Дачес

Поднявшись наверх после ужина и приготовясь уже завалиться на кровать Эммета, я заметил, как ровно лежит на ней покрывало. Остановившись на секунду, я наклонился, чтобы разглядеть его получше.

Сомнений не было. Она перестелила.

Мне казалось, не буду хвастать, что застелил неплохо. Но Салли сделала еще лучше. Ни морщинки на всей кровати. И в головах на одеяле – ровный белый прямоугольник отогнутой простыни, равноудаленный от краев, словно выверен по линейке. А в ногах подоткнуто так туго, что под покрывалом видны очертания углов матраса – примерно как видишь грудь Джейн Рассел под свитером.

Не хотелось нарушать такую красоту, пока не лягу спать. Поэтому сидел на полу, прислонясь к стене, и, пока не легли остальные, подумал немного о братьях Уотсонах.

Днем, когда я вернулся, Вулли и Билли все еще лежали на траве.

– Как прогулка? – спросил Вулли.

– Освежающая, – ответил я. – А вы тут чем занимались?

– Билли читал мне разные истории из книги профессора Абернэти.

– Жаль, я пропустил. А какие?

Билли начал перечислять, но тут подъехал к дому Эммет.

«Что до историй…» – подумал я.

Сейчас Эммет выйдет из машины, слегка потрепанный. Губа наверняка распухла, кое-где ссадины и, наверное, фингал. Вопрос: как он им это объяснит? Споткнулся из-за трещины в тротуаре? Или загремел с лестницы?

По моему опыту, самое лучшее объяснение должно быть неожиданным. Например: «Я шел по лужайке перед зданием суда, любовался козодоем, примостившимся на ветке, как вдруг в лицо мне угодил футбольный мяч». При таком объяснении твой слушатель настолько увлечен козодоем на дереве, что не заметит, как прилетел мяч.

Но когда Эммет вошел и Билли, раскрыв глаза, спросил, что случилось, Эммет сказал, что столкнулся в городе с Джейком Снайдером, и Джейк его ударил. Только и всего.

Я посмотрел на Билли, ожидая, что он будет потрясен или возмущен, но он только кивал головой с задумчивым видом.

– Ты его ударил в ответ? – спросил он, подумав.

– Нет, – сказал Эммет. – Вместо этого я сосчитал до десяти.

Тогда Билли улыбнулся Эммету, и Эммет улыбнулся в ответ.

Действительно, Горацио, есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам.

* * *

Вскоре после полуночи я просунул голову в комнату Вулли. По звуку его дыхания я понял, что он во власти сновидений. Дай бог, чтобы не перебрал со своим лекарством перед сном – ведь скоро мне его будить.

Братья Уотсоны тоже крепко спали, Эммет на спине, Билли калачиком у него под боком. В лунном свете я разглядел, что книга у него в ногах. Если вытянет ноги, она может упасть на пол, поэтому я перенес ее на бюро, на то место, где полагалось быть фотографии его матери.

Брюки Эммета висели на спинке стула – во всех карманах пусто. Обойдя на цыпочках кровать, я присел у тумбочки. Ящик был совсем близко от головы Эммета. Пришлось выдвигать его по чуть-чуть. Но ключей и там не было.

– Тьфу ты, – сказал я про себя.

До того, как подняться сюда, я уже поискал их в машине и на кухне. Куда, к черту, он мог их засунуть?

Пока я раздумывал, по стене скользнул свет фар – к дому подъехала и остановилась машина.

Я тихо прошел по коридору и стал перед лестницей. Услышал, как открылась дверь машины. Послышались шаги: кто-то поднялся на веранду, потом спустился, потом захлопнулась дверь, и машина отъехала.

Убедившись, что никто не проснулся, я спустился на кухню, открыл дверь с сеткой и вышел на веранду. Вдалеке виднелся свет уезжавшего автомобиля. Я не сразу заметил под ногами обувную коробку с жирной черной надписью на крышке.

Я, может, не грамотей, но свое имя узнаю, когда его вижу, даже при свете луны. Я присел, осторожно поднял крышку, недоумевая, что там, черт возьми, может быть.

Ну и ну!

Восемь

Эммет

В половине шестого утра они выехали на шоссе; Эммет был в хорошем настроении. Вечером по карте Билли он проложил маршрут. Пути от Моргена до Сан-Франциско было чуть больше полутора тысяч миль. Если делать в среднем сорок миль в час и ехать десять часов в день – оставляя время на еду и сон, – то можно добраться за четыре дня.

Конечно, между Моргеном и Сан-Франциско много чего интересного. Как видно из открыток матери, есть мотели, памятники, родео и парки. Если захочешь отклониться от маршрута, тебе тут и гора Рашмор, и гейзер «Старый служака», и Большой каньон. Но Эммет не хотел растрачивать деньги и время по дороге на запад. Чем скорее приедут в Калифорнию, чем скорее найдет работу, чем больше денег останется на руках, когда приедут, тем лучше будет дом, который они смогут купить. А если тратить в дороге по пустякам то немногое, что у них есть, тогда и дом придется купить малость похуже, и в районе похуже, и, когда дело дойдет до продажи, то и выручат за него меньше. Так что для Эммета чем скорее они доедут, тем лучше.

Больше всего беспокоило Эммета, когда он ложился спать, – что не добудится остальных на рассвете и потеряет первые часы утра, пока будет выпроваживать их из дома. Но зря он беспокоился. Он встал в пять, а Дачес был уже в душе, и Вулли что-то напевал в коридоре. Билли вообще лег спать одетый, так что и одеваться не надо, когда проснется. К тому времени, когда Эммет сел за руль и взял ключи с козырька, Дачес уже сидел на пассажирском месте, а Билли – сзади рядом с Вулли и с картой на коленях. И перед восходом, когда они свернули с дорожки на шоссе, ни один из них не оглянулся назад.

Может, у них у всех были причины выехать пораньше, думал Эммет. Может, всем хотелось очутиться где-нибудь еще.

Поскольку Дачес сидел впереди, Билли спросил, не хочет ли он к себе карту. Дачес отказался, сославшись на то, что от чтения в машине его мутит, и Эммет почувствовал некоторое облегчение: Дачес не всегда внимателен к деталям, между тем как Билли – прирожденный штурман. У него не только был компас и карандаши наготове, но еще и линейка, так что он мог рассчитывать расстояния по карте в дюймовом масштабе. Но когда Эммет включил правый поворотник перед шоссе 34, он пожалел, что штурманом у него не Дачес.

– Ты рано включил поворотник, – сказал Билли. – Надо еще немного проехать.

– Я поворачиваю на шоссе тридцать четыре, – объяснил Эммет. – Это кратчайший путь к Омахе.

– Но к Омахе ведет шоссе Линкольна.

Эммет остановился на обочине и посмотрел на брата.

– Да, Билли. Но тогда мы немного отклонимся.

– Немного отклонимся от чего? – с улыбкой спросил Дачес.

– Немного отклонимся от нашего маршрута, – сказал Эммет.

Дачес обернулся к задним пассажирам.

– Билли, сколько еще до шоссе Линкольна?

Билли приложил линейку к карте и сказал, что семнадцать с половиной миль.

Вулли, тихо любовавшийся пейзажем, с любопытством повернулся к Билли.

– А что это за шоссе Линкольна? Какое-то особенное шоссе?

– Это было первое шоссе через всю Америку.

– Брось, Эммет, – сказал Дачес. – Что такое семнадцать с половиной миль?

«Это семнадцать с половиной миль, – хотел ответить Эммет, – к тому крюку в сто тридцать, которые мы должны проехать, чтобы доставить тебя в Омаху». Но, с другой стороны, Эммет понимал, что Дачес прав. Эти лишние мили – ерунда, особенно учитывая, как расстроится Билли, если он настоит на шоссе тридцать четыре.

– Ладно, – сказал он. – Поедем по шоссе Линкольна.

Он выехал на полотно и почти видел, как брат кивает головой, одобряя его решение.

За семнадцать с половиной миль никто не произнес и слова. Но когда Эммет повернул направо у Сентрал-Сити, брат взволнованно поднял голову от карты.

– Это оно, – сказал Билли. – Шоссе Линкольна.

Он подался вперед, посмотреть, что там дальше, потом оглянулся, посмотреть, что осталось позади. Сентрал-Сити, может, только по названию город, но Билли, месяцами мечтавший о поездке в Калифорнию, был доволен тем, что здешние рестораны и мотели, хоть их тут совсем немного, похожи на те, что на открытках от мамы. А что они едут не в ту сторону, это сейчас не сильно его огорчало.

Вулли тоже был взволнован и смотрел на придорожные заведения одобрительно.

– Значит, эта дорога идет от берега до берега?

– Почти от берега до берега, – уточнил Билли. – Она идет от Нью-Йорка до Сан-Франциско.

– Так похоже, что от берега до берега, – заметил Дачес.

– Нет, шоссе Линкольна не начинается и не кончается у воды. Оно начинается на Таймс-Сквер и кончается у Дворца Почетного легиона.

– И названо в честь Авраама Линкольна? – спросил Вулли.

– Да, – сказал Билли. – И вдоль него стоят его статуи.

– Вдоль всего шоссе?

– Бойскауты собирали деньги на них.

– На столе моего прадеда стоит бюст Авраама Линкольна, – с улыбкой сказал Вулли. – Он очень уважал президента Линкольна.

– А давно провели это шоссе? – поинтересовался Дачес.

– Его придумал мистер Карл Г. Фишер в одна тысяча девятьсот двенадцатом году.

– Придумал?

– Да, – сказал Билли. – Придумал. Он считал, что американцы должны иметь возможность ездить из одного конца страны до другого. Первые отрезки шоссе он построил в одна тысяча девятьсот тринадцатом году, с помощью пожертвований.

– Люди давали ему деньги для строительства? – удивился Дачес.

Билли важно кивнул.

– В том числе Томас Эдисон и Тедди Рузвельт.

– Тедди Рузвельт! – воскликнул Дачес.

– «Делай что можешь там, где ты есть», – сказал Вулли.

Они ехали на восток; Билли исправно называл каждый город, который они проезжали, а Эммет был доволен хотя бы тем, что едут с приличной скоростью.

Да, заезд в Омаху – лишний крюк, но выехали они спозаранок, и Эммет рассчитывал, что, высадив Дачеса и Вулли на автобусной станции, они повернут обратно и спокойно доберутся до Огаллалы еще засветло. А может быть, и до Шайенна. Сейчас июнь, светлого времени у них – восемнадцать часов. Если готовы ехать двенадцать часов в день, со средней скоростью пятьдесят миль в час, думал Эммет, то можем добраться до места за три дня, даже чуть быстрее.

Но тут Билли показал на водонапорную башню вдалеке, а на ней слово «Льюис».

– Дачес, смотри. Льюис. Ты в этом городе жил?

– Ты жил в Небраске? – спросил Эммет, повернувшись к Дачесу.

– Года два, в детстве, – подтвердил Дачес.

Он сел прямо и с интересом стал осматриваться.

– Слушай, – сказал он Эммету. – Можем завернуть немного? Я бы посмотрел на дом. Ну, вспомнить старое.

– Дачес…

– Ну, давай! Пожалуйста. Я знаю, ты сказал, что хочешь быть в Омахе к восьми, но мы вроде быстро ехали.

– Мы на двенадцать минут опережаем расписание, – сказал Билли, поглядев на свои армейские часы.

– Вот. Видишь?

– Ладно, – сказал Эммет. – Завернем. Но только взглянуть.

– А больше и не прошу.

На окраине Дачес взял на себя обязанности штурмана и показывал ориентиры.

– Да. Да. Да. Вот! Теперь у пожарного депо налево.

Эммет повернул налево, к жилым кварталам с красивыми домами и ухоженными лужайками. Через две-три мили они миновали церковь с высоким шпилем и парк.

– Теперь направо, – сказал Дачес.

Они выехали на широкую извилистую дорогу, обсаженную деревьями.

– Подъезжай туда.

Эммет подъехал.

Они остановились перед зеленым холмом; наверху стояло большое каменное здание. Трехэтажное, с башенками по обоим бокам, выглядело как особняк.

– Это был твой дом? – спросил Билли.

– Нет, – засмеявшись, сказал Дачес. – Это типа школы.

– Пансион? – спросил Билли.

– Типа того.

С минуту они любовались его благородным видом, потом Дачес повернулся к Эммету.

– Можно, я зайду?

– Зачем?

– Поздороваться.

– Дачес, сейчас полседьмого утра.

– Если все спят, оставлю записку. Будет им сюрприз.

– Записку твоим учителям? – спросил Билли.

– Им. Записку моим учителям. Ну что, Эммет? Всего несколько минут. Пять минут от силы.

Эммет взглянул на часы на щитке.

– Ладно. Пять минут.

Дачес взял школьную сумку с пола, вылез из машины и затрусил вверх по склону к зданию.

А в машине Билли стал объяснять Вулли, почему ему с Эмметом надо успеть в Сан-Франциско к четвертому июля.

Эммет выключил зажигание и смотрел через ветровое стекло, мечтая о сигарете.

Пять минут прошли.

Потом еще пять.

Эммет качал головой, ругая себя за то, что отпустил Дачеса в дом. Никто никуда не забегает на пять минут, неважно, с утра или нет. Тем более не тот, кто любит поболтать, как Дачес.

Эммет вылез из машины и подошел к ней с другой стороны. Он прислонился к двери и посмотрел на школу; она была сложена из розового известняка, как здание суда в Моргене. Камень, наверное, везли из карьера в округе Касс. В конце тысяча восьмисотых из него строили здания муниципалитетов, библиотек и судов во всех городах в радиусе двухсот миль. Некоторые здания были как близнецы, и когда ты переезжал из одного города в соседний, казалось, что ты никуда и не ехал.

И все же что-то было не так в этом здании. Только через несколько минут Эммет сообразил, в чем странность: не было парадного входа. Строился ли дом как особняк или как школа, у такого внушительного здания должен быть подобающий вход. Должна быть подъездная дорожка, обсаженная деревьями, и солидная дверь.

Эммет решил, что они подъехали к дому с тыла. Но почему Дачес не направил их к главному фасаду?

И зачем он взял сумку?

– Я ненадолго, – сказал Эммет брату и Вулли.

– Давай, – отозвались они, не отрываясь от карты.

Поднявшись по склону, Эммет направился к двери, расположенной посередине. С каждым шагом в нем нарастало раздражение, он уже думал, какую взбучку устроит Дачесу, когда его найдет. Скажет ему понятным языком, что им некогда заниматься разными глупостями. Что его незваное появление – само по себе морока и поездка в Омаху отнимет у них два с половиной часа. А туда и обратно – пять часов. Но мысли эти вылетели у него из головы, когда он увидел разбитое стекло в двери – ближайшее к ручке. Эммет открыл дверь и вошел; стекло хрустело под ногами.

Он очутился в большой кухне с двумя стальными раковинами, плитой с десятью конфорками и большим холодильником. Как и в большинстве общественных кухонь, здесь навели порядок накануне вечером – столы очищены, шкафы закрыты, кастрюли висят на крючках.

Единственный признак беспорядка – кроме разбитого стекла, – кладовая, где выдвинуты ящики и на полу валяются ложки.

Через двустворчатую дверь Эммет вошел в обитую деревом столовую – шесть длинных столов, какие ожидаешь увидеть в монастыре. И дополняет религиозную атмосферу большое витражное окно, бросающее желтые, красные и синие пятна на стену напротив. На витраже Иисус, восставший из мертвых, показывает раны на руках – но здесь в дополнение к изумленным апостолам присутствуют дети.

Из столовой Эммет вышел в просторный вестибюль. Слева находилась внушительная парадная дверь, а справа – лестница из такого же лакированного дуба. В других обстоятельствах Эммет задержался бы, чтобы рассмотреть резьбу на филенках двери и балясины лестницы, но успел только отметить качество работы, – наверху происходила какая-то кутерьма.

Шагая через ступеньку, Эммет миновал еще одну россыпь ложек. С площадки второго этажа коридоры уходили в противоположные стороны, справа слышался легко узнаваемый шум детской возни. Туда он и направился.

За первой дверью оказалась спальня. Кровати стояли двумя рядами, ровно, но постели были в полном беспорядке – и пусты. Следующая дверь вела во вторую спальню, тоже с двумя рядами кроватей и вздыбленным бельем. Но здесь человек шестьдесят мальчиков в голубых пижамах, разбившись на шумные группы, окружали шесть банок с клубничным вареньем.

В одних кружках они дисциплинированно черпали ложками варенье по очереди, в других норовили всех опередить, поскорее сунуть ложку, отправить варенье в рот и успеть еще раз, пока не опустела банка.

Только теперь Эммету пришло в голову, что это не школа-пансион. Это был детский дом.

Пока Эммет наблюдал за их возней, его заметил мальчик лет десяти, в очках, и дернул за рукав мальчика постарше. Этот, глядя на Эммета, подал знак сверстнику. Не обменявшись ни словом, двое, плечом к плечу, приблизились к Эммету и остановились между ним и остальными.

Эммет миролюбиво поднял руки.

– Я не собираюсь вам мешать. Я ищу друга. Он вам варенье принес.

Двое старших смотрели на Эммета молча, а тот, что в очках, показал на коридор.

– Он пошел обратно.

Эммет вышел из комнаты и вернулся на лестничную площадку. Он хотел уже спускаться, но из противоположного коридора послышался приглушенный женский крик, а следом – стук в дверь. Эммет остановился, пошел по коридору и увидел две двери, ручки которых были подперты спинками наклоненных стульев. Крики и стук доносились из-за первой двери.

– Открой дверь! Сию же минуту!

Эммет убрал стул и открыл дверь – в коридор вывалилась женщина лет сорока в длинной белой ночной рубашке. За ней Эммет увидел другую – она сидела на кровати и плакала.

– Как ты посмел! – закричала стучавшая, восстановив равновесие.

Эммет, не обращая на нее внимания, подошел ко второй двери и убрал стул. В комнате у кровати стояла на коленях женщина – молилась; вторая, постарше, сидела в кресле с высокой спинкой и спокойно курила сигарету.

– А! – сказала она, увидев Эммета. – Как любезно, что вы открыли дверь. Заходите, заходите.

Она погасила сигарету в пепельнице у себя на коленях, и Эммет неуверенно шагнул в комнату. Тут же за спиной у него появилась женщина из первой комнаты.

– Как ты посмел! – снова крикнула она.

– Сестра Береника, – сказала старшая. – Почему ты повышаешь голос на молодого человека? Разве ты не понимаешь, что он наш освободитель?

В комнату вошла плакавшая, все еще в слезах, а старшая обратилась к той, что стояла на коленях.

– Сострадание прежде молитв, сестра Эллен.

– Да, сестра Агнесса.

Сестра Эллен встала и обняла плачущую, приговаривая: «Ну, все. Все», а сестра Агнесса снова обратилась к Эммету.