Владислав
День выдался не из простых.
Каждый, кому не лень, спешил поздравить с приближающимся днём рождения. Похлопать по плечу, задать идиотский вопрос:
"И каково это быть старым?"
А примерно так же, как быть тупым – не особо замечаешь, а потом – бам – и над тобой все смеются.
Снимаю очки, потираю переносицу пальцами. Может, перейти на линзы? Подкрасить виски, прикупить хипстерские брюки? Черт… так недалеко и до красного кабриолета с молодой девицей в купе. Кризис среднего возраста, не рановато ли ты заглянул?
Почта пестрит очередным письмом с текстом "Поздравляю!" Устало выдыхаю. И когда это примета "заранее не поздравлять" потеряла свою актуальность? Вышла из моды вместе с "аськой", барсетками и адекватностью? Или нынче молодежь не суеверна?
Снимаю удушающий пиджак и откидываюсь в огромном кожаном кресле. Жара стоит, ни один кондиционер не спасает. А наши граждане, видимо, решили, что мыться смысла не имеет, все равно через пять минут снова потеть и гордо вносят себя вместе с запахом ко мне в кабинет.
Встаю с места, кресло бесшумно отъезжает на пластиковых колесиках к стене, звук работающего системника становится громче. Выключаю сплит-систему и открываю окно на проветривание. Далее – дверь. Голоса из приемной сразу заполняют столь любимую мной тишину кабинета, но сидеть в провонявшей немытыми телами консервной банке – выше моих сил.
Слава богу, приемные часы окончены, а завершение рабочего дня уже маячит на горизонте. Эта пятница вымотала слишком много нервов. И не только из-за не к месту сказанных комплиментов в мой адрес. В копилку щедро прибавили: бесконечный поток маразматичек, желающих отписать квартиры "хорошей девочке Свете, а не неблагодарной дочери" и слетевшие с катушек страховые компании, пачками готовящие документы на тендер.
– Дружище, я такую тёлочку тебе нашел – загляденье! – в кабинет влетает мой партнёр, а по совместительству и лучший друг – Серегин.
Вальяжно проходит к креслу и вольготно устраивается за моим столом. Сцепляет руки в замок у себя на пузе и улыбается, как чеширский кот.
– Не интересует, – только и остаётся, что глубоко выдыхать.
Раздражает.
– Нет, ты послушай, студентка МГИМО! Третий курс! И это подсказка, кое-что на ее теле такого же размера, – он по́шло очерчивает визуально грудь, больше похожую на бидоны.
– Макс, что не ясно? Сказал же, что не интересует. И вчера не интересовало, и месяц назад, и год. Почему что-то должно измениться сегодня?
Подхожу к столу и резким движением вытряхиваю приятеля из кресла.
– Терминатор хренов, – возмущается тот, выпрямляясь в полный рост. – Опять будешь дрочить в одиночестве, а потом ужинать с котом, ведя задушевные беседы? Может, хотя бы вырвемся в бар завтра?
– Может, и вырвемся, – говорю, просто чтоб отстал. Ибо реально планировал провести вечер, как и любой другой – на диване под пиво. И плевать, что завтра стукнет тридцать восемь.
– Отлично! Я закажу нам кабинку. Там у них такая программа для випов…
– Я сказал никаких проституток, – спокойно повторяю неугомонному другу.
– Вот зуб тебе даю, проституток не будет! – и древнейшую профессию он так выделяет интонационно, что сомневаться не приходится – найдет альтернативу.
По пути к дому сам себя уговариваю выбраться завтра из дома. И не просто в спортзал, где поселился последние месяцы за неимением более интересных альтернатив, а реально с пацанами, как в старые добрые. И хотя сами мы все уже совсем не добрые, седая борода по праву позволяет причислить нас к старым. И это поистине печально.
Захожу в магазин у дома, беру корм для кота, которого подобрал на улице пару недель назад, и, стараясь растянуть дорогу к подъезду, иду не спеша. Разгар лета раньше приносил хоть какое-то удовольствие. Собирались большой компанией, выезжали на природу, пели под гитару… Она, кстати, валяется где-то в одной из так и не распечатанных после переезда коробок.
Думал, сменю место жительства, поменяю вид из окна и снова захочется жить полной жизнью. А на деле – очередной день рождения в одиночестве и голодный кот дома. Ну его нахрен, этот праздник, никуда не пойду завтра.
С мрачными мыслями о грядущей неизбежной старости захожу в квартиру. Меня встречает гордый зверь по кличке Муфаса. И хотя он совсем не выглядит, как царь зверей со своим облезлый боком, поведение его выдает благородное происхождение.
– Ну что, шерстяной, посмотрим сегодня "Ходячих"?2 – глажу живность по спине, он выгибается, трется об ногу.
Хороший зверь кот. Честный. Кормишь – любит. Нет – и суда нет. С женщинами гораздо сложнее. Наверное, поэтому здесь нет ни одной.
Снимаю ботинки, вешаю пиджак при входе и направляюсь на кухню, сопровождаемый громким мяуканьем.
И замираю в проеме, как только взгляд цепляется за нечто полуголое, невообразимо яркое и задницей кверху. Это ещё что за на…?
Полуголая девица с самыми безумными волосами, которые я когда-либо видел, отчаянно машет руками за стеклом. И, кажется, даже что-то кричит. Ее ярко голубые лохмы мечутся из стороны в сторону, когда она подпрыгивает. Интересно, это парик? Косит под Мальвину?
Ну, Серёгин, ну дал. Исполнил-таки угрозу. Просил же без вот этого всего. И зачем запер девчонку на балконе? И почему в таком виде?
Убью идиота. Честное слово, сожму его толстую шею руками и останусь единственным владельцем нашей нотариальной конторы. Вот делать мне больше нечего, как шалав всяких выпроваживать по вечерам. И на хрена, спрашивается, другу запасные ключи от квартиры дал? Уж точно не для таких сюрпризов.
А девчонка за окном тем временем вся ежится и переминается с ноги на ногу. Босая. Совсем мозгов нет.
Резко открываю дверцу балкона и хочу было вывалить на нее поток отборных ругательств в купе с поучительной лекцией о моральных ценностях, но вижу ее лицо и столбенею. Совсем ведь ребенок передо мной. По-детски пухлые губки и огромные глазищи, обведенные густыми тенями, видать, чтоб придать возраста.
Умыть и совсем как куколка будет. Как одна из тех фарфоровых, что стояли на витрине в моем детстве. А мама не покупала, потому что это только для девочек. Вот, кажется, я и дорос до этих куколок. И даже девочкой, оказывается, не обязательно быть, чтобы с ними играть. Вот только больно молода куколка, совсем крышу снесло у друга моего, малолеток подсовывать!
Всматриваюсь в девчонку внимательно, и даже щемит что-то в груди, такое, почти отцовское. Хочется защитить хрупкое создание что ли… Отогреть, укутать и посюсюкать с ней.
Но весь флер отцовских чувств слетает, стоит ей открыть свой рот. Сначала, чтобы зарычать – полоумная какая-то! – а потом и вовсе такую ересь нести!
Хозяйничает на кухне, как на своей, имеет наглость, светить своими "прелестями" перед глазами. Хватаю ее за локоть и тащу к выходу. Пусть сама разбирается с этим идиотом, что ее сюда притащил.
– Ты сюда так припёрлась что ли? – рычу на неразумное создание. – В этих лоскутах?
Окидываю взглядом девчонку, прохожусь взглядом по выпирающим ребрам, впалому пупку и косточкам на бедрах. Такая тощая. И надо ж было, такое белье на себя напялить! Ещё и изгибается какой-то крокозяброй, подсовывая мне под нос задницу. Хорошую такую, высокую, упругую. Что-то давно забытое начинает шевелиться внизу. Не к добру это. Не хватало только растлителем малолетних заделаться!
А та складывает руки на груди и давай практиковаться в остроумии. Такую историю мне втирает, Станиславский обзавидовался бы. И про соседа, и про жену его, нечаянно нагрянувшую. Хотя звучит складно, надо признать. Но только кто же ей виноват, что ее так нагрели? Не надо одеваться, как последняя давалка. О чем ей и сообщаю, на что она язвительно выдает:
– Слишком ярко для такого старпера, как вы?
И тут тумблер переключает. Просто сносит к херам все мое железное самообладание. Не хватает только, чтобы какая-то размалеванная девица лёгкого поведения меня в возраст мой тыкала! Рывком открываю дверь, толкаю за нее нерадивую гостью и говорю аривидерчи.
Со злости хлопаю металлической дверью и с остервенением защелкиваю замок. Пусть делает, что хочет! Хоть пешком в одном неглиже до дома идет! Мне плевать!
Прислоняюсь к стене и устало потираю шею. Что за день такой сегодня? Все вверх дном.
Снаружи раздаются скребки и тихий голос:
– Мужчина, а можно мне хотя бы футболку?
Снимаю пиджак с вешалки, открываю дверь и бросаю в голубоволосое чудо. Это инстинктивно, ей богу, жалость тут ни при чем.
– Я верну-у-у, – протяжно звучит девичье, в уже закрывающуюся дверь.
– Не дай бог.
Майя
Всё-таки Аль Капоне был мужик с яйцами. И прав по всем фронтам. Вот верила я в человеческую доброту, и что "все люди братья" до последнего. Но стоило оказаться на улице – босой и в одном только безразмерном пиджаке – так сразу глаза и открылись. Нихрена мне никто не спешил помочь и от слов "будьте добры" шарахались похлеще, чем от "прикурить не найдется?"
А ведь это было средь бела дня, и я вовсе не похожу на районного рецидивиста! Но уверена, будь у меня пистолет – уже давно шла бы к автобусу в обуви и при деньгах. Прав Аль Капоне по всем статьям: с помощью пистолета и доброго слова можно добиться гораздо большего, чем с помощью одного лишь доброго слова.
И спасибо Гусе за ее познавательные кинематографичные вечера. Жаль, они не подготовили меня к такому вот повороту: жалкая, промерзшая, одиноко сидящая на скамейке, черт знает где.
В очередной раз, смотря в спину удаляющейся со скоростью света тетеньке с баулами, отчаянно выдыхаю. Ну я и тупица. Почему не подумала, как буду добираться домой? Наверное, до последнего рассчитывала, что хозяин квартиры, он же спаситель, окажется мягким плюшевым мишкой: накормит, обогреет, отправит домой на такси. А там не мишка… там Медведь! Опасное хищное животное, по арене цирка на маленьком велосипедике его кататься обучить можно, но зверь в нем никогда не станет ручным.
Мудрость от Майи, ага. Можно не записывать.
Сижу на скамейке, болтаю ногами, чтобы хоть немного скрасить минуты ожидания очередной своей жертвы. Распинаю себя на все лады: и что согласилась приехать сюда, и что оставила одежду там, и что… А хотя, что уж там, поделом. Подняться что ли наверх и судорожно стучать в квартиру откуда меня выперли? В соседнюю-то смысла нет, пусто там уже, пробовала, надеялась вещи свои отжать.
Дура, дура, дура.
В конец околев, встаю и начинаю прохаживаться под окошками. Аккуратно вдоль клумбочек, ля-ля-ля, я не извращенка, заглядывающая в окна, я просто девушка в беде. Стоп. А это что?
Взгляд натыкается на кучку сваленных в палисаднике вещей. Точно под балконом, с которого я часами ранее шустро перебиралась на соседний. Какая забота, ты подумай! Просто высший сервис!!! Даже не ожидала от человека, который так меня нагрел.
Встряхиваю белую футболку и джинсовую юбку, под ними – кеды. А телефон, телефон? Где телефон и сумочка? Отодвигаю пышные пионы, вот она, родимая, псевдо-гучи. И мой старенький айфоша даже жив! И это при падении со второго этажа! Слава Боска!3
Прижимаю к груди кусок пластика и медленно раскачиваюсь из стороны в сторону. Там же вся моя жизнь, а на новый я и к следующему году не заработаю, ибо без пяти минут бомж.
Прямо там, под окнами дома номер пятнадцать по улице Красноармейская, я натягиваю на себя чуть было не посеянные безвозвратно вещи, кутаюсь в пиджачок с медвежьего плеча – как раз пятна от травы и земельки прикрывает – и гордо вышагиваю по направлению к остановкам. Наверное. Сюда-то меня на машине везли, и действую я сейчас по интуиции и навигатору.
Домой добираюсь выжатая, как апельсинчик. Медленно плетусь пешком на четвертый этаж, – в пятиэтажках не предусмотрены лифты, вот где жесть, – и буквально вползаю в квартиру. На звук моего падающего на древнюю табуретку тела в коридоре появляется Гуся. В бигудях.
– Мась, ты чё? – спрашивает меня подруга.
А не матных слов, чтоб ответить, у меня не находится, так что я просто многозначительно молчу. И мысленно сжигаю ее бигуди. Кто вообще в двадцать первом веке на них спит? Ах да, нищие без пяти минут бомжихи, у которых сгорела последняя плойка еще полгода назад.
– Как все прошло? – предпринимает она новую попытку меня растормошить.
– Не спрашивай. Просто. Не. Спрашивай.
Я бросаю сумочку на пол, снимаю кеды и волочу свою измученную тушку в ванну. Холодный полу-душ немного бодрит, но не потому, что я так задумала, а во славу коммунальным службам, бесконечно прокладывающим трубы в нашем районе и держащих нас без горячей воды уже второй месяц.
– Хозяйка опять звонила, – "радует" меня Гуся, едва переступаю порог кухни. – Я трубку не взяла. Завтра наверняка припрется.
– Но нам же завтра заплатят? Что там, кстати, с вечером стало что-то известно?
– Ага, заказали хрюшку-шлюшку на одиннадцать.
– Ну что, кидаем жребий, кто на этот раз? – вздыхаю я.
– Не понадобится, я с утра Свинкой Пеппа две смены пашу для детишек, так что взрослые лбы на тебе.
– Чьорт! – ненавижу этот дурацкий костюм жирной свинки и то, какие вещи мне приходится в нем вытворять. – Может…
– Меняться не будем! – тут же прерывает меня подруга. – Алла четко сказала, тебя к дошкольникам больше не подпускать после того инцидента.
– Да этот пятилетний пацан вжарить Симке собирался! И как не стыдно только на Фиксика покушаться!
– Он просто проверял настоящая ли ты.
– За неприличные места!
– Ему пять!
– Ой, все они с самого рождения…
– Короче, утренники теперь мои. "Вечерники" за тобой.
– Вот где мне точно попробуют вжарить, – не могу скрыть протяжный стон. Что за жизнь у аниматоров в Москве, только детские праздники да дебильные мальчишники, а из перспектив – оплата конфетами. И не всегда это сладость в шелестящей обертке. Ой, не всегда.
На следующее утро, едва открываю глаза, натыкаюсь на свидетельство того, что вчера мне не показалось – я занималась эксгибиционизмом на балконе незнакомца, а затем он выпер меня за порог. Босую. Черствый сухарь. Вот ни за что бы туда не вернулась. Была б моя воля – вообще его квартиру вместе с владельцем сожгла бы дотла, но пиджак, мозолящий глаз напоминает: надо.
Но не сегодня, говорю себе я, не сегодня. Сейчас – отоспаться, а вечером – свино-стриптиз. Юху!
Безрадостно, почти зло переворачиваюсь на другой бок, дабы не лицезреть чертов предмет одежды, когда в следующий раз открою глаза и тут же проваливаюсь в сон.
Когда окончательно просыпаюсь, Гуся уже дома. Шумит кастрюлями прямо над ухом. Но не потому, что она фетишистка и любит пообжиматься с тефлоном в кровати. Просто я сплю на кухне. В этом месяце. Это у нас тоже по графику, ибо спальное место только одно – на ужасно скрипучем диване в единственной комнате, а тушек, желающих спать – две. Ее и моя. Кого-то третьего мы просто не потянем. Может, поэтому сюда до сих пор не ступала нога мужика.
Подруга включает доисторическую плиту, с десяток раз подряд чиркая спичками. Из четырех комфорок работают только две и те с перебоем. Ставит сковородку на огонь и яро трёт что-то на тёрке. Видать, соображает очередной шедевр из макарон и морковки, больше-то у нас ничего нет.
– Заплатила? – спрашиваю ее, кутаясь в одеяло по самую макушку.
– Ага. И на завтра работы подкинула, – улыбается Гуся. – Но я не смогу, к родителям надо смотаться, так что уговорила Аллу тебя поставить.
– Опять Пеппа? – морщусь я. Не складывается у меня со свинками.
– Не, там «Щенячий патруль» твой любимый.
– А, ну ладно тогда.
Собачки – это хорошо, там костюм удобный и программа простая. А после сегодняшнего вечера я на большее способна и не буду.
О проекте
О подписке