Дверь библиотеки с тихим щелчком захлопнулась за моей спиной.
Я медленно, неторопливо пересек комнату и зашел в гостиную, где Данте устроился со стаканом виски.
На подбородке запульсировал мускул.
Если бы не долгая совместная история и если бы я не был обязан ему за одну услугу, его голова уже разбилась бы о барную тележку.
Не только за без спросу налитый виски, но и за совсем не смешное представление в вестибюле.
Я не люблю, когда трогают то, что принадлежит мне.
– Расслабься, Харпер. – Данте лениво сделал глоток. – Иначе так и останется, и женщинам перестанет нравиться твое лицо.
Моя холодная улыбка сообщила, насколько мало меня это волнует.
– Возможно, если бы ты последовал собственному совету, ты бы не спал в отдельной комнате от невесты.
Он прищурился, и моя грудь наполнилась удовлетворением. Если Стелла была моей слабостью, то Вивиан – его.
Меня не интересовали детали их отношений, но забавляло, как он реагировал на каждое упоминание о невесте, которую якобы ненавидел.
Я думал, проблемы у меня. У Данте их на два миллиарда долларов.
– Принято, – процедил он. Веселость исчезла, и вернулся угрюмый ублюдок, к которому я привык. – Но я пришел обсуждать не Вивиан или Стеллу, так что давай к делу. Когда, черт подери, я смогу избавиться от картины? Она как бельмо на глазу.
Я отогнал мысли о темных кудрях и зеленых глазах при упоминании другой загадочной героини моей жизни.
«Магда» – картина, ставшая моим проклятием на десятилетия. Не из-за того, чем была, а из-за того, что символизировала.
– Никто не просил тебя вешать ее в галерее. – Я подошел к бару и налил себе выпить. Ублюдок Данте, не закрыл бутылку моего лучшего виски. – Можешь засунуть ее в дальний угол шкафа, мне все равно.
– Я заплатил за «Магду» кучу денег, а потом засунул ее в дальний угол шкафа? Ну да, ничего подозрительного. – В его голосе послышался сарказм.
– У тебя проблема; я предложил решение. – Я небрежно пожал плечами. – Я не виноват, что ты не желаешь им воспользоваться. И для протокола… – Я уселся напротив него. – Это я заплатил за картину.
Во всяком случае, тайно. В представлении широкой публики, Данте Руссо стал гордым обладателем одного из самых уродливых произведений искусства в мире. Но кроме того, люди думали, что упомянутая отвратительная картина бесценна – ради нее готовы красть и убивать – просто благодаря поддельным документам.
Я не хотел, чтобы за ней охотились, но нужно было оправдать огромные ресурсы, потраченные на ее охрану.
В ней не таилось коммерческих секретов, как все думали. Но было нечто личное, чем я никогда не делился.
Он посмотрел на меня поверх стакана.
– Почему ты по-прежнему о ней так печешься? Ты получил, что хотел, и нашел предателя. Просто сожги эту чертову вещь. После того, как я ее тебе продам, – добавил он. – Для вида.
– У меня есть причины.
Точнее, одна причина, но если я скажу, он все равно не поверит.
Я не мог заставить себя уничтожить картину. Она слишком укоренилась в рваных осколках моего прошлого.
Я не сентиментален, но в двух вопросах мой обычный прагматизм не работал: Стелла и «Магда».
К несчастью для Акселя, моего бывшего сотрудника, который украл «Магду» и отдал ее «Сентинелю», моему самому большому конкуренту, он к исключениям не относился.
Он думал, что картина содержит засекреченную и очень прибыльную коммерческую тайну – ведь именно так я говорил немногим людям, которым доверял ее охранять.
Они и не подозревали, что ценность картины заключается в чем-то гораздо более личном и менее полезном.
Я расправился с Акселем, выждал достаточно времени, чтобы «Сентинель» расслабился, а потом занялся их киберсистемой, обеспечив им многомиллионные убытки. Недостаточные, чтобы их уничтожить – подобный масштаб можно было отследить до меня – но достаточные, чтобы послать сообщение.
Идиоты из «Сентинеля» оказались настолько тупы, что попытались выкрасть картину после продажи, думая, что смогут использовать ее против меня в качестве возмездия.
Они не нашли в «Магде» никаких коммерческих тайн, но знали, что она для меня важна. Надо отдать им должное – они были на верном пути. Но им следовало нанять кого-нибудь получше второсортного жулика из Огайо.
Попытка «Сентинеля» замести следы оказалась столь неловкой, что даже оскорбляла.
Теперь картина находилась на попечении Данте, что служило двойной цели: мне не приходилось на нее смотреть, и никто, даже «Сентинель», не отважился бы у него украсть.
Последний, кто пытался, лишился двух пальцев и впал с изуродованным лицом и сломанными ребрами в трехмесячную кому.
Данте издал нетерпеливый возглас, но ему хватило ума не продолжать.
– Хорошо, но я не оставлю ее навсегда. Она вредит моей репутации коллекционера, – проворчал он.
– Все думают, что это редкое произведение восемнадцатого века. Ты в порядке, – сухо сказал я.
На самом деле картине было меньше двадцати лет.
Удивительно, как легко подделать «бесценные» произведения искусства и документы, подтверждающие их подлинность.
– Я ослепну, если буду смотреть на это убожество каждый день. – Данте провел большим пальцем по нижней губе. – Кстати, об убожествах. Сегодня утром Мэдигана официально выгнали из «Валгаллы».
Атмосфера переменилась от новой темы.
– Скатертью дорога.
Я не питал любви к нефтяному магнату, к которому полдюжины бывших сотрудников предъявили иск за сексуальные домогательства и насилие.
Мэдиган всегда был мерзавцем. И его наконец привлекли к ответственности.
Членство в клубе «Валгалла» возможно только по приглашению, и туда входят самые богатые и влиятельные люди мира. Многие, включая меня, занимаются не слишком легальной деятельностью.
Но даже у клуба есть ограничения, и он точно не хотел быть втянутым в медийный цирк вокруг суда над Мэдиганом.
Удивительно, что его не исключили раньше.
Мы с Данте обсудили судебный процесс, а потом он извинился – ему понадобилось ответить на звонок.
Как генеральный директор «Руссо Групп», конгломерата предметов роскоши, включающего более трех десятков брендов моды, красоты и стиля жизни, он тратил половину времени на деловые звонки.
Мои мысли сразу переключились на одну брюнетку.
Если в моей голове царил хаос, она была якорем.
Все всегда возвращалось к ней.
Воспоминание, как она шла по заснеженной улице – волосы развеваются на ветру, а глаза сияют, как нефрит, – задержалось в голове. Ее тепло, словно луч солнца после бури, озаряло все вокруг.
Мне не следовало снижать ей арендную плату, когда она приехала на осмотр квартиры, и, черт подери, не следовало оставлять арендную плату в прежнем объеме, когда съехала Джулс. В обмен на заботу о чертовых растениях – безосновательная уступка с моей стороны казалась бы слишком подозрительной.
Мне плевать на эти растения. Я держу их лишь из-за рекомендации дизайнера – якобы они «оживляют квартиру». Но я знал, что Стелла любит растения, и это лучше, чем просить ее заполнять документы.
Жить с ней в одном здании – довольно паршивое развлечение, и мне некого винить, кроме себя.
В груди разгорелось пламя обиды и разочарования. Стелла Алонсо – моя слабость, и меня это убивает.
Я вытащил телефон и чуть не открыл приложение одной социальной сети, но спохватился. Вместо этого я ввел код своей зашифрованной мобильной сети.
Не такой мощной, как на ноутбуке, но на крайний случай сгодится.
Нужно было как-то выместить раздражение, и сегодня счастливой мишенью стал Джон Мэдиган. Сложно найти кого-то более достойного.
Я извлек список его устройств. Телефоны, компьютеры, даже умный холодильник и будильник, и все связанные с ними учетные записи.
Мне потребовалось меньше пяти минут, чтобы отыскать желаемое – снятое по глупости видео, на котором он заставляет помощницу отсосать, и несколько отвратительных сообщений, отправленных одному из приятелей по гольфу.
Я отправил все в прокуратуру с электронной почты приятеля по гольфу. Если они хотя бы отчасти выполняют свою работу, то смогут убедить судью, что это допустимое доказательство.
Сообщения отправились и в ключевые средства массовой информации – почему бы и нет?
Затем – просто потому, что меня раздражала рожа Мэдигана – я обменял его самые ценные акции на бросовые и пожертвовал изрядную часть его средств организациям, выступающим против сексуального насилия.
Напряжение покидало мышцы с каждым нажатием кнопки.
Киберсаботаж гораздо действеннее любого массажа.
Я сунул телефон в карман ровно в тот момент, когда Данте вернулся в библиотеку.
– Мне нужно в Нью-Йорк. – Он с раздраженным видом схватил со спинки дивана куртку. – Нужно разобраться… С одним личным делом.
– Жаль, – мягко сказал я. – Я провожу тебя.
Я подождал, пока он наполовину выйдет за дверь, прежде чем добавить:
– Личным делом, а не появлением бывшего парня Вивиан, верно?
В его глазах мелькнуло удивление, а затем – ярость.
– Какого черта ты устроил, Харпер?
– Всего лишь способствовал воссоединению твоей невесты со старым другом. Одно маленькое сообщение от «Вивиан», и бывший тут как тут. Жалко, но полезно. – Тебе так нравится меня провоцировать, и я решил отплатить тем же. И знаешь, Данте? – Я остановился, опустив ладонь на ручку. Гнев Данте пульсировал в зале, но он с ним справился. Ему не следовало устраивать то маленькое шоу в вестибюле. – Еще раз прикоснешься к Стелле, и у тебя больше не будет невесты.
Я захлопнул дверь перед его носом.
Данте – мой первый клиент и старый друг. Я нечасто его провоцировал.
Но как я уже сказал, мне не нравится, когда трогают то, что принадлежит мне.
Я расправил рукава рубашки, вернулся в библиотеку и оглядел помещение, остановившись взглядом на гигантском пазле в рамке над каминной полкой.
Десять тысяч крошечных кусочков образовали огромный радужный градиент, создающий трехмерный сферический эффект.
У меня ушло на это четыре месяца, но оно того стоило.
Кроссворды, головоломки, шифры – все они удовлетворяли мою ненасытную потребность в вызове. Стимуляции. Желание скрасить скуку этого мира, который всегда отставал на несколько шагов.
Чем сложнее головоломка, тем сильнее я жаждал и боялся ее решить.
Оставалась лишь одна загадка, которая мне не поддавалась. Пока что.
Я провел большим пальцем по маленькому бирюзовому кольцу, спрятанному в кармане.
Как только я это сделаю, я раз и навсегда смогу забыть о своей одержимости Стеллой Алонсо.
О проекте
О подписке