Цитаты из книг автора «Амиран Урушадзе»

В июле 1861 года Гази-Мухаммед вместе с отцом во второй раз посетил российские столицы. Из Москвы в Петербург они ехали на поезде, который привел их в восторг: «Подлинно, русские делают то, чего правоверным и на мысль не может прийти… Чтобы сделать то, что они делают, надо иметь слишком большие средства, а главное, слишком большие знания, которые, не знаю почему, отвергаются учением нашей религии», – говорил впечатленный Шамиль. Целью путешествия было свидание с императором Александром II.

Присмотр за Шамилем и его семейством должен быть постоянный, но для него не стеснительный». Кроме контроля контактов и писем имама (особенно на Кавказ и обратно), пристава обязали вести дневник для записи содержания разговоров с Шамилем. Так появился дневник Руновского – ценный и информативный источник сведений об имаме Чечни и Дагестана и просто о горце Шамиле из Гимров.

В конце XIX столетия природу опустошенной Черкесии внимательно изучал русский ученый Иван Клинген. Подводя неутешительные итоги казачьей колонизации, он писал: «В продолжении более чем четверти века испытаны всевозможные меры заселения, немало денег и энергии ушло на бесплодные попытки, а все же дело не продвинулось. В чем же здесь тайна?» И сам отвечал на свой вопрос: «Исчезли горцы, но вместе с ними исчезло их знание местных условий, их опытность, та народная мудрость, которая у беднейших народов составляет лучшее сокровище и которой не должен брезговать даже самый культурный европеец».

Выселение черкесов позволило Российской империи окончательно покорить Северо-Западный Кавказ, но отнюдь не способствовало процветанию региона. Напротив, прекрасные когда-то черкесские сады пришли в запустение. Плодородный и богатый край превратился в медвежий угол. Казаки оказались неспособными вести хозяйство в новых условиях.

представить, но деревню, где живут черкесы, невозможно описать. Сказать правду, это сборище нищих и голодных оборванцев. А ведь многие из них еще так недавно жили себе чудесно на Кавказе и понятия не имели, что значит быть голодным и оборванным. А здесь, как въедешь в мусульманский поселок, тебя охватывает тоска и желание выбраться как можно скорее

Счастливчики, которым удавалось достичь Турции, радовались преждевременно. Испытания только начинались. Османские власти селили мухаджиров в самых невыгодных местах, обременяли налогами. О бедственном положении черкесов в Турции много писал адыгский публицист Давлет-Гирей Хатакокор. Вот отрывок из его статьи: «Безотраднее турецкой деревни трудно даже себе

По условиям Ясского мира (29 декабря 1791 года), завершившего очередную Русско-турецкую войну, османы обещали, что сумеют полностью прекратить набеги черкесов на пограничные русские крепости и поселения. Но несмотря на это, императрица Екатерина II повелела укрепить правый кубанский берег новыми фортециями и казачьими станицами. Сия монаршая воля стала причиной уныния среди донских казаков. Их службе шел уже третий год и наступившей весной они ждали только одного – возвращения домой на Дон. Вместо этого казакам велели поселиться на Кубани. Начальство приказало рубить лес и строить избы, чтобы к осени в двенадцати новых станицах могли разместиться по 200 казачьих семей, а в Усть-Лабинской станице – 400 семей. Всего Екатерина II и кавказский генерал-губернатор Иван Гудович рассчитывали поселить н

Тот же Александр Пустогородов оказывается мишенью для нападок кордонного командующего. Причиной стал отказ офицера привозить из экспедиций головы убитых черкесов для последующей продажи родственникам. Черкесы считали невозможным хоронить безголовые тела, а потому были готовы платить выкуп. За каждую голову начальник Пустогородова получал по несколько баранов, а то и корову, чем составил себе солидное состояние. Взбешенный самоволием подчиненного, командующий велит передать капитану, что «он раскается, но поздно, в своем труполюбии». В кордонном начальнике из романа угадывается генерал Григорий фон Засс, в 1840–1842 годах командир правого фланга Кавказской линии. О маниакальной жестокости Засса сообщал в своих воспоминаниях Николай Лорер, разжалованный и сосланный на войну с горцами за участие в деле декабристов. Однажды он заметил генералу, что не одобряет его тактики: «Россия хочет покорить Кавказ, во что бы то ни стало, – отвечал Засс. – С народами, нашими неприятелями, чем взять, как не страхом и грозой? Тут не годится филантропия, и Ермолов, вешая беспощадно, грабя и сжигая аулы, только этим и успевал более нашего. Еще до сих пор имя его с трепетом произносится в горах, и им пугают маленьких детей».

Так течет жизнь Александра Пустогородова – «настоящего кавказца». Он сражается против непокорных черкесов, но это не мешает ему питать чувство глубокого к ним уважения. «Черкесов укоряют в невежестве, – говорит русский офицер. – Но взгляните на их садоводство, ремесла, особенно в тех местах, где наша образованность не накладывала просвещенной руки своей, и вы согласитесь со мною, что они не такие звери, какими привыкли мы их почитать». Получив рану в одном из набегов, Пустогородов не пользуется услугами полкового лекаря, а просит помощи черкесского знахаря из мирного аула. Казачий командир «в Азии уважает азиатские обычаи и оттого изучил их».

Классическая датировка Кавказской войны 1817–1864 годами не раз обоснованно ставилась под сомнение и пересматривалась в сторону расширения. Но даже если принять концепцию «короткой Кавказской войны», то получается, что горцы и русские, служившие на Кавказе, находились в состоянии вооруженного противоборства почти полвека. Большая часть жизни многих из них прошла на фоне Кавказской войны. Эти долгие годы были не только временем войны, но и временем обоюдного узнавания, формирования и расширения каналов мирного общения. Война – это, прежде всего, ожидание… обеда, выгодного обмена, новостей, походов, сражений, наград и повышений. Ожидание – одна из ключевых характеристик времени Кавказской войны. Петербург ожидал известий об окончательном покорении Кавказа, Тифлис не менее напряженно ждал новых подкреплений для перехода к решительным действиям, сорокалетние поручики и пятидесятилетние капитаны Отдельного Кавказского корпуса безнадежно ожидали производства в следующий чин, а гвардейские офицеры-новички, начитавшиеся повестей Бестужева-Марлинского, ожидали героических подвигов и романтических приключений.