтобы ответ на него был «да» или «нет». Или желание загадай и спроси, сбудется ли оно.