В ресторан зашла пара: парень и девушка, судя по их виду, вчерашние студенты. Кисё обернулся на звякнувший дверной колокольчик и улыбнулся – как показалось Александру, чуть более сердечно, чем обычно. Парень приветственно махнул рукой:

– Охайо^[14], Камата^[15]! Ничего себе погодка, да? Настоящий тайфун!

Его спутница в слишком легком для начала октября европейском платье и босоножках смущенно улыбнулась. На ее плечи была наброшена потертая джинсовая куртка, видимо, принадлежавшая ее другу. Она не вдела руки в рукава и куталась в нее, как в платок, но все равно явно зябла.

– А, Игараси-сан^[16], добрый вечер! Давно не виделись! – Кисё взял две большие чашки и поставил в микроволновку на полторы минуты, положив туда же свернутые в тугие валики влажные полотенца для рук. – Но главное все же – погода в человеческом сердце, как думаете? Если в сердце весна и зацветает магнолия, никакой тайфун ему не страшен.

– Я же тебе говорил, он забавный. Молодой, а рассуждает, будто столетний дед. – Парень потрепал замерзшую девушку по плечу: – Ну, ты как? Совсем продрогла? Слышь, Камата, это моя девушка, Ясуда Томоко^[17]. Она учится в Токио. Красотка, что скажешь?

Кисё вынул чашки из микроволновки, проверил, достаточно ли они нагрелись, насыпал в каждую порошка маття^[18], плеснул кипятка и быстро взбил чай венчиком, у которого недоставало половины лепестков, а оставшиеся были погнуты и торчали в разные стороны. Затем, поставив перед молодыми людьми чашки и дав им теплые полотенца, он смерил девушку нарочито изучающим взглядом.

– Да, действительно, Ясуда-сан – редкая красавица. В эпоху Эдо слава о ней распространилась бы по всей Японии.

– Эй, ты только не вздумай к ней клеиться! – Парень подхватил чашку одной рукой, отхлебнул маття и подмигнул официанту. – Не то я быстро с тобой разберусь, не посмотрю, что мы друзья! Ээ, какой терпкий вкус, сразу ясно, что свежий! Слышал ты меня, Камата? Даже и не пытайся задурить ей голову своим красноречием, знаю я тебя!

– Акио… – Девушка потянула его за рукав. – Не надо…

– Не беспокойтесь, Ясуда-сан. – Кисё успокаивающе махнул рукой и слегка поклонился. – Как сказал Игараси-сан, мы ведь друзья, а значит, беспокоиться совсем не о чем.

– Но… – Девушка, похоже, собиралась возразить, но в последний момент передумала и замолчала.

– Дурацкий тайфун. – Вторым глотком ее спутник осушил свою чашку, и официант тотчас услужливо ее забрал. – В такие дни жалеешь, что живешь на острове!

– Если подумать, то вся Япония – это сплошные острова, – отозвался Кисё, размешивая новую порцию маття. – Куда бы человек ни поехал, ему никак не уйти от тайфуна.

Александр рассеянно помешал соломинкой остывший латте. Поскольку делать было все равно нечего, он рассматривал парня и девушку (больше все-таки девушку), которые сели за столик поблизости, и прислушивался к разговору. Ему показалось, что Кисё, обычно сдержанно вежливый и отстраненный, насмехается над Акио – высоким и симпатичным японцем, хотя, наверное, недостаточно симпатичным, чтобы полностью соответствовать своему имени^[19]. Александру подумалось, что больше всего он похож на провинциального любителя бейсбола из рассказов Харуки Мураками, и вот ему-то как раз хорошо бы подошел кансайский диалект. Что до Томоко, то она и вправду была настоящей красавицей, из тех, о ком мечтают средних лет отцы семейств и иностранцы, приезжающие в Японию познакомиться с местными девушками. Эдакая застенчивая куколка с огромными глазами – удивительное дело, даже не накрашенная: может, подумала о дожде, который неизбежно испортил бы макияж, а может, и впрямь была скромницей.

– Да ладно, можешь называть ее Томоко, главное, что не будешь клеиться. – Акио отпил еще маття и вытер рот тыльной стороной ладони. Если Кисё и подшучивал над ним, до парня это точно не доходило. – Хираме^[20] сегодня есть?

Кисё коротко кивнул:

– Как раз сегодня господин Фурукава^[21] купил у рыбаков нескольких отличных хираме.

– Давай тогда жареного хираме. А ей вареный рис и модзуку^[22], она вегетарианка, совсем не ест рыбу.

Томоко, сидевшая за столом, понурившись и обхватив свою чашку обеими руками – за все время она не сделала ни одного глотка и, видимо, просто грела побелевшие от холода пальцы, – ничего не сказала, только опустила голову еще ниже, так что ее лицо совсем скрылось за влажными прядями длинной челки. Александр почувствовал к девушке какую-то смутную жалостливую нежность, ему захотелось подойти и погладить ее по спине и приобнять за плечи – интересно, что бы сказал на это Акио.

– Фурукава-сан! – Приоткрыв дверь в кухню, крикнул Кисё. – Фурукава-са-а-ан! Хотят одного хираме, рис и модзуку! Просыпайтесь, Фурукава-сан, хватит вам спать, всю свою молодость проспите!

Дождь на улице, на пару минут было притихший, зарядил с новой силой. Девушка поежилась и попыталась еще плотнее укутаться в джинсовую куртку. Александру она напомнила маленького воробья, нахохлившего мокрые перышки в безуспешной попытке согреться.

– Заварить вам свежего чая? – Кисё наклонился над барной стойкой. – Вы не сделали ни одного глотка, и ваш маття, кажется, совсем остыл. Может быть, в Токио и думают иначе, но зеленый порошковый чай – лучшее средство от холода и простуды, вы уж мне поверьте. Взгляните на своего спутника…

Томоко молча покачала головой. Акио хмыкнул, но на этот раз вмешиваться не стал. Александру подумалось, что и правда не похоже, чтобы официант заигрывал с девушкой. Странно, такая красивая… представься ему шанс, он бы с удовольствием сам с ней познакомился. «Если бы ты поменьше смотрел на девушек и побольше – на предложения банка по кредитам и вкладам, то, может быть, господину Канагаве и не пришлось бы объяснять тебе, почему они не заинтересованы в дальнейшем сотрудничестве», – ехидно заметил внутренний голос. Александр помассировал виски кончиками пальцев: эта нехитрая процедура обычно помогала ему избавиться от неприятных мыслей и сосредоточиться. Из кухни не торопясь вышел Фурукава-сан – невысокий, сильно загорелый мужчина лет пятидесяти с лысиной во всю голову, но с жесткими седыми усами, обвел недовольным взглядом пустой зал ресторанчика, хмыкнул, почесал жилистую шею и пошел вразвалочку к аквариуму.

– Вам, может быть, еще латте?

– Нет, достаточно, спасибо, Кисё.

Кисё забрал пустой стакан и почти тотчас поставил перед ним новый, доверху наполненный бледным оолонгом^[23], в котором должны были бы плавать кубики льда, но официант явно пренебрег традицией и чай был не ледяным, как обычно, а только слегка прохладным. Александр отпил немного: после приторного латте почти безвкусный оолонг пришелся как нельзя кстати.

– Вы же не пойдете сейчас на улицу, Арэкусандору-сан. – Кисё улыбнулся. – Там ведь настоящий тайфун. А сидеть в ресторане за пустым столом не принято.

– Спасибо вам за беспокойство, Кисё.

– Что вы, это моя работа.

Раздался короткий всплеск, потом громкий влажный шлепок.

– Тикусё!^[24] – Хрипло выругался Фурукава. – Вот же хренова рыба!

– Фурукава-сан, не ругайтесь, пожалуйста, здесь же девушка!

– Хренов хираме! – Не обращая внимания на просьбу Кисё, продолжал разоряться Фурукава. – Хренов лупоглазый ублюдок!

Гвоздодер звякнул о кафель, которым был выложен пол перед аквариумом, – видимо, повар промахнулся. Акио, до того едва сдерживавший смех, громко расхохотался.

– Хренов ублюдок, – с чувством повторил Фурукава. – С этими погаными хираме всегда так! А чего вы хотите от плоской рыбины, у которой даже жопа набекрень!

Александр заставил себя повернуть голову: огромный хираме валялся у самого края кафельной площадки и отчаянно изгибался всем телом, с усилием приподнимая хвост, под которым виднелось желтоватое, как газетный лист, брюхо, и мокро шлепая им по полу. Спина у хираме была глянцево-черная, а глаз Александру видно не было, но он и так знал, что они маленькие, как бусины, черные и совершенно бессмысленные.

– Давай, старик, прикончи его! – Крикнул Акио. – Гамбарэ!^[25]

– Акио… – Девушка снова потянула его за рукав. – Ну не надо…

– Оставь! – Акио дернул плечом.

Фурукава еще раз промахнулся по хираме, съездив гвоздодером по кафелю. Рыбина из последних сил заколотила хвостом и съехала на деревянный пол.

– Вот сука, – угрюмо, уже без всякого задора проговорил Фурукава, пинком вернул хираме на кафель и, не замахиваясь, ударил его гвоздодером по голове. Удар получился несильным, и гвоздодер застрял у хираме в черепе.

– Нет, ну что ты будешь делать? Ублюдок, он и есть ублюдок.

– Давай, старик! – Подбодрил Фурукаву Акио. – Покажи этому хираме настоящий ёритаоси^[26]!

Фурукава, не обратив на него внимания, поднял рыбу на гвоздодере и пару раз с силой шваркнул об пол. Томоко всхлипнула и закрыла лицо руками. Повар молча снял еще слабо вздрагивавшую рыбу с инструмента – ее череп был размозжен, и голова превратилась в сплошное месиво, – закинул в сачок и понес на кухню.

– Хорошо, хоть осьминога не заказали, – проворчал он себе под нос, проходя мимо молодых людей. – С этим скользким выродком бывает еще больше возни.

Жареного хираме повар приготовил без головы: Акио, ухмыльнувшись, принялся ловко разделывать рыбу палочками. Кисё продолжал прибираться на столе, протирая несуществующие пятна и тихонько звякая посудой: видимо, он просто физически не мог пребывать в бездействии.

– Не понимаю, как можно есть осьминога, – тихо проговорила Томоко, рассеянно ковыряя рис с модзукой.

– Вам не нравится вкус осьминога? – Оживился Кисё. – Но ведь…

– Это все равно что есть собаку. Или обезьяну.

– Китайцы едят собак, – буркнул Акио. – И обезьян тоже.

– У нас в кампусе есть аквариум, там живет большой осьминог размером с десятилетнего ребенка. Говорят, ему самому не меньше десяти лет, – не обращая внимания на Акио, продолжала Томоко. – Если приложить ладонь к стеклу, он подплывает и прижимает с другой стороны щупальце – будто бы хочет дотронуться до ладони.

– Ты это сама видела? – Поинтересовался Акио.

– Нет, но мне рассказывали…

– Осьминоги не живут больше пяти лет, – мягко возразил Кисё. – Обычно они умирают в два-три года, так что вас, видимо, ввели в заблуждение, Ясуда-сан. Если это, конечно, не мифический осьминог из старинных преданий, который мечтал переродиться самым богатым даймё^[27] в Японии, – тогда ему может быть и триста лет, но едва ли Токийский университет обладает таким сокровищем.

– Я учусь не в Тодае, Камата-сан, а в университете Васэда на филологическом.

– Но это тоже прекрасный университет, Ясуда-сан. Тодай и Содай^[28] – разница всего в одном слоге. К тому же, если говорить о гуманитарных дисциплинах, Васэда даже лучше.

– Какая, нахрен, разница, сколько лет живут осьминоги? – Акио, похоже, этот разговор начал не на шутку раздражать. – Она не ест рыбу и осьминогов, потому что считает, что они на нас похожи, и не может свернуть башку мелкому сяко^[29], потому что трусиха. Если ты не будешь есть нормальную человеческую еду, слышь, Томоко, ты заболеешь и попадешь в больницу, и так вон какая бледная. – Он повернулся к Александру: – Скажите, ведь правда она бледная?

– Ваша подруга очень красивая, Игараси-сан. – Александр постарался, чтобы его ответ звучал как можно более нейтрально, и вспыльчивый парень ненароком и его не обвинил в том, что он «клеится» к его девушке.

– Красотка, кто ж спорит. – Акио насупился и потыкал палочками в свою тарелку. – А все-таки не есть нормальной еды – не дело. Мои предки тоже так говорят, мол, не дело это – есть один рис и водоросли, так и заболеть недолго. Отец рассказывал, как одному его приятелю попался в сеть анко^[30] – совсем небольшой, может, килограмма на два-три бы потянул. Так мужику показалось, будто этот анко на него так жалобно смотрит, мол, мужик, не пускай меня в набэ^[31], лучше отпусти обратно к моей уродливой зубастой родне. В общем, приятель моего отца, конечно, рыбу не отпустил – что он, дурак, что ли! Продали этого анко на рынке и как пить дать в тот же день пустили в анконабэ. Только этот мужик после того случая совсем перестал есть рыбу – так ему было жаль этого анко. – Акио многозначительно замолчал и отправил в рот кусок жареного хираме.

Кисё тоже молчал и загадочно улыбался.

– А что потом? – Не выдержал Александр. – Что стало с этим приятелем вашего отца?

– Помер. – Акио назидательно указал палочками на потолок, украшенный прямоугольными стеклянными панелями с традиционным узором ханабиси^[32].

– Хочешь сказать, я тоже скоро умру? – Бесцветным голосом спросила Томоко.

– Ээ! – Парень раздраженно швырнул палочки на стол, они упали с тихим деревянным стуком. – С чего это ты взяла?! Уже ничего и сказать нельзя, никогда не угадаешь, что вам, бабам, взбредет в голову! Нет, ну скажи, Камата, черт же разберет, что у этих баб в головах!

Кисё с понимающей улыбкой пожал плечами.

– Вот и я говорю, – уже спокойнее сказал Акио (видимо, остывал он так же скоро, как сердился), – черт их разберет. И как с ними после этого жить нормальному человеку?

– Я слышал, один студент в Уэно взял в жены лисицу из тамошнего зоопарка. Об этом, кажется, даже Эн-Эйч-Кей^[33] писали.

– И что с того? – Буркнул Акио.

– Так ведь обыкновенная лисица, да еще и прожившая бо́льшую часть своей жизни в зоопарке, – будничным тоном пояснил Кисё, – кроме «до: мо аригато: гозаимасу» и «хай, касикомаримасита», ну и еще нескольких фраз на кэйго^[34], вообще ничего сказать не способна, только и делает, что с утра до вечера хлопочет по дому, смахивает с мебели пыль и готовит тонкацу^[35], как самая обыкновенная домохозяйка.

Томоко в ответ на это робко заулыбалась, а Акио насупился.

– В новости было сказано, что молодой человек живет с ней уже почти четыре года, за это время у них родились двойняшки, мальчик и девочка, и никто из соседей или работников социальных служб не заподозрил в ней лисицу. Все как один твердили, что она очень приятная женщина, вежливая, разве что иногда забывала вовремя вынести мусор и выставляла его в общий коридор – впрочем, всегда крепко завязывала уголки пакета.

– Да ну тебя! – Акио наконец тоже не выдержал и улыбнулся. – Как это так, не угадать в бабе лисицу из зоопарка в Уэно?

– Ну, по правде, – согласился Кисё, – воспитательница в детском саду заметила как-то раз кончик хвоста, высунувшийся из-под подола длинной юбки мамаши, которая пришла забрать детей, но из вежливости не стала на него указывать.

– Ээ! – Акио вытащил из бумажной упаковки новые палочки и ткнул ими в остатки хираме. – Да чтоб тебя! Скажешь тоже! Лисица! Ну, скажи, Томоко, лисица из зоопарка в Уэно! Можешь ты себе представить, чтобы я, например, женился на такой лисице? Или ты бы пришла в зоопарк, присмотрела себе там лиса и вышла бы за него замуж! Да ты ведь и тонкацу бы его есть не стала, ты же не любишь мясо!

– Это верно, – сказал Кисё. – Лисы очень любят все жареное, в особенности темпуру и тонкацу, а еще тофу, обжаренный на растительном масле. Но больше всего они любят похвалу, так что, если уж брать в жены лису или выходить замуж за лиса, придется отказаться от вегетарианства, Ясуда-сан, и с благодарностью есть лисью стряпню, да еще приговаривать, что ничего вкуснее вы в жизни