II

В назначенный день, в условленное время господин Салих пришёл давать мне первый урок. Тут я скажу вот что: перед его приходом я старалась разрешить очень важный для меня вопрос: что мне делать – спуститься в зал пораньше и ждать его или только после его прихода? Как ученица, я должна ждать его на своём месте, то есть за инструментом. Но в то же время я ведь всё же барышня, то есть я должна спуститься после того, как господин Салих появится, это вполне извинительно… Так даже правильнее будет. И я в этот раз так и сделала – появилась в зале только после его прихода. Мы поклонились друг другу. Папа был уже там, и они, стоя, беседовали. Господин Салих, соблюдая приличия, не спешил подойти ко мне, только через некоторое время спросил у папы разрешения начать урок. «Пожалуйста!» – сказал папа и уселся в своё жёлтое бархатное кресло. До конца урока он будет сидеть, слушая нас. Трудная ситуация!.. Особенно неудобно перед господином Салихом – кто-то будет сидеть, уставившись тебе в спину!..

Однако господин Салих, не удивляясь этой ситуации, спокойненько подошёл ко мне, положил на пианино свёрток и предложил мне сесть. Сам, взяв стул, устроился несколько поодаль.

Я жду его первого слова – с чего мой учитель начнёт урок?.. Конечно, сначала скажет несколько слов о музыке вообще. Но он начал очень просто:

– Барышня, – сказал он, – вы уже ноты знаете и на пианино прилично играете. Поэтому хочу начать сегодняшний урок прямо с изучения наших народных мелодий. Вы ведь не будете против?

Мой учитель так у меня спрашивает – это удивительно! Я робко ответила «нет».

– Ну тогда я вам сыграю. Разрешите!

Я отодвинулась подальше, он пересел к инструменту. Начав играть, он сказал следующее:

– У татар очень много мелодий. В основе всех их – пятинотный лад, а мелодии друг от друга отличаются. Есть «Тәфтиләү» – «Лира», «Алмагачлары» – «Яблони». Обе созданы в пентатонике, но какая разница между ними! В первой – глубокая печаль, в другой – энергия, радость. Такая у народа душа, барышня, – умеет найти мелодии, песни, чтобы выразить самые тонкие переживания! Мы будем разучивать разные из них. А пока, чтобы играть, выберем полегче. Например, «Родной язык»! Она вам, наверное, знакома… Во всех школах её поют на слова покойного Габдуллы Тукая.

– Мы тоже пели её хором, – сказала я, осмелев.

– Вот и хорошо… Прежде эту мелодию называли «На могиле матери». Когда стали петь на слова Тукая, можно сказать, мелодия родилась заново. Из мелодии тяжёлого горя она превратилась в мелодию светлого духа. И название: «Родной язык»!

И правда, вот как, оказывается!.. Даже то, как господин Салих произнёс это с какой-то детской радостью, показалось мне особенно удивительным. Я невольно обернулась к нему, а он, как будто этого ждал: широко раскрытыми глазами смотрел на меня! На секунду мы оба как будто смутились. Затем он спокойно сказал:

– Теперь слушайте! – и приготовился играть.

Он остался на том месте, где сидел, распрямился, поднял голову, глядя вверх, немного задумался и, как-то странно тряхнув плечом, положил руки на клавиатуру. Вот тут я обратила внимание на его руки! Пальцы не очень длинные, однако в меру тонкие. Вот он красивым движением немного приподнял руки и начал не спеша, мягко и легко играть. На свои руки совсем не смотрит, они как крылья чайки лишь задевают клавиши, а при этом мелодия потекла ровно, непрерывно, то затихая, то замедляясь в нужных местах.

Вот он завершил исполнение, музыка смолкла, а песня, вот удивительно! – как будто всё продолжалась. Господин Салих и сам, прислушиваясь, немного приостановился, затем осторожно убрал руки с клавиатуры, слегка вздохнув, сказал: «Вот так!»

Мне очень сложно давать оценку его игре, потому что не имею права, но только одно хочу сказать: Господин Салих очень естественный, очень непосредственный человек, вероятно, поэтому он играл так проникновенно. Даже папа, который тихо сидел, не смог не сказать:

– Прелестно! Прелестно, господин Салих!

Господин Салих, усмехаясь и, чтобы не оставить без ответа, сказал:

– Спасибо! – И, повернувшись ко мне, продолжил свою речь. – Каждый музыкант, барышня, исполняет по-своему, потому что он по-своему слышит мелодию, поэтому я не могу вас заставить играть, как я. Но мелодию вы должны усвоить правильно. Поэтому сначала нужно играть, глядя в ноты, надо будет играть по нотам… Вот я вам принёс ноты «Родного языка», которые записал сам.

Он развернул свёрток, который лежал на пианино, вытащил ноты и один лист протянул мне:

– А теперь вы попробуйте сыграть!

Я села поближе, раскрыла и поставила перед собой двухстраничные ноты.

– Не спешите, сначала хорошенько просмотрите, – сказал господин Салих.

Я прошлась глазами по нотным знакам – мелодия была «читаема». И когда я, собираясь играть, положила руки на клавиатуру, господин Салих ещё добавил:

– Локти не прижимайте к себе. Вот так. Вообще, когда играешь, надо сидеть естественно.

Это мне всегда говорила и Маргарита Яковлевна, как правильно ставить пальцы, правильно двигать ими – всё это она показывала мне. Ведь и сама знаю и при этом всё время прижимаю локти к бокам. (Или это привычка застенчивых девочек!) Я так волновалась, что не могла начать. Господин Салих, почувствовав это, тихонько напел: «Ля-ля-си-ля-фа-диез…» И я отчаянно начала. Мелодия была очень простая, очень знакомая, поэтому я, вроде бы ничего не испортив, сыграла её до конца… Однако господин Салих попросил внимательно повторить её снова. Только после этого он сказал:

– Так, вроде правильно играете, барышня. Только прислушивайтесь к течению мелодии. Старайтесь играть так, как написано в нотах. Точно сохраняйте ритм. Это вам понятно?

– Понятно, – ответила я.

– Конечно же, надо много раз повторять. До следующего урока старайтесь играть её с душой. Это будет моё первое задание. Ещё вот что хочу сказать: чтобы совершенствовать технику игры, вы не должны забывать старые упражнения. Видимо, та ханым вас заставляла играть различные упражнения. Вот их снова надо повторить. Знаете, добиться музыкального мастерства можно только постоянными беспрерывными упражнениями. Иначе не получится… А у вас есть «Этюды» Черни?

– Нет, я не смогла их найти.

– Тогда я вам их принесу… Это будет очень полезно для обогащения техники… А теперь я ещё раз сыграю «Родной язык»… Как я говорил, не ради того, чтобы мне подражать, а чтобы правильно услышать… В некоторых местах плавно, помедленнее, в некоторых местах повыше, посильнее – обратите на это внимание!

…Да, совсем по-другому!.. Когда он играет, мелодия как будто сама находит своё естественное, правильное звучание – кажется, что играть по-другому невозможно. Кажется, что это очень открыто, очень точно и очень легко… И после него хочется сыграть – возможно, получится как у него… Ладно, это самообман. Разве настоящего музыканта можно повторить?! Даже сильнее его мастер не смог бы этого сделать. И всё же, когда снова повнимательнее сыграла, не так сильно волнуясь, господин Салих удовлетворённо воскликнул:

– Вот видите! – обрадовал он меня. – На этот раз сыграли и правильнее, и точнее. То есть то, что исполняешь руками, оказывается, слушать надо душой, барышня!

Хоть это было сказано только в утешение, но настроение моё поднялось. Не знаю, как в других делах, но в музыке чрезвычайно важно обнадёживание, ведь тому, кто обучается музыке, как воздух нужна вера в себя…

Так прошёл наш первый урок. Господин Салих, наказав мне ещё раз как следует поучить «Родной язык» и вообще почаще повторять упражнения, встал, чтобы уйти.

Папа тоже поднялся со своего места:

– Господин Салих, не спешите-ка. Сейчас готовят чай. Перед уходом попейте чаю!

– Спасибо, Ахметжан-абзый! – вежливо ответил господин Салих. – Мне пора идти.

Когда папа снова начал: «Нет, ну правда», он, как бы говоря: «не принуждайте», поднял обе руки, ещё раз поблагодарил, обернувшись ко мне поклонился:

– До свидания, барышня!

И лёгкими шагами направился к выходу. Папа пошёл его провожать.

* * *

Я вернулась в свою комнату. Настроение было прекрасное. Сегодняшний урок, по-моему, прошёл очень успешно. По крайней мере я довольна, очень довольна!..

Всё сказанное господином Салихом было легко для понимания, всё сказанное каким-то образом через душу впитывалось в память. Ко мне и учительница была очень внимательна – ни разу она не выразила беспокойства или огорчения.

Кроме того папа, сидевший специально, чтобы слушать, думаю, остался доволен. Ведь господин Салих держал себя очень воспитанно и тактично!.. Причём не нарочито, а очень естественным образом – надо полагать, это была его манера держаться.

Утончённый человек! Однако эта утончённость не только в его внешности и манере держаться, но, видимо, она есть в его внутреннем мире, в его природе – вот что я почувствовала сегодня. И хотя он такой молодой, как он свободно и на равных держит себя с моим папой, даже в разговоре чувствовалось некоторое превосходство!

Моя мама любит анализировать родословные. Она делит людей на «благородных» и «неблагородных» в зависимости от того, кто их родители и какая у них родословная. Вот и я думаю: кто родители этого красивого парня, из какой он семьи, кто его воспитывал. Родственник какого-нибудь хазрата, сын большого богача или дитя учителя? Однако он не должен быть сыном хазрата или богача, потому что мама бы давно об этом узнала и мне бы сообщила, что это сын такого-то купца или такого-то хазрата. А кроме того, трудно поверить, чтобы парень из такой семьи был бы музыкантом или работал в театре. Может быть, он из рода какого-нибудь мурзы^[26]?.. Нет, едва ли, этому моя душа не верит. Ладно, ни к чему голову ломать, какое значение это имеет?.. Чей бы сын он ни был, господин Салих, когда появился на этом свете, он родился как само благородство, по-моему… Словом, я ему удивляюсь, восхищаюсь и… радуюсь, и сама ясно не знаю, чему радуюсь.

III

Время проходит. Вот третий… пятый, шестой урок прошёл. Таким образом, наши уроки шли по известной колее. Господин Салих приходит два раза в неделю, ни разу не опоздав ни на минуту. И как только заканчивается урок, не задерживаясь ни на минуту, уходит. Папа пару раз после урока пытался уговорить его остаться на чаепитие, но он всегда говорил «нет времени, много работы», и, поблагодарив, отказывался остаться. Конечно, работы немало, наверное, всё-таки, кроме игры в оркестре, он вместе с артистами посещает различные места, особенно казармы, участвуя там в концертах, но истинная причина того, что он не остаётся, по-моему, не в этом. Я думаю, господин Салих считает, что приходящему учителю неприлично у нас есть и пить. В этом настоящая причина. Я думаю, что на его месте я так же поступила бы – человек ведь должен знать свой уровень!

При этом мы постепенно сильно привыкли друг к другу… Во время уроков мы стали держаться естественнее и проще. Я уже излишне не волнуюсь и стараюсь держать себя свободнее и даже как-то бесцеремонно… Признаки таких изменений мне неожиданно привелось обнаружить. На одном из последних уроков я, собираясь что-то сказать, начала с «господин Салих», в этом месте он меня резко прервал:

– Барышня, ради Бога, не называйте меня «господин Салих».

Возможно, из-за того, что сказано это было очень категоричным образом, я удивилась:

– Почему? Или нельзя, или это запрещённое слово?

– Нет, – сказал он, усмехаясь, – декрет о запрете ещё не выходил… только я сам этого не хочу.

– Почему?

– Видите ли, – произнёс он, всё так же усмехаясь, – я ведь человек, не успевший стать «господином». Поздновато родился!

Действительно, а не верно ли он говорит? Господа обычно были большие, почтенные люди. А у этого даже усы ещё как следует не появились… И мне самой обращаться к нему – молодому парню «господин» казалось странным и стыдным. И всё же в то время обращаться иначе было невозможно.

Немного растерявшись, я несмело спросила:

– А как нужно обращаться?

– Теперь, сами знаете, ко всем людям обращаются «товарищ», – ответил Салих… господин Салих. – Однако я не дерзну сказать вам: «Обращайтесь ко мне так же». Сказать так было бы не совсем прилично, особенно барышне. В крайнем случае можете обращаться ко мне «абый». А если будете говорить просто «Салих», будет ещё лучше.

И верно, почему не говорить просто «абый». Он ведь старше меня на несколько лет. Казанские девушки, если им понравился парень помоложе их, говорят «абый, душа моя». Только я боюсь, что это не понравится папе. Ещё подумает что-нибудь. Слово «господин» как бы отдаляет людей друг от друга, а «абый» напротив – сближает… Нет, я так поступлю: в присутствии папы я буду говорить «господин Салих», а когда мы будем только вдвоём, от души буду называть его «Салих-абый», а только для меня одной он будет «Салих». Это имя мне очень нравится, оно ему очень подходит, пусть он только для меня останется «Салихом»!