Алимова Ольга

Егорка

В маленьком уютном, зелёном городе живёт мальчик Егорка. Не большой, не маленький – шести лет от роду. Шустрый, юркий, любопытный. И всё ему интересно вокруг. Распахнёт свои голубые глазищи и смотрит то ли удивлённо, то ли восхищённо. Живёт Егорка в доме вместе с мамой и папой, старшим братом да котом Васькой. Проснётся Егорушка утром, потянется в кроватке, а солнышко уже лучами пол греет, а в лучах пушинки кружатся. Хорошо-о! Кот Василий на мягком ковре потягивается, мурлычет. Ковёр – белый, Василий – чёрный. Красота! Мама на кухне блинчики жарит, сейчас завтракать позовёт. Блинчики горячие, масленые, пальцы обжигают, варенье малиновое – сладкое. Хорошо-то как! И всё-то для Егорушки хорошо и ладно.

– Егор, иди завтракать!

Мама зовёт, а Егорка не идёт. Ждёт, когда мама придёт и щекоткой будить начнёт. Вот тогда он от неё по лестнице вниз с визгом побежит. Весело!

Сидит Егорушка за столом, завтракает, ногами босыми под столом болтает, а сам думает: «Вот бы сегодня выходной был и в садик не ходить». Кот Василий Егора поддерживает, чёрным хвостом ногу ловит, играть зовёт.

Вы не подумайте, в садик Егорушка ходить любит, но вот вчера папа привёз целую машину песка. И Егору очень-очень хотелось построить самый настоящий подземный город, с тоннелями и пещерами. Здесь могли бы поселиться гномы, тролли, а может быть, даже и эльфы. Но все знают, что эльфы любят красивые замки с ажурными арками и башенками, чтобы кругом было много цветов, бабочек и травы. С цветами-то как раз проблем не было, а вот получится ли построить подходящий замок? В общем, у Егорки на этот восхитительный песок были свои планы.

– Мама, а в садике нет карантина?

– Нет, нет. Давай скорее доедай, и мы выходим.

Егор повздыхал, потом с надеждой потрогал себе лоб, но лоб был какой-то на редкость здоровой температуры. Пошмыгал носом – тоже ничего. Ни живот, ни зубы не хотели даже чуть-чуть болеть. Егор так расстроился, что решил покапризничать и поплакать. Он жалостно свёл бровки, всхлипнул и поднял на маму несчастные, полные слёз глаза. А мама с улыбкой смотрела на Егорку, еле сдерживая смех, потом наклонилась пониже, обняла и стала шептать в ушко, что у неё самый лучший в мире сын, которого она очень любит. Мамины кудри смешно щекотали Егору нос, и как-то сразу стало так хорошо, что расхотелось плакать.

– Мама, а сын лучший во всём, во всём мире?

– Конечно! – уверенно сказала мама. – И даже на всей земле! А замки песочные строй завтра! Хоть целый день. Завтра – выходной.

От удивления Егорушка даже притих. И всю дорогу до садика был тихим и задумчивым. Он шёл рядом с мамой, держал её крепко за руку и недоумевал, откуда же мама про него знает всё…

Волшебное стеклышко

Вышел Егорка на улицу, и вот она – гора песочная, заветная, никем не тронутая. Обошёл её Егорушка и так и этак – хороша! Зачерпнул ладошкой: сверху песочек тёплый-тёплый, сквозь пальцы сыплется, ускользнуть норовит. А Егорка его снова ловит, полные ладони набирает. Песчинки просыплются, а камушки маленькие остаются. Иногда створки от ракушек попадаются. Егорке они очень нравятся. Одна сторона некрасивая, зеленая или серая, а вот уж другая сторона восхитительная! Как фарфоровая Царевна, которая у бабушки в стеклянном шкафчике стоит. Белая, гладкая и переливается розовым, фиолетовым, голубым. Найдет Егорушка такую переливашку, полюбуется и в карман складывает. А ладошки Егоркины не хуже ракушек от песка на солнце сияют, словно блёстками обсыпаны! Вдруг вместе с камушком на руку упало что-то тяжёлое. Стёклышко! Похоже на увеличительное стекло из лупы, которая у Даньки в стакане с ручками стоит. Но стекло не обычное белое или там зелёное какое-нибудь, нет! Само-то оно прозрачное, а вот цвет определить сложно. С одной стороны посмотришь – из оранжевого в красный, а с другой стороны глянешь – из жёлтого в голубой переходит.

Повертел Егорушка находку, а потом один глаз зажмурил и на солнышко через стёклышко посмотрел. Посмотрел вокруг и засмеялся: такое всё чудное стало! Оранжевое солнце играет в прятки с жёлтыми облачками. А вместо сороки, которая на заборе сидела, головой вертела, птица дивная оказалась. Сидит и крылышком прикрывается – стесняется. Что за чудеса? На жука Егорка через стёклышко взглянул, а жук лапку поднимает, машет – с Егоркой здоровается. А чуть подальше… Что такое? Под пушистой ёлочкой, которая у забора растёт, целый город расположился. Прямо среди маминых цветов стоят маленькие хорошенькие беленькие домики с красными крышами. Егорка пониже наклонился, чтобы получше рассмотреть, а там маленькие человечки под анютиными глазками прячутся.

– Вы кто? – шепотом спросил Егорушка.

Человечки осмелели, из-под цветочков выглянули, смеются весело, Егора приветствуют.

А он как вскочит – и домой! Прибежал, маму за руку схватил и на улицу потащил.

– Мамочка, мамочка! Пойдём… там… там… – от волнения рассказать ничего не может толком, – под ёлочкой! Они!

Мама к ёлочке подошла, наклонилась – ничего не видит! Даже цветы руками раздвинула. Нет, никого не видит.

– Мамочка, там человечки! Мальчики и девочки. И шапочки голубенькие, и домики беленькие, и жук здоровается.

Мама Егорушку выслушала и сказала:

– Это ты видишь, потому что волшебное стёклышко нашёл!

И ушла домой.

Егорка весь день до позднего вечера с человечками играл. Он их конфетками угощал, а они его – сладкой клубникой с мамочкиной грядки. Егорушка так заигрался, что даже пропустил, когда папа с работы пришёл.

Вечером, когда закат стал малиновым, а в саду зажглись фонарики, Егорка угомонился и уснул. Родители вышли на веранду и присели рядышком на ступеньку. Большой и сильный папа смотрел на последние уходящие всполохи дня и вспоминал, как давным-давно он был маленьким мальчиком и тоже нашёл своё волшебное стёклышко, которое потом спрятал под корнями старого дерева. А мама вдыхала терпкий аромат ночных цветов и чувствовала себя самой счастливой.

Бакалина Анастасия

Премьера комедии

Когда я спасла кошку Кулиску от директора, я и предположить не могла, что через месяц, как раз в день премьеры, за ней приедет служба отлова бездомных животных.

Учиться актёрскому мастерству в настоящем театре – очень интересно, потому что, кроме занятий, мы встречаемся с артистами, посещаем репетиции и, конечно, присутствуем на постановках. А ещё бывает так, что для новых спектаклей отбирают детей из нашей студии.

– Ребята, вам очень повезло, – энергично сказала Яна, встречая нас в фойе театра. – Для новой комедии нужны мальчик и девочка, роли второстепенные, но очень важные. Кто готов?

На тот момент в группе было шесть детей и, конечно, все были готовы.

Нам устроили прослушивания, на которые пришёл сам директор. Он недоверчиво поглядывал на меня, когда я читала стихотворение Гумилёва, видимо, припоминая тот день, когда я отказалась отдать реквизит. Читала я, признаюсь без ложной скромности, прекрасно. И была очень довольна, когда режиссёр и актёры одобрительно закивали, а Яна беззвучно хлопала в ладоши из-за кулис.

Однако директор встал со своего места и, прищурив глаза, сказал:

– Не верю! Следующая.

Я достойно покинула сцену, но за кулисами расплакалась и убежала в заброшенную гримёрку. Именно в этой гримёрке, на ремонт которой директор жалел денег, мы прятали нашу Кулиску. Я присела на пол рядом с её коробкой и уткнулась лбом в колени. Кошка подошла и щекотно понюхала моё ухо. Я почти успокоилась, редкие слёзы капали на белую блузу, оставляя тёмные дорожки.

За дверью послышались шаги, она со скрипом открылась, и ко мне подошёл Марк.

– Ну чего ты убежала?

– Я уйду из студии, – обиженно сказала я.

– Ну и зря. Яна поговорила с режиссёром, и он тебя утвердил.

– А директор?

– А директору не поверили, – подмигнул мне Марк и подал руку.

Роль мне ужасно нравилась. Я была дочерью одной из невест неопределившегося французского офицера, постоянно путалась у них под ногами и мешала уединиться. Марк играл в спектакле слепого слугу.

Когда настал день премьеры комедии, «шумел весь город». Так говорил режиссёр. А директор суетился и давал интервью газетам, журналам и телерепортёрам.

Зал был заполнен зрителями, а на сцене актёры создавали новый мир. Мне было приятно осознавать, что к этому миру причастна и я. Всё шло прекрасно – я всячески мешала офицеру, как и полагалось, пока не выбежала на сцену Кулиска!

Офицер искренне удивился:

– Откуда кошка?

Мама подыграла:

– Ах, милая, это твои проделки… Немедленно убери её.

А я, будто так и задумано, гонялась по всей сцене за кошкой. Кулиска от такого натиска совсем одичала. Она запрыгнула на шкаф, со шкафа – на торшер, с торшера – на мамину голову. На сцену выбежал Марк, и мы стали вдвоём ловить кошку. Из зала кто-то крикнул: «Слуга прозрел!»

Пока мама поправляла растрёпанный парик, на сцену поднялся директор с криками: «Я лакей, мадам, я вас спасу!» Он со злодейским видом бегал за кошкой и шипел, что он нас всех отдаст живодёрам. Зрелище было столь комично, что в зале гудел безудержный смех. Наконец-то директор ухватил Кулиску за хвост и, раскланиваясь, удалился со сцены.

Зал аплодировал стоя и несколько раз вызывал актёров на бис. Премьера состоялась!

Когда зрители стали расходиться, мы с Марком побежали к директору, чтобы спасти кошку, но нигде не могли её найти. Охранник в вестибюле громко крикнул:

– Кто вызвал отлов бездомных животных?

Мы ринулись туда и увидели, как директор, держа за загривок перепуганную Кулиску с поджатым хвостом, направился к людям в форме цвета хаки.

– Не отдавайте, пожалуйста! – вцепившись в его локоть, просила я.

– Она не бездомная, её дом – театр, – заступался Марк.

– Уйдите, – прогремел директор.

Цокая каблуками по гранитному полу, к нам бежала Анна, помощница директора, и пищала от восторга:

– Геннадий Эдуардович, это успех! Такие рецензии, такие отзывы! А критики, критики – все в восторге! И все упомянули сцену с кошкой. А билеты раскупили на месяц вперёд! Это успех!

Директор отпустил кошку и тихо буркнул:

– Ладно, пусть остаётся.

Реквизит

Когда я пришла в театральную студию заниматься актёрским мастерством, я и не предполагала, что буду втянута в страшную тайну и мне придётся обманывать директора театра. И всё это в первый день.

Сколько себя помню, я чем-то занимаюсь – то рисованием, то скульптурой, то танцами. Были даже гимнастика и футбол. А всё потому, что мама растит дочку всесторонне развитой личностью.

Так она привела меня в детскую театральную студию при настоящем театре «Послесловие». Просторный вестибюль с гранитным полом, высокие потолки с гроздьями люстр, белые колонны и резные панели на стенах завораживали и приглашали в зрительный зал. Хотелось плюхнуться в бархатное кресло и аплодировать в предвкушении спектакля, но мама повела меня потайными ходами мимо гардероба вниз по лестнице, в комнату для занятий. Меня встретила стройная маленькая учительница в зеленом платье. «Просто Яна», – представилась она. Шустрая, быстрая, как кузнечик, Яна представила меня детям, которые сидели на потёртых стульях вдоль фиолетовой стены. В комнате не было окон, отчего она казалась мрачной и тёмной.

– Знакомьтесь: это Лера.

Ребята не успели поздороваться, как Яна продолжила:

– Лера очень удачно присоединилась к нам, заменит Машу, пока она болеет, и сыграет её роль. Милая, ты раньше занималась где-то?

– Да, – неуверенно сказала я. Я, конечно, в театрах не занималась, но я занималась в художке, танцами я тоже занималась. Опыт занятий у меня точно был, пусть и не театральных.

– Вот и чудненько. Держи слова, читай по бумажке. Ребята, где Машин реквизит?

Двое мальчишек перебирали вещи в огромном мешке: чего в нём только не было – настоящий мешок Деда Мороза. Наконец они извлекли что-то шерстяное, полосатое, свёрнутое в колечко.

– Держи, это твой кот Мурчик. По сценарию ты должна о нём заботиться… Я, кстати, Марк, – сказал русый кудрявый мальчик, вложив реквизит мне в руки.

– Как настоящий, – погладив шерсть, удивилась я.

– Конечно, в театре всё как настоящее, иначе зритель не поверит, – быстро выпалила Яна.

Мы начали репетировать сценку. Я легко вжилась в роль и вполне правдоподобно наглаживала Мурчику спинку. Как вдруг дверь резко отворилась и высокий широкоплечий мужчина с растрёпанными волосами ворвался в комнату.

– Где она? – рявкнул он так резко, словно молния прошибла спокойное ночное небо.

Я от неожиданности выронила реквизит и попятилась.

– Кто, Геннадий Эдуардович? – удивлённо спросила Яна.

– Сами знаете, я сколько раз говорил вышвырнуть её из моего театра!

– Ах, вы снова про Кулиску… Да нет её здесь. Да, ребята? – повернувшись к Марку, она подмигнула два раза.

– Нету, нету, – вторили ей дети.

– А это что такое? – указательным пальцем он ткнул на свернувшийся комочек у моих ног.

– Мой реквизит, – робко ответила я, чуя что-то неладное.

– Точно? – словно гром, спросил обозлённый Геннадий.