Так, миссис Элмвуд осталась немного позади, сделав вид, что ее оживленная беседа с баронессой Вейн не позволяет идти быстрее. Мэри не могла припомнить, когда в последний раз имела возможность оказаться в такой близости с лордом Кроуном. Она чувствовала аромат его парфюма, поражалась его росту и ощущала себя полностью в его власти.

– Надеюсь, мое выступление не испортило вам впечатление от вечера? – продолжал говорить Сирилл, ощущая, что очаровательная Мэри совершенно его не слушает.

– Нет! – излишне пылко воскликнула девушка и тут же потупилась: – Я хотела сказать, что ваше выступление было невероятным! Сложно представить, что один человек способен обладать столькими талантами…

– Вам следует поговорить с моим другом Мельбурном, – усмехнулся Кроун, – давно меня не отчитывали, как мальчишку…

Уильям и правда остался недоволен пассажем приятеля. Мельбурн временами забывал, что его друг – юноша, который еще не успел набить собственных шишек. Поэтому премьер-министр так сильно повздорил с Кроуном, что теперь не видел никаких перспектив их отношений. Плохая репутация юнца могла отразиться на репутации королевы, которая уже успела прислать графу несколько приглашений. А может Уильям хотел и не мог обретать друзей с такой легкостью, которая была свойственна Кроуну?

– Поэтому, – продолжал Кроун, – нынче многие считают меня недопустимой компанией…

– Сирилл, как можно? – Мэри удивилась настолько, что впервые назвала его по имени. – Вы самый замечательный человек в Лондоне!

– Благодарю, Мэри, что сузили географию, допуская, что в нашем необъятном мире существует множество более достойных людей, – он рассмеялся.

– Прекратите, – зардевшись, попросила девушка, – вы ведь знаете, как я к вам отношусь.

– Как же? – он внимательно посмотрел на спутницу и лукаво улыбнулся.

Мэри поверить не могла, что кто-то может так дерзко заигрывать с общественными приличиями, что кто-то может так дерзко заигрывать с ней.

– Мистер Кроун…

– Мне приятно слышать, как вы произносите мое имя.

Мэри показалось, что этот очаровательный мужчина совершенно обезумел, что у него жар, что он страшно болен, ведь нельзя говорить таких вещей на людях! Впрочем, они свернули к берегу озера, где, в силу пасмурной погоды, практически не было любопытных прохожих.

– Сирилл, – набралась она мужества произнести эти пять букв, – давайте лучше обсудим то, что вы исполнили.

Кроун, будто мальчишка, которого не переставали корить за шалость, заметно помрачнел:

– Что же вы хотите обсудить?

– Что это было? – неожиданно смело поинтересовалась Мэри, – Мне очень понравилась та композиция, но никто из моих знакомых никогда ничего подобного не слышал.

Еще бы кто-то из ее знакомых слышал что-то подобное! Сирилл задумался:

– Это оперетта, американская, кажется…

– Выходит, эта композиция не единственная? – изумилась Мэри.

– Выходит так…

– Есть ли у вас партитура? – продолжила девушка. – По мне, возможно, не скажешь, но я страсть как люблю музицировать!

– Отчего же я не имел удовольствия слышать вашего пения? – Сирилл снова приобрел обычную веселость.

– В отличие от вас… Сирилл… я девушка, к тому же скромная.

– Я думаю, вы бы отлично сошлись с моей сестрой. Она, как вы выражаетесь, девушка, но отнюдь не скромная… – он поспешил поправиться: – хочу сказать, что Лара поразительно свободолюбива и также ценит эту арию…

– Из-за вашей сестры вы так тревожитесь? Мне давно казалось, что вы чем-то обеспокоены и от этого ведете себя… странно.

– Веду себя странно? Находите, я изменился с момента нашей первой встречи?

Мэри помнила эту встречу так отчетливо, словно это было вчера. Она могла закрыть глаза и проживать тот вечер снова и снова. На ней было очаровательное голубое платье, а новые туфельки оказались мучительно неудобными. Племянница баронессы Вейн была так заносчива, что совершенно испортила настроение Мэри, которая отчего-то не пользовалась успехом на том балу. Как вдруг возник он, Сирилл Кроун. Их никто не представил и чудо, что этого никто не заметил. И как чудесно они танцевали! Как замечательно это было!

– Да, – наконец кивнула Мэри, – вы стали печальнее и это удручает меня.

Сириллу безгранично нравилась мисс Элмвуд ее простотой и честностью. Она так решительно выделялась среди прочих хитровыдуманных барышень. Мэри не была похожа на Ларису Константиновну и тем была еще прекраснее. Сирилл Кроун всегда умел пользоваться успехом у женщин, но никогда прежде ему не хотелось столь сильно понравиться одной единственной леди. Глядя в ее синие глаза, он сожалел, что не в его власти разделить всю отведенную земную жизнь с ней.

Это такая несправедливость: он бы мог встретить очаровательную Мэри, если бы остался в своей жизни, положим, он был бы старше, но точно бы знал, что никуда не уйдет, не покинет ее… Однако как это объяснить Мэри, что смотрит на него и ждет ответа, ждет, когда же он развеет ее сомнения.

– С вашей сестрой случилось что-нибудь… страшное?

Мэри подумалось, что молодая девушка вполне могла погибнуть во время родов или от иного недуга. Сейчас то время, когда красавицы из высшего света не задерживались среди живых.

– С такими, как Лара, беды случаются вечно, – вздохнул Сирилл. – Несмотря на это, едва ли действительно могу представить, будто сестрице и в самом деле что-то может серьезно навредить, разве, что ее самоуверенное безрассудство… Я лишь тревожусь за нее. Лара едет издалека…

– О, Сирилл! Это так… Это так замечательно, что вы тревожитесь о сестре! – Мэри всплеснула руками. – Но ведь в пути она не одна, рядом с ней есть верные люди, готовые ее поддержать и развлечь…

Как бы Сирилл хотел, чтобы это было правдой, чтобы Лариса Константиновна была графиней Вовк, которая никогда не остается одна, которую окружают преданные друзья… Почему-то внезапно ему захотелось написать Екатерине Ивановне или Пелагее. Наверное, это чувствовала Лариса Константиновна, когда жила в одно время со своей бабушкой, когда имела возможность, но отказывала себе в этом, потому что не знала, как ее поступок отразится на общем повествовании.

– Я давно не получал ее писем, от этого тревожусь пуще прежнего. У нас с Ларой есть только мы. И я впервые за долгое время остался без нее…

– Выходит, вы приобрели дом и все это, – Мэри неопределенно взмахнула рукой, – ради вашей сестры?

– Вам было бы приятно убедиться, что слухи не лгут и я обзавелся домом ради скорой свадьбы? – Сирилл лукаво сощурился, почувствовав разочарование в голосе девушки.

– Вовсе нет! – заявила она и сделала вид, что озеро полностью завладело ее вниманием.

– Признаться, я всегда думал, что у меня будет большая семья… Но вся моя жизнь – насмешка над планами.

Мэри с интересом обернулась, ей льстила откровенность графа. Он не говорил ничего о том, что готов жизнь провести рядом с ней, что питает к ней хоть какие-то чувства, но она ощущала, что он ей доверяет. Нужно ли большее влюбленной восемнадцатилетней девушке?

– А знаете, Мэри, я думаю, что смогу принести вам некоторые ноты, – Сирилл не любил грустить и говорить на темы удручающие.

***

Николай Павлович вышел на прогулку к заливу в одиночестве. Обычно подобные прогулки он предпочитал проводить с детьми или супругой, но сегодня все его оставили. Александре Федоровне нездоровилось уже несколько дней, а детей не оказалось в резиденции. Неужели именно так ощущается старость? Император прогуливался по берегу, как обычный мужчина, испытывая неясное чувство: ему не нравилось быть обычным, но нравилось быть в одиночестве.

Не нравилось ему и раз за разом обращаться к мыслям о ней, вспоминать их встречи, которых, оказалось, не так уж много. Верно он однажды решил, будто от этой женщины одни лишь беды. Верно он решил… Верно так все и было в далеком двадцать пятом году: она проникла в его мысли, спутала все и от этого так мучительно ранила.

И все же, ему вспомнилось, как в октябре того года она уехала гостить к молодой супруге того Генерала. Уже несколько дней его мучало одно лишь ночное наваждение, заставляющее откладывать все дела и нервозно покидать кабинет. Быть может, такой эффект на него оказывал и отъезд брата из столицы. Странная мысль: «я следующий император» – никак не способствовала здоровому сну.

И разумеется, оказавшись на побережье, глупо было обвинять в чем-либо судьбу-злодейку. Николай Павлович точно знал, куда и к кому он ехал. Ему не хватало Лары, этого бесстрашного борца со всем на свете. Он не смел признаться, но в глубине души подозревал, что опасается ее. Потому что Лара была куда сильнее него. Так или иначе, но глядя на одинокую фигуру, стоящую по колено в холодной воде, Николай Павлович болезненно четко осознавал, что сам, своей волей приехал к ней.

Лара ждала этого, с того самого мига, как вновь осталась одна, она точно знала, что инженер приедет к ней. Его ожидаемое появление взбудоражило каждую частичку естества графини. Она разжала кулаки и длинный подол тут же подхватили волны, которые пытались утянуть тяжелую ткань прочь отсюда, и Ларе внезапно сильно захотелось откинуться назад и оказаться во власти стихии. Но, как верно говаривал один ее приятель, разве кто может утопиться в Финском заливе?

Путаясь в мокрой юбке, она отдалась, пусть не на волю случая, но на волю судьбы. Позабыв гордость и стыд она мчалась навстречу всаднику. Лара улыбнулась так, будто никакой обиды не хранила на него. Они говорили долго, очень долго и все это время Лара улыбалась, словно одержала победу в одной лишь ей известной схватке.

Император так ярко видел, как спрыгнул с коня, как подхватил ее на руки. Лара казалась самой легкой, самой прекрасной… Ее волосы, точные черты лица, подтянутая, но не мужественная фигура. Если подумать, Лариса Вовк являла собой идеалом человека… Пока не предала. Пока не обманула. Все эти годы он пытался понять, зачем она это сделала. Неужели не могла прийти к нему? Неужели он бы не послушал? И каждый раз, размышляя об этом, Николай Павлович приходил к мысли, что слишком хорошо только Лара его знала.

Он снова задумался: а была ли та встреча на самом деле? Николай Павлович не мог припомнить подробностей, не мог точно сказать, как именно отыскал графиню. Воспоминания о Ларе были такими же, как она сама – туманными и загадочными. Что было бы, прислушайся он к ее объяснению? Прости он ее раньше? Они были бы вместе? Резкий и жестокий голос Пелагеи Макаровны:

– Вы нынче о ней вспоминаете с теплом, оттого что ее давно нет с нами. Прошу простить мою дерзость, но была бы она жива, вы бы от нее устали.

Мадам Дубовая была права. Он бы от Лары не только устал, он бы простить ее не смог. Но отчего теперь в нем столько сожалений? Отчего теперь мечтает он ворваться в Англию? Примчаться ко двору той Виктории, лишь бы убедиться, что его Лара жива? Не оттого ли, что Булгари истину увидел: Николай Павлович сам ее погубил? У него за жизнь было достаточно любовниц, почему только эта не отпускала его столько лет?

Вздор! Императору не за что себя винить! Графиня Вовк – любовница! Девчонка, которую он знал чуть больше года! Всего лишь год… Один год, который, кажется, отпечатком остался на всей его жизни. Почему? За что? И внезапное озарение: а простила ли она его? В тех письмах, что передал ему Кирилл Ворин, Лара просила прощения, говорила о любви, но прошло больше десяти лет, если она жива, быть может винит своего инженера во всем? Но как же она оказалась при дворе английской королевы? Разумеется, если это Лара, то большого труда расположить к себе монаршую особу ей бы не составило…

Хотя, Александр ясно дал понять, что Лара Кроун – барышня молодая. Разумеется, моложавость его матери неоднократно отмечалась обществом… Но Ларе должно быть к сорока. На том портрете точно Лара Вовк. Та самая графиня. Его графиня. Но ведь он живет не в сказке Александра Сергеевича с молодильными яблочками, котлами, способными вернуть юность… Хотя… Ведь речь идет о чудной Ларисе Константиновне, той самой, которая возникла из ниоткуда и исчезла неизвестно куда.

Император все шел и шел по берегу, а в мыслях смеющаяся девушка, которая точно никогда при нем и не плакала.